О любви. Истории и рассказы

Моя Наташа – педиатр, и о ней как о враче хорошо отзываются: добрая, внимательная, заботливая. Лечила она одну девочку из многодетной семьи, где трех детей воспитывал отец (мать погибла в автокатастрофе), и приглянулась ему. Стал ей вдовец знаки внимания оказывать, а она – ни в какую. И свела их его младшенькая, Оксанка. Как-то раз гулял Сергей на улице с детьми и встретил Наташу. Шли рядом, разговаривали, а когда стали прощаться, малышка заплакала, повисла на ней и причитает: «Мама Наташа, не уходи, мы все тебя любим!» Вот и дрогнуло у дочери сердце, и стала она матерью сразу трем детям, а потом общий сынок родился. Боялась я за нее: вдруг что-то с детьми не заладится, не сумеет она их принять в свое сердце. Зря боялась: муж Сергей пылинки с Наташи сдувает, дети помощниками растут.

Может, на самом деле у них все не так идеально – просто жалеют меня, не все говорят, потому что болеть я стала часто: сердечко пошаливает. Но, согласитесь – если в семье большие нелады, это всегда видно. А дети меня все бабушкой зовут, и я их люблю как самых родных. Старшая внучка замуж засобиралась. И рановато вроде – девятнадцать ей всего, но мужчина хороший, серьезный, очень любит нашу девочку. Правда, был уже женат, с первой женой развелся, когда она с каким-то заезжим менеджером, что ли, связалась и укатила за границу, а от дочки отказалась. – Женщина улыбнулась: – Так что, считайте, у меня теперь и правнучка есть. Славненькая такая, светленькая, на Наташеньку в детстве очень похожая. Наверное, так на нашем роду написано: быть матерями для тех, кто родной мамы лишился.

За разговорами дорога прошла совсем незаметно: замелькали низенькие домики пригорода, высотки микрорайонов. Спутница в волнении то и дело поглядывала в окно. И вдруг лицо ее осветилось радостью:

– Это мои. – Женщина указала на людей, стоявших у края платформы. – Надо же, все пришли! Родненькие!

Я взглянула – и глазам своим не поверила: нетерпеливо смотрели на автобус мужчина с цветами в руках и женщина лет сорока, рядом с ними улыбались два паренька (постарше и помладше) и что-то щебетала, заглядывая им в лица, девочка лет двенадцати. Тут же стояли молодая девушка с малышкой на руках и высокий парень лет двадцати шести. Моя соседка первой направилась к выходу, и я услышала возгласы, слившиеся в один: «Мамочка! Бабушка! Наша бабушка приехала!»

А когда спустилась на платформу, то увидела радостную семью, направлявшуюся к микрорайону: женщина вела мою попутчицу под руку и прижималась к ее плечу, мужчина нес сумку, пареньки – пакеты, девочка возбужденно рассказывала что-то, юноша и девушка тоже говорили наперебой, и даже малышка размахивала ручонками.

Наверное, только в этот момент мне стало ясно, почему так шокировали мою спутницу мать и дочь на автовокзале: она умела любить, научила любви дочь и иначе свою жизнь не представляла.

Марина Эшли. Сваха

Семья отобедала. Двое младших на полу с деревяшкой возились, игрались в лошадку, старшая с подружкой в уголке шушукалась. Тихон с Лизаветой не спешили подниматься – сидели себе, отдыхали. На детей любовались.

Залаяла собака, в дверь стукнули. Тихон махнул, чтоб девчонки не подхватывались, сам откроет. Вот же, не разлей вода Грунька с его Ксюшей. Груня бы у них и дневала, и ночевала. Все никак с Ксюхой не нашепчутся, не насекретничаются. И сегодня, как прилепилась Грунька к ним в церкви, так и домой увязалась.

– Кого это принесло? Вроде как все наши важные гости тут, – подмигнул Тихон девчоночкам.

Кажется, ничего особенного не сказал, а девчата прыснули. Даже строгая Лизавета улыбнулась. Подумала, что и она такая же смешливая когда-то была. Все бы ей хихоньки да хахоньки. А потом, как заметила, что балагур Тиша при ней молчит и шуток своих не шутит, так посерьезнела. Тоже робеть при нем начала. Как столкнутся где – застынут оба, стоят, потупившись, и молчат, Тиша только ресницами своими рыжими хлопает, как теленок…

– Какие люди к нам пожаловали! – пропустил вперед свою крестную Тихон.

