О любви и смерти (сборник)

Время шло, дети росли, дракон постарел, но потом сменил кожу и стал моложе прежнего, жена взялась за диссертацию, на крыше их дома выросло самое настоящее дерево, сонная голова братнего пса начала сочинять стихи и заставляла говорящую их декламировать, а родители внезапно снялись с места и переехали жить в теплую страну. Был за них очень рад. Брат говорил: «Новые впечатления – лучшее лекарство от старости», – и был совершенно прав.

И посреди всех этих радостных перемен и хлопот вдруг заболел. Можно сказать, в самый неподходящий момент, но, положа руку на сердце, подходящих моментов в таком деле вообще не бывает.

Ну, то есть, как – заболел. Просто вдруг очень ослаб. С трудом заставлял себя подниматься с постели, о большем и речи не шло.

Ладно, по крайней мере, во сне по-прежнему был весел и бодр, а то бы совсем извелся.

Врачи разводили руками, хвалили анализы, прописывали витаминные комплексы и неуверенно стращали антидепрессантами, жена тормошила и гнала в отпуск, дочки практически силой вытаскивали гулять, родители, конечно, были не в курсе, а брат растерянно выслушивал жалобы, обнимал, грозил как бы в шутку: «Смотри, если совсем раскиснешь там у себя наяву, не отпущу обратно, останешься тут».

Подозревал, что это не такая уж шутка, если захочет, сможет не отпустить. Но, конечно, не станет так поступать, потому что сам понимает: две жизни – гораздо лучше, чем вообще ни одной.

Жена все-таки победила. В смысле выперла его в отпуск, натурально силой: сама купила билеты на самолет, сама отнесла паспорт в агентство, чтобы сделали визу, сама собрала чемодан, сказала: «Все равно ведь лежишь, так лучше пляж, чем диван». И поди возрази.

В самолете спал и видел сон, как брат летит рядом в своем зеленом камзоле и корчит уморительные рожи. Хотел ехидно спросить, в какое конкретно место тот ухитрился вставить себе реактивный двигатель, но иллюминатор, как форточку, к сожалению, не откроешь. Даже во сне.

Зато с удовольствием подшучивал над братом в следующем сновидении, приснившемся уже на твердой земле, под защитным покровом зеленой москитной сетки. Брат смеялся, был очень доволен, что фокус удался. Дракон уважительно укорял его за неосторожность. Жена хвасталась новыми оранжевыми штанами и новой же главой диссертации, зачитывала отрывки, время от времени вскакивая, чтобы покрутить задницей перед камерой; впрочем, жена была уже наяву, в скайпе. Наверное, так. В последнее время стало сложно отличать одну жизнь от другой.

Да и не все ли равно.

За неделю на пляже не то чтобы прибавилось сил, зато стало так скучно, что проснулось обычное любопытство. Встал, надел штаны и отправился в город – всего полчаса пешком, даже если тащиться со скоростью раненой черепахи. Можно было нанять тук-тук, но разговаривать с водителем и вообще с кем бы то ни было гораздо трудней, чем ходить. По крайней мере, ему так казалось.

В городе, как и предвидел заранее, было очень грязно и ослепительно красиво. Невыносимо шумно, суетно и спокойно, как в материнской утробе. Так и не понял, чего здесь больше, коровьего дерьма или цветочных гирлянд. Но навскидку примерно поровну. Полная гармония, идеальный баланс. Равновесие, достичь которого легче всего, когда о нем не задумываешься, – так порой говорил брат. Ему, безусловно, видней.

Подумал: «Как же мне его не хватает – вот прямо здесь и сейчас, чтобы вместе гулять». И сам удивился. Прежде никогда не тосковал о брате наяву. Ну или просто не замечал, что тоскует, потому что вечно был занят другими делами, гораздо более интересными, чем какая-то там дурацкая лютая тоска.

Шел по чужому городу, бормотал: «Иногда без тебя – все равно, что без сердца. К счастью, не каждый день, а то я бы, пожалуй, рехнулся. Но если только сегодня, ладно, как-нибудь потерплю. Постараюсь пораньше уснуть».

Толпа подхватила его, долго кружила по улицам, внезапно вынесла к разноцветному храму, где не то что-то праздновали, не то только собирались, не то околачивались просто так. Вздрогнул, ощутив крепость чужих локтей, которые были всюду, очнулся от грез наяву, оценил обстановку, подумал: «Надо как-то отсюда выбираться».

Никогда не умел толкаться, но тут пришлось.

Седой старик в оранжевых лохмотьях загородил дорогу; один глаз его был безумен и выпучен так, что казалось, вот-вот вывалится из глазницы, а второй глядел спокойно и приветливо.

«Ты умираешь», – сказал на плохом, но вполне понятном английском старик, вцепившись в него обеими руками, маленькими, как у ребенка, когтистыми, как у хищной птицы.

Подумал: «Врешь». Вернее, хотел так подумать, но не смог, потому что знал: старик совершенно прав.

Боже, как жаль.

Не испугался, но огорчился как в детстве, когда звали домой в самый разгар интересной игры.

«Ты не болен, – сказал старик, гневно вращая безумным глазом, сочувственно глядя здоровым. – Просто съеден живьем почти без остатка хищным демоном, который вьется вокруг тебя со дня твоего рождения, притворяясь любимым другом, отцом или братом, знаю я их повадки, кем угодно прикинутся, обольстят, зачаруют, лишь бы насытить свой вечный неутолимый голодный холод человеческим вечным огнем».

Думал: «Какая херня». Думал: «Все так и есть». Думал: «Заткнись!» Думал: «Теперь я знаю». Думал: «Я идиот, здесь же полно безумцев и самозваных гуру, нашел кого слушать». Думал: «Всему конец».

«Хочешь жить, гони его в шею, – прошептал старик, подобравшись к самому уху. – Так и скажи: уходи, не хочу тебя видеть, я – не твоя еда. Ни один голодный демон не может оставаться рядом с тем, кто его разлюбил. И твой огонь не угаснет, долго еще проживешь».

Вырвался наконец из цепких объятий, пробормотал: «Спасибо», – и побежал. Откуда только силы взялись.

Пока бежишь, можно вообще ни о чем не думать. Поэтому будь его воля, не останавливался бы вообще никогда. Но ослабевшее тело быстро запросило пощады, пришлось уступить.

Так обессилел, что едва добрался до дома. Ну как – до дома. До арендованного бунгало с незастекленным окном во всю стену, зеленой москитной сеткой и семейством ящериц, поселившихся в душевой.

Рухнул на старый пружинный матрас. Закурил. Не заплакал. Не умер, конечно – пока.

…Думал: «Ладно, предположим, старик сумасшедший, нес ерунду, денег, наверное, хотел за изгнание демонов, или даже не денег, а просто так – напугать, посмеяться над наивным иностранным туристом, может быть, это любимый спорт всех местных нищих, хвастаются потом друг перед дружкой, восклицают: «Ну ты ему устроил, молодец!» – как-нибудь так».

Думал: «Старик сумасшедший, но какая разница, если он говорил чистую правду, и я это знаю».

Думал: «Знаю, все правда, как жаль. И что теперь? Сражаться? Гнать наваждение в шею, чтобы остаться в живых? Но как? Вот, предположим, усну, увижу во сне брата, скажу: прогоняю тебя навсегда! По-моему, просто смешно. И вряд ли он мне поверит. Но кстати, что делать, если поверит и сразу уйдет? В смысле, исчезнет. Хороший вопрос».

Долго лежал без сна, смотрел в потолок. Думал: «Как я теперь без тебя?»