О Пифагоровой жизни

так что один из них, вынуждаемый законом дать клятву, хотя и собирался дать истинную клятву, но все же, ради соблюдения этого запрета, предпочел вместо клятвы подвергнуться штрафу в три таланта: такую сумму он был должен заплатить тому, кто привел его в суд. [137]

(145) Их мнение о том, что ничто не происходит самопроизвольно и случайно, но все совершается согласно божественному промыслу, особенно с людьми добрыми и благочестивыми, подтверждает рассказ о пифагорейце Тимариде из Тарента, который приводит Андрокид в книге «О пифагорейских символах». Когда Тимарид собирался отплыть, уезжая по каким-то обстоятельствам, друзья пришли проводить его, обнимая и напутствуя на прощание. И один из них, когда он уже всходил на корабль, сказал: «Пусть боги тебе дадут все, что ты хочешь, Тимарид!» А тот ответил: «Боже сохрани! Лучше я буду желать того, что боги сами мне посылают». Ибо он считал более осмысленным и благоразумным не сопротивляться божественному промыслу и не досадовать на него. Если кто-нибудь захотел бы узнать, откуда у этих людей такое благочестие, то нужно сказать, что наглядный образец пифагорейского числового учения о богах содержался у Орфея.

137

137 Ср. ниже, 150 и выше, 47, и прим. 47.

(146) Не вызывает сомнения, что, заимствовав идею у Орфея [138] , Пифагор написал книгу о богах, которую он также назвал «Священным словом», потому что он как бы сорвал цветок в самой мистической части сочинений Орфея, независимо от того, было ли это сочинение его собственным, как утверждает большинство авторов, или сочинением Телавга, как говорят некоторые известные и наиболее заслуживающие доверия пифагорейцы, ссылаясь на записки Пифагора, адресованные им своей дочери Дамо, сестре Телавга. Эти записки, как сообщают, после смерти Дамо были переданы Битале, ее дочери, и Телавгу, сыну Пифагора, который по достижении совершеннолетия стал мужем Биталы. Телавг, разумеется, был юным, когда умер Пифагор, и он был оставлен при своей матери Теано. Из этого «Священного слова» (или «Слова о богах», встречаются оба названия) ясно, кто передал Пифагору сочинение о богах. Ведь там сказано: «Это слово о богах я, Пифагор, сын Мнемарха, постиг, пройдя посвящение в Либетрах Фракийских [139] с помощью Аглаофама. Он сообщил мне мистическое знание, что Орфей, сын Каллиопы, наставленный матерью на горе Пангей, говорил, что вечная сущность числа является наиболее провидящим принципом всего неба, земли и находящейся между ними природы, более того, она есть корень постоянства божественных людей, богов и демонов».

138

138 Философия Пифагора имела множество параллелей с учением орфиков и, возможно, имела последнее в качестве одного из своих источников. Среди основных идей пифагорейской философии — учение о метемпсихозе и об очищении души. Считается, что обе они берут начало в философии орфиков. Согласно философии орфиков, человеческая душа имеет два начала: титаническое и божественное дионисийское. В круге перерождений человеческая душа должна постепенно избавляться от низменной, хаотической и разрушительной «титанической» части, с чем связана важность очищения души и тела, состояние внутренней гармонии, вегетарианство и т. д.

139

139 Либетры — область близ Олимпа, где, по преданию, была могила Орфея.

(147) Из этих слов ясно, что идею о том, что сущность богов определяется числом, он заимствовал у орфиков. С помощью тех же чисел он делал удивительные предсказания и совершал служение богам соответственно числам, считая такое служение наиболее родственным их природе. Это можно понять вот откуда (ведь нужно представить какое-нибудь доказательство для подтверждения слов): поскольку Абарид продолжал совершать жертвоприношения по своему обряду и совершал предсказания по распространенному у всех варваров типу — посредством жертвоприношения животных, особенно птиц (ибо считается, что внутренности птиц дают наиболее точные предсказания), Пифагор, желая не лишать его стремления к истине и показать ему, как это сделать более достоверными методами, без крови и умерщвления жертвы (особенно потому, что считал петуха посвященным солнцу), осуществил для него то, что называется совершенной истиной, построенной на арифметической науке.

(148) Вера в богов была у него от благочестия. Он всегда предписывал не питать недоверия ни к удивительным рассказам о богах, ни к учениям о богах, поскольку боги могут все. А божественные учения (которым следует верить) подразумевают те учения, которые передал Пифагор. Его ученики до такой степени верили и усваивали то, что они считали правильным, что когда какой-то пастух рассказал Эвриту из Кротона, слушателю Филолая, что в полдень слышал из могилы голос Филолая (а он умер много лет назад), и при этом голос как бы пел, то Эврит спросил пастуха: «Что за лад был, скажи, умоляю?» Когда кто-то спросил Пифагора, что предвещает видеть во сне давно умершего отца, который разговаривал со спящим, то он сам ответил: «Ничего, как ничего не предвещает то, что ты разговариваешь сейчас со мной» [140] .

140

14 °Cр. выше, 139.

(149) Одежду он носил белую и чистую, постель также была белой и чистой. Одежда и постель были из льна, так как овчинами он не пользовался. [141] И он передал этот обычай ученикам. О высших существах он говорил иносказательно и по всякому случаю вспоминал богов и воздавал им почести, так что даже за обедом совершал возлияния богам и призывал каждый день прославлять в гимнах высших существ. Он обращал внимание на изречения, оракулы и знамения, в общем, на все случайное.

141

141 Ср. выше, 100.

(150) В жертву богам он приносил ладан, просо, жертвенные лепешки, соты, миро, другие благовония, а животных ни сам он не приносил в жертву, ни кто-либо из философов его школы, достигших созерцания; другим же ученикам, акусматикам или политикам, он предписывал иногда приносить в жертву одушевленных существ: вероятно, петуха, или барана, или какое-нибудь другое новорожденное животное, быков же приносить в жертву запрещал. Свидетельством почитания им богов служит и то, что он призывал не клясться всуе именем богов. Поэтому Силл, пифагореец из Кротона, ради того, чтобы не приносить клятву, даже заплатил денежный штраф, хотя и собирался принести истинную клятву. [142] Пифагорейцам же приписывают такую клятву (благоговейно избегая упоминания имени Пифагора, так же, как очень скупо они упоминают имена богов, они указывают на него, говоря о муже, открывшем четверицу):

142

142 Ср. выше, 144.

Именем клятву даю открывшего нам четверицу, Неиссякаемой жизни источник. [143]

(151) Пифагор, как говорят, в целом был приверженцем стиля и образа мыслей Орфея и почитал богов подобно Орфею, воздвигая их в медных изваяниях, связанных не с нашими формами, а с образами богов, которые всеобъемлющи, обо всем пекутся и природа и образ которых подобны Вселенной. [144] Он возвещал их очистительные обряды и так называемые мистерии и имел об этом самое точное знание. Еще говорят, что он соединил божественную философию с религией, одному научившись у орфиков, другому — у египетских жрецов, третьему — у халдеев и магов [145] , четвертое заимствовав из мистерий, совершающихся в Элевсине, на Имбросе, Лемносе и в Самофракии [146] , а кое-что заимствовав у сообществ, существующих у кельтов и иберов.

143

143 Пифагорейские Золотые стихи, 47–48.

144

144 Мы понимаем ίσταμένους как ίστάμενον.

145

145 Халдеи — арамейское племя, чьи жрецы (как и жреческая каста магов) считались носителями тайных учений, особенно астрологических вавилонских знаний. Позднее с понятием халдеев и магов связывались любые магические и астрологические знания. О магах см. также прим. 24.

146

146 Элевсинские мистерии — тайные обряды в честь Деметры и Персефоны, наиболее знаменитые и почитаемые из греческих мистерий. Священная драма, разыгрывавшаяся перед посвящаемыми, рассказывала о похищении Персефоны Аидом и о странствиях Деметры в поисках дочери, что в символическом ключе давало знание о перевоплощении и о странствиях души.