Меланья Гавриловна на иконы перекрестилась и затараторила:

– Дай, думаю, заскочу на минуточку, проведаю, раз у меня дела неподалеку случились. Уж так соскучилась, так соскучилась. Так что извиняйте, что без приглашения нагрянула.

Она могла б и не оправдываться – Тихон явно был рад ей. Девчонки тут же запрыгали, повисли на ней, зацеловали. Только Лизавета поморщилась. Но когда Меланья Гавриловна от обеда отказалась, согласилась лишь чайку попить, то Лиза полезла в подвал за своим знаменитым «королевским» вареньем из наколотого крыжовника. Доставала его исключительно по особенным случаям. И со стола убирать не спешила. Пускай, пока Лизавета самовар поставит, мужнина крестная полюбуется, сколько разносолов у них на столе.

– Ах ты, золотинушка наша! Умничка! Ксения краса – огненная коса! – громко восхищалась Меланья Гавриловна.

Тихон засиял, бросил на дочку полный отцовской гордости взгляд. Лизавета же, как ни довольна была похвалами Ксении, но подумала, что сваха есть сваха: всегда подберет слова, которые люди хотят услышать.

– Наша ты радость! А Груня-то, Груня! Ой, расцветаете, девки, парням на погибель!

«Девки» хихикнули.

– Баба Малаша! Баба Малаша! – хором запросили они, устраиваясь за столом. – Расскажи нам чего!

Меланья Гавриловна с готовностью откликнулась. Случаев она знала много и рассказывать любила.

– Приключилась как-то история. Молодец один все медлил со сватовством. Девица уж заждалась. А он сильно обстоятельный был: сначала капитал хотел сколотить, чтоб жить на что было, да не просто жить, а жить припеваючи. Только богатство, сколько ни собирай, а все кажется, что малости да не хватает. Так и жизнь пройдет… Семьей-то радостнее, сподручнее, особенно пока молодые-здоровые. Родители опять же подсобят, чай, не сироты. Все с Божьей помощью и наладится. И накопится что надобно. А он тянул, понимаешь ли.

Меланья Гавриловна обвела глазами слушателей. Тихон подпер свою рыжую голову рукой. Внимает вроде с почтением, однако смешинки в глазах проскакивают. Лизавета глаза опустила – не поймешь, что думает. Одни девчата слушают, открыв рты. Дыхание затаили. Пострелята еще, нет им и пятнадцати, а любопытствуют. Сколько таких на глазах у Меланьи Гавриловны выросло, скольких замуж повыдавала… Она смахнула набежавшую слезу.

– Баба Малаша! Баба Малаша! Дальше! – в один голос завопили девчоночки. – Что дальше-то с молодцем и девицей? Не томи!

– А дальше она не выдержала ожидания и позвала сваху.

– Ага, девушка свататься будет, – хохотнул Тихон, мол, ври, да не завирайся.

– Посоветоваться позвала, – сердито зыркнула на него Меланья Гавриловна. – Три дня сваха не ела, три ночи не спала, все думала, как девице пособить, молодца вразумить. Поаккуратнее чтоб. Богородицу, заступницу нашу, молила помочь.

Девчоночки аж засопели от волнения за неизвестную им девицу. Тихон вперед подался. Лизавета голову подняла.

– И придумала! Вырядилась в свои самые лучшие, самые богатые одежды – и прямо к молодцу в дом. «У вас, – говорит, – товар, у нас купец. Знатный вам зять нашелся». Там ее было на смех подняли, у них же только три сына и ни одной дочки. «Совсем сдурела, тетка, товар у нас – разве что Жучка на дворе, так она, похоже, купца уже нашла, брюхатая ходит». – «Ой, люди добрые, хатою я ошиблась, мне говорили, что с краю. А где ж тогда такая-то живет?» Один из сыновей как имя услышал – побледнел, за край стола схватился. Братья давай его локтями толкать, знаки секретные подавать, а сами сваху обступают, за стол садят, угощают. Уламывают с ними посидеть, никуда, мол, невеста не денется. Пускай сваха им лучше расскажет, что еще за девки на выданье в округе имеются. А молодец наш за шапку – и бегом за ворота.