О моём перерождении в сына крестьянского 1

– Ништо, – откликнулся за всех Корноух. – Мы понимаем.

После чего бросил в рот солёный орешек и взялся за пивную кружку.

Что пацан ест вовсе не как оголодавший, Бык уже не удивлялся. То есть так-то да: своей ложкой, неведомо откуда появившейся (не иначе оттуда же, откуда и деньга), тот орудовал быстро. Но...

Сама ложка деревянная, что вполне по-бедняцки – только при этом очень тонкой работы. Без лака, просто с выжженным узором по тщательно отшлифованной поверхности черена, и узор такой мелкий, что не на всякой литой серебряной ложке найдёшь. Точно под размер именно этой руки, именно этого рта. Грошовый материал и дорогая работа, опять сочетание не сочетаемого.

Разглядеть черенок удалось легко, потому как рука пацана держала его не на деревенский манер, в кулаке, а по-господски: троеперстием. Ловко так, привычно.

И это лишь один штришок из многих.

Крестьянин еду ценит и мимо рта не проносит, но делает это совсем не так, как благородия. Если дитя не уляпывается едой... ай, что там рассусоливать. Для краткости: если некий шкет оставленную в углу рта подливу не слизывает языком и не подбирает пальцем, сразу тот палец облизывая, потому что у него в углах рта просто ничего не остаётся; если не набивает щёки и жуёт тщательно, не чавкая; если не кривится, что ему, с младых ногтей учителями этикетов застроенному, подали простецкое рыбное рагу, а рыбьи косточки не то съедает, не то куда-то аккуратно убирает, но не плюётся ими на пол, да ещё щурится с явным довольством... в общем, только то и ясно, что края не сходятся. Снова.

Устроив короткие переглядки с Корноухом, Бык дал понять, что окончательно отдаёт ему бразды правления этой телегой. Ему, Быку, для такого судьба разумения с мудростью отмерила маловато.

Крыс Второй привычно кивнул в ответ: мол, не тушуйся, прикрою.

Вот и славно, вот и хорошо. Откинувшись слегка, Однорогий Бык отпил ещё пива, сушёной рыбкой заел, приготовился наблюдать.

Вскорости, когда пацан доел (не забыв хлебной коркой аккуратно подобрать остатки: очередная деревенско-бедняцкая ухватка), разговор возобновился. С точки, которую следовало затронуть уже давно.

– Вперёд всяких разных тем, – сказал Корноух, когда пацан закончил есть-пить, – может, наконец имя своё назовёшь, а?

– Если с ответной любезностью, почему нет? Допустим, я Вейлиф. Из Малых Горок. А ты, дядя?

– Крыс Второй или Корноух, кому как больше нравится.

– Вот и познакомились. И поели, и попили. Пора вернуться к графу... как там его?

– Корбаниг имя роду его. Только... если я скажу, что старый граф в прошлом году скончался, новый же старому приходится племянником и в сожжении деревень по малолетству не замешан, что ответишь?

– Да ничего. Не замешан? Ему же лучше. Лично я таить злобу и готовить месть всему роду не стану. Если ты на это намекаешь.

– Да я человек простой, куда мне намёками словеса переплетать...

– Простые тоже разными бывают.

– Воистину так.

– По себе судишь?

– В том числе. Или ты – Вейлиф, хех – станешь настаивать, что впрямь в Малых Горках родился и рос? Вот прям стоять до конца, глаза в глаза?

Пацан вздохнул.

– Давай подмалюем чёрточки над буковками, – сказал он. – Допустим, что я родился именно там. Но не совсем обычным образом: можно сказать, из двух человек. Допустим, безымянный странник там, на пепелище, достал из колодца замерзающего Вейлифа. Выходить не смог, но успел наслушаться про бытность мелкого парнишки. Про семью его, про сеструху несмышлёную в колыбели, про отца с матерью, про родичей во втором и третьем коленах. Про всех, кто там же в одну недобрую ночь сгинул ни за чих собачий. Как Кализа-травница, Хомлон Капкан, Бажайя-лекарь, староста и все прочие. Допустим, решил безымянный взять имя Вейлифа, чтоб не ходить без имени, и при случае за судьбу сироты спросить с виновников. Но именно виновников и при случае, потому что жизнь ради мести – не самая лучшая жизнь... да и вовсе не жизнь, если подумать.

