О Чехове
Шрифт:
***
Что же услышала Лидия Алексеевна в театре?
"Очень трудно, - пишет она, - описать то чувство, с которым я смотрела и слушала.
Но вот... вышла Нина, чтобы проститься с Тригориным. Она протянула ему медальон и объяснила:
"Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны название вашей книги".
"Какой прелестный подарок!" - сказал Григории и поцеловал медальон.
Нина ушла... а Тригорин, разглядывая, перевернул медальон и прочел "страница 121, строки 11 и 12". Два раза повторил он эти цифры и спросил вошедшую Аркадину:
{162} - Есть ли мои
И уже с книгой в руках он повторил: "страница 121, строки 11 и 12". А когда нашел, прочел тихо, но внятно: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее".
***
С самого начала, как только Нина протянула медальон, с Авиловой делалось что-то странное: она сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что ей казалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся к ней и смотрит ей в лицо. В голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но она не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, которые она напечатала на брелоке. "Несомненно это был ответ мне со сцены, - пишет Авилова, - и ответил он мне, только мне".
Книга Чехова в шкапу, найти ее ничего не стоит. Найти и прочесть. Но надо пить чай, есть ветчину, слушать Мишу и отвечать. А что там? на этой странице 121 и на строках 11 и 12! Ах, скорей бы скорей!
Наконец чай отпит. Миша прошел через гостиную в спальню.
– Мать! Ты скоро?
– Да, сейчас.
Тогда она прошла в кабинет и со свечой в руках поспешно нашла книгу, дрожащими руками отыскала страницу 121 и, отсчитав строки, прочла: "...кие {163} феномены. Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?"
В полном недоумении она пересчитала строки.
..."Спать, - пишет Авилова, - я не могла.
И вдруг точно молния блеснула в моем сознании: я выбрала строки в его книге, а он, возможно, в моей?
Миша давно спал. Я вскочила и побежала в кабинет, нашла свой томик "Счастливица", и тут на странице 121, строки 11 и 12, я прочла: "Молодым девицам бывать в маскараде не полагается".
Вот это был ответ! Все он угадал, все знал.
В театре Суворина шла переводная пьеса. ...В антракте Авилова пошла в фойе. Спешно спускаясь вниз уже после звонка, увидела Антона Павловича. Он стоял в коридоре у дверей своей ложи, той самой, где они когда-то пили шампанское. Увидев ее, он быстро шагнул ей навстречу и взял ее руку.
– Пьеса скучная, - поспешно сказал он.
– Вы согласны? Не стоит смотреть ее до конца. Я бы проводил вас домой. Ведь вы одна?
– Пожалуйста, не беспокойтесь, - ответила она.
– Если вы уйдете, вы огорчите Суворина.
Антон Павлович нахмурился.
– Вы сердитесь. Но где и когда я мог бы с вами поговорить? Это необходимо.
– И вы находите, что самое удобное на улице?
– Так скажите: где? когда?
Дверь ложи открылась, и показался Суворин.
– Видите, вас ищут. Идите скорей на ваше место.
– Я засмеялась и быстро пошла по коридору.
– Кажется, ясно, что я выздоровела, - сказала она себе, хотела пойти в зрительный зал, но {164} раздумала, пошла к вешалке, оделась и ушла. Ветер налетал порывами и мешал идти.
– Свезу?
– спросил извозчик. Она поколебалась и прошла мимо.
– Удивительно умно все, что я сделала и сказала!
–
Она подумала и с грустью решила: "Нет, он понял. Он все понимает, он все знает... и ему тяжело".
Но как тяжело? Из сострадания?
Ах, если бы он любил меня!
"А тогда что?"
...последнего вопроса она разрешить не могла.
Они решили встретиться в Москве. Авилова должна была быть там, Антон Павлович сказал ей, что приедет из Мелихова.
18 марта 1897 года он ей написал:
"Сердитая Лидия Алексеевна, мне очень хочется повидаться с Вами, очень - несмотря на то, что вы сердитесь и желаете мне всего хорошего "во всяком случае". Я приеду в Москву до 26 марта, по всей вероятности в понедельник в 10 часов вечера, остановлюсь в Б. Московской гостинице, против Иверской".
...Она послала ему свой московский адрес, и 23 получила в Москве записку с посыльным:
"Б. Московская гостиница № 5. Суббота. Я приехал в Москву раньше, чем предполагал, когда же мы увидимся? Погода туманная, промозглая, а я немного нездоров, буду стараться сидеть {165} дома. Не найдете ли вы возможным побывать у меня, не дожидаясь моего визита к вам? Желаю вам всего хорошего. Ваш Чехов".
Я сейчас же ответила, что вечером буду у него.
***
Как я и обещала в письме, в восемь часов я входила в "Московскую".
Швейцар принял у меня пальто, и я стала подниматься по лестнице.
Вдруг он окликнул меня.
– А вы к кому?
– К Чехову.
– Так его дома нет. Вышел.
– Не может быть! Вероятно, он не велел принимать? Он нездоров. Он мне писал...
– Не могу знать. Только его нет. С утра уехал с Сувориным.
Я стояла на лестнице в полной растерянности. Прибежал какой-то лакей.
– Вот не верят, что Антон Павловича дома нет, - сказал ему швейцар.
– Он мне назначил. Я ему писала...
– Писем да записок с утра тут вон сколько накопилось, - сказал швейцар.
Тогда я быстро спустилась. На подзеркальнике грудкой лежала почта, и я, быстро перебирая ее, нашла свое письмо и зажала его в руке.
{166}
***
На другой день пришел Алеша, брат Авиловой, и сообщил, что Антон Павлович серьезно заболел и его отвезли в клинику.
А 25 утром она получила записочку. "Вот вам мое преступное Curriculum vitae: в ночь под субботу я стал плевать кровью. Утром поехал в Москву. В 6 часов поехал с Сувориным в Эрмитаж обедать и едва сел за стол, как у меня кровь пошла горлом форменным образом. Затем Суворин повез меня в Славянский базар; доктора; пролежал я более суток - и теперь дома, т. е. в Больш. Моск. гостинице. Ваш А. Чехов.
Понедельник".
Около трех часов дня во вторник мы с Алешей входили в приемную клиники. Нас встретила женщина в белом.
– Вот... моя сестра хотела бы видеть Чехова, - сказал Алеша.
На лице женщины в белом выразился ужас, и она подняла плечи и руки.
– Невозможно! Совершенно невозможно! Антон Павлович чрезвычайно слаб. Может быть допущена только Марья Павловна.
– А нельзя ли нам поговорить с доктором?
– С доктором? Но это бесполезно.
Пришел доктор и сразу заявил: