О моём перерождении в сына крестьянского 1
Шрифт:
Да, тоже в кавычках, потому что это просто слово.
А реальность, как вы помните, больше и сложнее любых описаний.
Из-за особенностей устройства мозга дух, отбрасываемый телом, неоднороден. Но не так, как могли бы предположить те, кто не в теме. Для людей – по своей сути прямоходящих и говорящих обезьян, что активно пользуются орудиями, а в восприятии мира полагаются в основном на зрение и в меньшей мере слух – особо важны глаза, горло и рот, кисти рук. Чуть меньше выделяются уши, нос, солнечное сплетение и гениталии (подозреваю, что с наступлением пубертата последние начнут выделяться куда сильнее). Но в любом случае для восприятия моря маны особо важны теневые глаза, уши и нос, а для воздействия
Отсюда нужда в вербальных и соматических (то есть словесных и жестовых) компонентах при волшебстве: это самые удобные инструменты для изъявления воли, для того, чтобы творить магию. А точнее, заставлять ману колебаться, сгущаться, двигаться и так далее. Маг производит некие движения своей душой – та меняет окружающий фон. А потом уже правильно организованное изменение в море маны обернётся желаемым воздействием на мир. И так замкнётся круг влияния.
Да, вербальные и соматические компоненты – удобные и важные. Но, разумеется, не единственные. А магическое тело достаточно податливо, чтобы подстраиваться под своего хозяина. Это я установил в самом начале своих практик арканы – и, разумеется, не мог обойти стороной вопрос использования столь полезного свойства.
В итоге к концу четвёртой недели своих экзерсисов я мог устойчиво поддерживать работу Волшебной Руки, причём перешёл от манипуляций одним камешком к манипуляциям двумя сразу. Но не только: параллельно этому я ещё и... ну, можно сказать, практиковал духовный метаморфизм. Самой значительной чертой которого стал третий глаз на макушке, работающий по принципу рыбьего глаза (как базовая форма магического восприятия, трёхмерное осязание хорошо – но зрение будет привычней; а такое вот, супер-панорамное, ещё и полезней).
Да и теневые руки своей души я «научил» менять форму в довольно широких пределах. Вплоть до вытягивания пальцев до тридцатисантиметровой длины с одновременным их превращением в острые, словно металлизированные клинки – а-ля душка Фредди Крюгер, помогавший мне засыпать в юные годы и рубивший на семнадцать частей некоторые мои особо злобные кошмары.
В общем, я понемногу подбирался ко второму кантрипу, изменённому не меньше, чем первый: к Вспышке Мечей. Возможно, в некоторой контаминации с Первобытной Дикостью, которая по правилам «Подземелий и драконов» была привилегией друидов и давала дополнительную поражающую силу атакам когтями и зубами. Но у меня пока нет класса, так что не всё ли равно? Жизнь – не игра, я могу отрабатывать столько магии и таким образом, сколько и как пожелаю.
Конечно, в качестве основного средства атаки я предпочёл бы Мистический Заряд (хотя бы в силу того факта, что он бьёт на хорошей такой дистанции и наносит урон чистым искажением метрики, а искажать метрику я научился с помощью своего нетипичного телекинеза неплохо – и легко мог бы повторить аналогичный трюк более резко, с вложением дополнительной маны для увеличения эффективности). Вот только тренироваться в создании Мистического Заряда можно смело лишь в том случае, когда нет шансов, что тебя раскроют. Когда точно уверен, что резкие скачки в объёме маны и сами колебания в море маны, порождённые боевыми чарами, никто не заметит.
Моя же странная смесь Вспышки Мечей с Первобытной Дикостью не требовала обязательного применения на цели. Преобразуй свои руки, возвращай им былую форму и преобразуй снова... если рядом нет другого мага с хорошим восприятием, такие манипуляции совершенно незаметны. А в мою деревню таких, само собой, не завезли.
И тут кто-то мог бы спросить: голубчик! Ты не дохрена ли быстро учишься и не слишком ли ловко совмещаешь практики, простые по отдельности, но не самые простые при совмещении?
