О, этот вьюноша летучий!
Шрифт:
ОЛЕГ.
Кто фашист? Я? Это вы меня называете фашистом? Ах да, у вас свое есть имя – коммуниды!
НАРУШИТЕЛИ (с восторгом).
Коммунниды!
Двое дружинников затаскивают Олега в следственную комнату. Оттуда начинают доноситься крики избиения. Третий дружинник, холеный юнец в дубленке и пыжиковой шапке, объясняет капитану:
– Это опасный тип, капитан. Вам же дали понять, это идеологический враг. Гнездо сионидов под видом художественного салона. Теперь вы видите сами – прямой фашизм.
КАПИТАН (морщится).
Легче,
Звонит телефон. Капитан снимет трубку. Третий дружинник направляется в следственную комнату.
В темной камере с зарешеченным окном трое молодчиков садистически избивают Олега.
– Вот тебе, сволочь, за Рыцаря Революции.
Олег уже почти без сознания. От каждого удара у него в голове рассыпаются искры, которые опадают в черноте какой-то пропагандистской мишурой. Он хрипит:
– Ссуки!
Вдруг вспыхивает свет. На пороге дежурный капитан.
– Прекратить безобразие!
Поднимает Олега и вытирает ему лицо носовым платком, обращается к дружинникам:
– Олухи царя небесного! У парня тесть – Лубенцов, куратор нашего министерства в Центральном Комитете. Только сейчас сам генерал Абрамов звонил (застегивает Олегу порванный пиджак). Вы свободны, товарищ Хлебников.
ОЛЕГ.
Без Хризантемова не уйду.
КАПИТАН.
Оба, оба свободны… (Выводит Олега.)
Дружинник в пыжиковой шапке смотрит вслед, криво улыбаясь:
– Лубенцов? Очень-очень любопытно…
В предрассветных сумерках возле магазина «Российские вина» на улице Горького трое: Олег, Ольга и Хризантемов, ловили такси.
По-прежнему шел густой снег. Москва еще спала.
Странно видеть под светящимся фонарем роскошную молодую даму в норковой шубе, поддерживающую двух растерзанных «ханыг».
Оба художника еще не вполне вернулись к реальности, однако Хризантемов в отличие от Олега, изрыгающего только одно слово «суки», пребывает в блаженном состоянии и мурлычет какой-то вздор:
Рембрандты и Ван Гоги,Большие носороги…ОЛЬГА.
Ну, успокойся, успокойся, Олег, ну перестань зубами скрежетать, ну, посмотри на Кешу, какой он милый, ну успокойся…
Олег вдруг вырывается и, качаясь, устремляется к телефонной будке.
В это время появляется такси. Ольга оглядывается с тревогой на Олега.
ОЛЕГ (хрипит в трубку).
Хей, мистер Ксерокс, это Хлебников. Пора вставать. Какой Хлебников? Забыли уже? «Долгожданные животные», «Long-awaiting animals». Дошло? О’кей! В общем я согласен, лады, забирайте товар! Что? (Хохочет.) ОК, ОК, до встречи!
Он выскочил из будки и скользя побежал к такси, куда Ольга в этот момент усаживала Хризантемова. Последний голосил на всю ивановскую:
Матиссы и Шагалы,Красивые шакалы!..ОЛЬГА.
Куда
ты звонил?ОЛЕГ (тычет пальцем в сумерки).
В-о-от туда, напротив, в «Нац»…
ОЛЬГА.
Принял предложение?
ОЛЕГ.
Да!
ОЛЬГА.
Ну, что ж…
Подталкивает Олега внутрь такси, а сама на мгновение застывает, остановившимся взглядом глядя на витрину «Российских вин», фонарные столбы и огромные сугробы, как будто осознавая, что, может быть, именно в этот момент произошел какой-то поворот судьбы.
…Такси уходит в сумерки, выхлопы завиваются в кольцо между двумя красными огоньками.
Чинная и очищенная от снега улица Алексея Толстого, район цэковских жилых домов. У подъездов в будках здоровенные милиционеры в дубленых шубах и белых портупеях. Яркий полусолнечный день. Падают редкие благопристойные снежинки.
К одному из этих домов подкатывает лимузин, новая модель «Чайки», это автомобили второго эшелона советской бюрократии, заведующих отделами ЦК и министров.
Милиционер берет под козырек. Из лимузина выходит крепкий мужчина слегка за 60, на лице которого, словно лепра, отпечаталась советская бесконтрольная власть – отец Ольги.
В это же самое время в отдалении появляется высокая фигура Олега Хлебникова. По мере приближения мы можем сделать заключение, что после геройской схватки с дружинниками уже прошло некоторое время: от синяков на благородном лице остались лишь легкие следы, облик чист и даже опрятен.
У милиционера однако возникают вполне оправданные подозрения – чего этому хиппи надо в цэковском доме?
– А вы к кому направляетесь, гражданин?
– К Лубенцовым, гражданин, – отвечает Олег.
– К Лубенцовым? – милиционер удивлен. – Чего это ты у Лубенцовых потерял, гражданин? – Характерный цепкий прищур.
– А я их зять, гражданин, – фиглярничает Олег. – К папе иду в шахматы играть, гражданин, – добавляет он.
– Я вам не гражданин, – вдруг обиделся милиционер. – Я офицер!
– Так точно, товарищ капитан, – сказал Олег.
МИЛИЦИОНЕР (удовлетворенно).
Откуда вы знаете, что я капитан, ведь у меня погоны сержантские.
ОЛЕГ.
Не первый день на свете живу.
Милиционер удовлетворенно улыбнулся и пропустил сообразительного зятя в святая святых, в обитель почти самых равных среди равных.
Между тем папаша Лубенцов вступил в свои апартаменты (все финское, шведское и частично французское) и спросил у устремившейся ему навстречу супруги:
– Явились?
СУПРУГА.
Ольга с Машенькой здесь.
ЛУБЕНЦОВ.
А гений?
СУПРУГА.
Оля говорит – будет.
ЛУБЕНЦОВ.
Польщен, весьма польщен.
С радостным писком «деда-деда» выбежала шестилетняя внучка. Деду на шею. Государственное лицо расплылось в простой человеческой радости. «Рыбка, киска, зайка моя».
Вышла и Ольга в затертом, конечно же, джинсовом костюме, тоже была поцелована, хотя и с нахмуренными бровями, однако не без удовольствия.
Тут на пороге появился и Олег:
– Извините за опоздание.