– А не боишься, что я такой интересный рассказ в клювике принесу Бурому Волку, а то и кому из господ, что повыше потайников стоят?

– Смешной ты человек, Корноух. Я бы мог сказать, что принести рассказ ещё суметь надо и без моего на то дозволения не выйдет... только вот что ты понесёшь в клювике, когда ты даже цвета глаз моих не ведаешь, голоса моего не слышал, следа не щупал?

Моргнув, Бык обнаружил, что улыбающийся Вейлиф подмигнул ему одним глазом. Кроваво-алым. Тогда как второй глаз залит сплошной чернотой, словно у монстра какого.

Ух, жуть морская!

Ещё миг – и глаза снова карие, только в это уже не верится.

– За трактирные байки, – добавил пацан-не-пацан, – даже ваш Волк спасибо не скажет. Мимо!

– Положим, что так. Но вот что я разговаривал с магом, умеющим плести иллюзии – это байкой не будет. Или снова посмеёшься?

– Иллюзию тебе половина магов сплетёт. Если не сложную – а сложных на вас и не надо. Давай уже к делу, Корноух, не тычь слегой в болото – всё равно дно глубже, чем можно промерить.

– К делу, так к делу. Чего ты хочешь?

Вейлиф похихикал.

– О, как изменились времена и нравы! Ты не мистер Морден, а я не Тень, но тема всё та же...

– Не понимаю.

– Да я так, не обращай внимания. Просто вспомнил кое-что, случившееся очень далеко, и давно, и не со мной. Просто ещё одну иллюзию, можно так это назвать... чего я хочу? Да того же, чего все. Жить, расти над собой, восходя по великой лестнице и учась. Дружить, любить, работать – и радоваться этому.

– Не все этого хотят. Многие благородия работать не станут вовсе, и не заставишь.

– Это смотря что работой называть. Вон, у шедийских наёмников работой иной раз становится предание деревень огню. И сомневаюсь, что им это нравится или полезно, потому как вызова в этом не больше, чем для крестьянина – в утреннем покосе. А у господ работа своя, они просто это называют иными словами. Хотя да, бездельников среди них много. Если можно жить, не работая, то многие выберут не работать. Но я таких достойными не назову и походить на них не хочу. Это если снова к теме хотений.

– Мудрёно. Но мудро.

– Это просто опыт. Сын ошибок трудных. Так что, Корноух, подкинешь работёнку?

– Просто для понимания. Ты ведь работу ищешь, не службу?

– Верно. Причём работу для деревенского сироты, который был бы не прочь в процессе учиться.

– Чему?

– Ну уж не плетению чар! От этого не откажусь тоже, но для начала попроще что возьмём. Грамоту, например... и письмо. На разных языках, включая древние. Торгуют в заречье книгами али нет?

О, премудрость книжная, как я скучал по тебе! И сколь велика радость моя от возможности вновь припасть к родникам твоим! Веником драные ГОДЫ без отпечатанного слова – сущая пытка, достойная адских кругов... если кто понимает.

Вы ведь понимаете? Или лениво скользите глазами мимо вывесок и магазинных этикеток, не сознавая, как можно жить, не имея даже такого чтения?

Ну, не важно. Не о том речь.

В магическом мире и книгопечатание магическое. Говорят, ещё дальше от нашего королевства на восток имперцы магомеханику используют, а гномы и некоторые другие нелюди – даже чистую механику (подробности про географию позже, если не забуду). Но в землях под Гриннейским Престолом – так.