Я бы даже согласился с такой претензией, если бы не одна неприятнейшая штука, портящая
мою вторую жизнь со страшной силой.Скука.
Вот чем занимаются обычные пятилетние дети в крестьянском хозяйстве, когда родители не посылают их что-то принести или унести, не велят приглядеть за мелкой сестрой в её (а немного ранее моей) люльке, отскоблить разделочную доску от куриных потрохов в воде ближайшего ручейка и сделать ещё что-то такое же: незначительное, но посильное и пятилетке, нужное больше для того, чтобы дитё не маялось без дела, чем для какой-то реальной необходимости?
Читать нечего, вообще. Собственно, даже мои новые родители не умеют читать; а уж кабы вдруг их сынишка начал корябать нечто на песке и зачитывать это вслух – надо думать, они бы просто офигели.
(На практике – нет, не офигели бы. Но лишь потому, что моя вторая особенность прикрывает такое палево, и для них это стало бы очередным детским баловством).
Новомодные интернеты, зомбоящик с рекламой? Радио? Тоже нет. От слова вообще.
Да чего там: тут даже про настольные ролевые игры никто отродясь ничего не слышал! Ни про «Манчкина», ни про «Подземелья и драконы», ни хоть про ветхозаветную, примитивную, как мычание, «Ослик Маффин ищет клад». Прикиньте?
Варвары. Дикое скопище пьяниц.
Потому что люди есть люди, а у тёмного люда низкого сословия всех развлечений – накатить бражки али настойки, немузыкально поорать да всласть потискаться со вдовой соседкой (при виде которой на трезвую голову опускаются и руки, и всё остальное).
Пиком культурного досуга в Малых Горках считаются сборища в общинном доме, особенно частые в зимнюю пору, когда почтенные старшие – чаще всего Кализа-травница и Хомлон Капкан, первый на деревне охотник, ибо староста не снисходит, а Бажайе-лекарю лень – рассказывают поучительные были. Которые особо поучительные, вроде истории Курисема Скомороха, королевича Сорива, Нойлы и Валоха – неоднократно, слегка меняя нарратив.
Поневоле запомнишь, даже если не поймёшь.
Дважды в год в ближнем селе, Верхнем Пореченском, устраивают ярмарки. Малую весеннюю и большую осеннюю. Там с разнообразием забав получше. Скоморохи и маги выступают, музыканты поют-играют, разномастные хитрецы (то бишь те, которых принятие судьбы одарило высокими персональными параметрами и наипаче того харизмой) устраивают забавы с конкурсами. Попутно вымогая плоды тяжких трудов на земле и добытые сельчанами мелкие монеты – но так ловко, что непритязательная и глубоко впечатлённая публика уходит довольной, полагая, что оно того стоило.
А мне, напомню, пять лет. Чуть больше, но сколько конкретно, не знаю: точной даты рождения мне до сих пор никто не сообщил, и я даже о том, что являюсь зимним дитём, узнал по случаю, подслушивая.
Вот и чем в глубочайшей глубинке развлечься благородному дону?
Бражку я сам хлестать не стал бы, даже если предложат. Деревенские ух нах красотки вызывают примерно столько же позитивных эмоций, как кудрявый пёсель по кличке Кусок, коллективный питомец всей деревни. (Почему так? А потому, что высок шанс найти блох и там, и там, ага. Вроде круто: готовый материальный компонент для игрового заговора Нашествие, призывающего обволакивающую цель тучу вошек, клещей и прочих паразитов. Вот бы Тейлор Эберт была счастлива, изучив такое... увы, в реальности этот заговор не работает, а с себя я регулярно счищаю насекомых всё той же Волшебной Рукой). До Верхнего Пореченского два дня на телеге в одну только сторону, и никто меня туда, конечно, не пустит – это привилегия для нашедших тропу. Лупить палкой по крапиве, воображая себя великим мечником, мне в силу возраста приходится, но сами понимаете, как сильно это развлекает голоногую особу моих не признанных, но крайне высоких талантов.