o 496d70464d44c373

при поступлении в МАРХИ.

Я потом долго не мог сообразить, что такое в постояльцах квартиры №44

общее. Ответ пришел сам собой. Все они – Вашингтон, Борщик, Дэн,

20

Шурик и Ваня – некогда учились в Архитектурном институте, и, хотя

высшее образование получила только Вашингтон, все до одного считали

себя полноценными, но, к сожалению, невостребованными зодчими. Это я

потом узнал.

– Я никогда не любила эту Нелли, – доверительным тоном сообщила

Вашингтон, угощая меня чаем.

– А ты мне нравишься, я рада, что теперь здесь будет жить кто-то

молодой. Четвертую комнату недавно сняла милая девочка. Она еще не

въехала. Но вы вместе однозначно вдохнете в квартиру новую жизнь.

– Я не собираюсь здесь задерживаться. Я только переночевать.

– Я тоже когда-то так думала. Шесть лет назад.

А я все ждал, когда мне это скажут. Когда меня поспешат разочаровать и

напомнят простую истину – настоящие проблемы редко решаются за одну

ночь.

– Нелли была странной, - продолжила моя собеседница, – она вечно на

кого-то злилась. Еще любила воровать. Нагло так – спиздила у меня стул,

выкрасила в черный цвет и заявила, что это ее мебель и что я обозналась.

И кошка Нелли вечно гадила в чужих комнатах, в хозяйкиной – никогда, а в

соседних просто потопы какие-то устраивала.

– Ее убили?

– Нелли?

– Да нет. Кошка где? Ее убили?

– Не знаю. Пропала куда-то. Кошка вечно исчезала, когда у Нелли

заводились мужики. Обычно Нелли обслуживала наших мальчиков.

– Дэна?

– И еще двоих, что живут с ним в комнате – Шурика и Ваню.

– А с кем Нелли водилась до смерти? Ведь кошка так и не появилась.

– Ни с кем. Месяц назад Нелли заболела чем-то заразным и осталась

совершенно одна.

– Сифилис?

– Похоже на то. Перестала разговаривать, на кухне почти не появлялась,

а из комнаты ее несло, как из пасти дохлой гиены.

– Картинно. Но я почему-то никаких запахов не учуял.

– Неделю назад Нелли вдруг как будто воскресла. Ходила такая

сияющая, в комнате генеральную уборку провела, себя починила.

21

Мальчики даже заигрывать с ней стали.

– Так, наверное, у нее и появился новый мужчина.

– Я чувствую, куда ты клонишь. Тот, с кем она водилась до смерти, ее и

убил? Извини, но не тот теперь жанр. Нелли покончила жизнь

самоубийством. Вот увидишь, экспертиза так и скажет. И это логично.

Потерянные души, вроде нее, всегда так кончают.

Вашингтон достала из холодильника бутылку водки и тут же к ней

присосалась. А я понял, кто у нас на очереди.

Да, это было самоубийство. Участковый, бесконечно жирный и

откровенный параноик, внес меня в список подозреваемых, когда узнал,

что комнату Нелли собирался занять я. Видимо, как и все мы, насмотрелся

американских фильмов. Но на следующий день экспертиза сообщила о

самоубийстве.

– Почему вы решили здесь поселиться? – спросил он.

Каким-то фантастическим образом при этом запамятовал спросить

документы. Это и единственное, за что он мне понравился. Вашингтон

позже предположила, что районный участковый вообще не считает

жильцов и гостей квартиры №44 полноценными людьми с документами и

судьбами, а по лености, свойственной людям его комплекции, к тому же не

любит себя утруждать. И мараться.

Ненавижу милицию. Она как символ социума, от которого я бесконечно

далек. Я вне системы. Система этого не любит.

И я начал врать. Я физически не мог рассказать о случае в лесу, как

будто выгораживая своих обидчиков. Еще я выгораживал Валентина, не

мог допустить, чтобы моего любимого затянули в историю какой-то

сифилитички. Конечно, это было по-детски, наоборот, Валентин мог мне

помочь – но я сжал в кулак записку с его телефоном и готовился к пыткам.

– Мне нужны деньги, – начал я, – собираюсь сдавать свою

трехкомнатную квартиру, отсиживаясь в этой дешевке.

И плевать на последствия.

– Вы владеете трехкомнатной квартирой?

Я оценил построение вопроса и обратился к своей коронной роли.

Пустил слезу и признался:

22

– Я – сирота. Мать от меня отказалась, а отец умер. Приходится

выживать.

И приходится пользоваться чужой жалостью – участвовый смягчился и

на время оставил меня в покое.

Отец погиб, когда мне исполнилось семнадцать лет. Это было заказное

убийство, он что-то не поделил с партнерами по нефтяному бизнесу и

вскоре валялся нашпигованный пулями в коридоре нашей трехкомнатной

квартиры. Я не видел лица киллера, но все-таки на некоторое время ко

мне приставили телохранителя. Иронично, но приставили все те же

коллеги по папиному бизнесу. Год до совершеннолетия я прожил с

бабушкой, после чего непризнанная скульпторша отправилась за своим

сыном.

Мстить за смерть отца мне почему-то никогда не приходило в голову, а

скульптурой бабушки любой может полюбоваться на ВДНХа. Какая-то

краля с овечками. Если память не изменяет.

Совсем никому я не рассказывал, что радовался вынужденному

одиночеству. С определенного момента я престал нуждаться в людях,

способных служить мне совестью или идейным ориентиром в этом мире. И

с детства я искренне надеялся на самостоятельность и безнаказанность.

– Где вы были в момент убийства?

Вашингтон подмигнула мне, услышав этот вопрос.

– В чем вы меня подозреваете?

– Вопросы здесь задаю я, – еще одна причина моей ненависти к

правоохранительным органам.