О, этот вьюноша летучий!

По улицам Дубровника идет ликующая толпа американских болельщиков-туристов.

У тренера Мэф. И. Стоуфолла спросили журналисты:

– Допускаете ли вы возможность проигрыша?

– Господи, я с детства лишен чувства юмора, – ответил мистер Стоуфолл.

Спор в кафе.

– А я ставлю на русских. Кулич-Куликовский…

– О, этот парень заиграет года через два!

– Между прочим, говорят, странный тип. Сутками не выходит из своего номера – играет на рояле.

– Говорят, сочиняет музыку.

– Воображаю!

– Говорят, он стесняется своего роста.

– Мне бы такой рост!

– А что бы ты с ним делал?

– Да ничего… ходил бы с ним по улице, сидел бы с ним в кафе, гулял бы с ним по набережной, на площади бы с ним стоял, и все бы на меня смотрели.

В пресс-клубе турнира.

Несколько журналистов, и среди них Стеклянный.

– Я слышал, коллеги, что «Студент» – команда настроения.

– К сожалению, это так. Гораздо лучше была бы здесь наша «Инженерия», но они каким-то чудом выиграли у нее.

– Вы видите. Они способны на чудо!

– А что вы скажете об этом новом игроке, коллега, с такой немыслимо длинной фамилией? Грозняк почти не выпускает его. Может быть, скрытая карта?

– Очень способный парень, но, мне кажется, больше к музыке, чем к баскетболу. Вот уж игрок настроения! Совсем не спортивный, скорее художественный тип.

– Можно об этом написать, синьор Стеклянный?

– Попробуйте только, Луиджи!

– Ага, значит, вы верите в чудо?

– Нет, не верю. Я люблю чудеса. Чудо всегда любезно человеческому сердцу.

В гостинице собрались болельщики «Студента». (Здесь возможно присутствие и двух враждующих бабушек.) Среди болельщиков и Радмила с композитором Баклажаном.

– Самое ужасное, товарищи, что наш чабан впал в меланхолию.

– Почему вы решили?

– Из его номера все время слышится грустная музыка.

– Его никто не видит.

– Я его вижу каждый вечер, – грустно улыбнулась Радмила. – Он каждый вечер смотрит из своего окна на нашу эстраду.

– Эврика! – вскричал Баклажан и схватил за руку свою преданную ученицу. – Милка, пойдем, есть «эврика»!

Музыкальная сцена. Юра, как печальный Пьеро, смотрит из своего номера на эстраду, где каждый вечер со своим ансамблем выступает Радмила. И вдруг Радмила начинает петь новую песенку композитора Баклажана о встрече в горах. О синем снеге и о длинном парне, который портил трассу своими ботинками 50-го калибра.

Юрина меланхолия рассеивается.

В автобусе, который вез «Студента» на решающий матч, Самсон Грозняк продолжал психологическую подготовку.

– Ребята, в том, что мы проиграем американцам, нет ни малейшего сомнения, но ведь и проиграть можно красиво. В конце концов, для нас игра с «Фричи-Причи» – уже радость и колоссальный успех. Итак, наша цель сегодня не выиграть, а показать красивый баскетбол. Играйте весело и делайте то, что любите. Ваня, ты любишь бросать крюками – бросай! Кеша, любишь финтить – финти! Толя, любишь дриблинг – дриблингуй! Юра! Эй, чабан, ты что любишь?

– Из баскетбола, Самсон Аполлинариевич? – встряхнулся от задумчивости Юра.

– Ну да, из баскетбола.

– Я люблю, Самсон Аполлинариевич, попадать в кольцо.

– Попадай, черт тебя побери! Играйте, как будто под джаз. Проиграем, но весело!

Грозняк всех действительно расшевелил и снял напряжение. Парни заулыбались.

– Правильно, Самсон, – сказал все еще дрожащий Харитон, – проиграем, но с музыкой.

– Мы выиграем, – прошептал Грозняк и закрыл глаза.

Игровые эпизоды первого тайма.

Под неистовый рев трибун «Студент» выигрывает, он ведет в счете от начала и до конца, хотя разрыв и небольшой – 4–6 очков.

У всех наших парней игра ладится: и крюки, и дриблинг, и финты – все получается.

Американцы, которые начали матч с улыбочками, к концу первого тайма посерьезнели и даже как будто слегка занервничали.

– Самсон, они начали на нас смотреть! – дрожащим от напряжения шепотом говорит Харитон.

Грозняк молча кивнул.

Юра и Джамбо Рассел жестко и сосредоточенно играют друг против друга. У обоих уже по три фола (а в баскетболе после пятого нарушения игрок покидает площадку). Юра несколько раз попал в кольцо. Всякий раз после удачного броска он обводит взглядом трибуны, пытаясь увидеть там Радмилу, но тщетно. Однако он знает, что она здесь, и играет все с большим азартом.

Американский тренер взял тайм-аут.

– Этот малыш Кьюлитч-Кьюликоффски тебя закрыл, Джамбо.

Роберт Доу гадко усмехнулся.

– Дружба всего дороже. Джамбо сентиментален.

Тренер – Расселу:

– Попробуй дальние броски.

Джамбо кивает.

Несколько дальних бросков приносят успех Джамбо Расселу. Команды уходят на перерыв. Американцы выигрывают три очка.

В раздевалке «Фричи-Причи-Сити-Кампус» царит тишина. Игроки лежат на диванах, вытянув ноги. Тренер прохаживается взад-вперед.

– Все в порядке, мальчики. Мы вот-вот найдем ключ к этому русскому сундучку и рас-пе-ча-таем его.

Молчание. Только двигаются челюсти, перемалывающие чуингам.

– Да кончайте вы жевать! – вдруг нервно закричал тренер. – Жуют, жуют, как бизоны. Не нравится мне эта наша национальная привычка! Не интеллигентно! Звезды не должны жевать!

Молчание.

Раздевалка команды «Студент». Шум. Парни, галдя, обсуждают первый тайм. Грозняк передает Юре какую-то записку.

– Вот тут тебе кто-то что-то такое передал.

Юра читает и подпрыгивает от радости. Это текст песни «Встреча на слаломной трассе». Он берет гитару.

– Самсон Аполлинариевич, можно я сыграю?

– Валяй.

Американская раздевалка. Молчание. Вдруг резко захохотал Роберт Доу.

– Между прочим, парни, этот их центровой Ш-ш-шалимов играет с линзами на глазах. С такими же линзами, как на твоих буркалах, мистер Джамбо.

Джамбо Рассел прислушался.

– Ребята, слышите? Русские поют.

– А помнишь, Джамбо, как я тебя ослепил, когда ты еще играл за «Глобус»? – спрашивает Доу. – Есть один приемчик.

– Бросаешься, как камикадзе и… Помнишь, мистер Джамбо?

– Послушай, Роберт, если ты выкинешь здесь такую штуку, я из тебя сделаю отбивную на китайский манер, – медленно говорит Рассел.

– Понятно, – улыбнулся Доу. – Камикадзе все понимает.

Тренер молча слушал этот диалог.

Игровые эпизоды второго тайма. «Студент» выигрывает. Юра играет блестяще. Джамбо Рассел получает пятый фол и покидает площадку.