В Имбросе, Лемносе и Самофракии были центры мистерий кабиров — божеств малоазиатского или финикийского происхождения, которые почитались как учителя тайного знания, всех искусств и ремесел. Самофракийские мистерии считались наиболее древними в Греции.

(152) У латинян читают «Священное слово» Пифагора, но не для всех и не всеми, а лишь теми, кто благосклонно относится к его учению о благе и не совершает ничего постыдного. Он говорил, что нужно трижды совершать возлияние богам и что Аполлон прорицает с треножника из-за того, что тройка — первое по природе число [147] , Афродите же нужно жертвовать что-нибудь на шестой день, так как это число первое, которое является общим для всей природы чисел [148] , а будучи поделенным любым образом, дает одинаковое значение вычитаемого и остатка. Гераклу нужно приносить жертвы на восьмой день месяца, помня, что он рожден семимесячным.

147

147 В представлении пифагорейцев Единица (монада) — начало всех чисел и всех вещей, символ божества, Единого без Второго, порождающего весь мир. Двойка (дуада, двойственность) — начало любого разделения, противоречия и, следовательно, изменения (поэтому считалась у пифагорейцев нечистой). Единица и Двойка олицетворяют собой космические начала и творческие силы. Единица связывается с божественным и духовным началом, Двойка — с материальным. Тройка (триада) — первое порождение Двойки, после нее начинается весь ряд чисел (будучи нечетным числом, она восстанавливает нарушенное Двойкой равновесие). Как считали пифагорейцы, все вещи определены «тремя»: началом, серединой и концом или прошлым, настоящим и будущим. С точки зрения теогонии, Единица соответствует первому Божеству, Двойка — разделению на Небесного Отца и Великую Мать, а Тройка — Богу-Сыну, рожденному от Отца и Матери, то есть первому рожденному.

148

148 В числе 6 четное сочетается с нечетным и объединяются три первых числа, от которых происходит все многообразие остальных чисел (1+2+3).

(153) Пифагор также говорит, что в храм нужно входить в чистой и белой одежде, в которой не спали, помня о том, что сон, так же как черный и огненный цвет, — свидетельство праздности, а чистота — свидетельство честности и справедливости помыслов. Он предписывает, что, если в храме нечаянно прольется кровь, нужно очистить храм или золотом, или морской водой, потому что вода возникла первой, а золото — самая прекрасная вещь, и по ним измеряется ценность всех вещей.

(154) Он также запрещает рожать в храме, так как неблагочестиво в храме облачать божественную часть души в тело. Он запрещает на праздниках стричь волосы и ногти, считая, что власть богов нельзя оставлять ради умножения наших благ. Он запрещает убивать в храме даже вошь, полагая, что божество не должно быть причастно ничему чрезмерному и гибельному. Он говорит: «Почитай богов кедром, лавром, кипарисом, дубом и миртом, не чисти ими ни тело, ни зубы, считая, что это [149] первое порождение влажной природы, питавшее первую нерасчлененную материю». Вареную пищу он запрещает жарить, говоря, что кроткое не нуждается в гневе [150] . Следуя магам, он не позволяет сжигать тела умерших, желая, чтобы смертное не было причастно ничему божественному. [151]

149

149 Т. е. кедр, лавр, кипарис и мирт. Все эти растения — священные деревья различных богов, кроме того, их эфирные масла и листья используются в церемониях.

150

150 Т. е. в огне.

151

151 Огонь, наиболее легкий и тонкий из четырех элементов, связывался с божественной природой. Любопытно сравнить взгляды Пифагора с отношением к огню в зороастризме в Персии (Пифагор, судя по его биографии, мог соприкасаться с этой культурой), где огонь считается священным, и ничто нечистое не должно его касаться. В зороастризме также запрещено сожжение тел, чтобы не осквернять огонь.

(155) Он считает благочестивым сопровождать к могиле умершего в белых одеждах, намекая этим на простую и первую природу соответственно числу и началу всех вещей. [152] Главное — он призывает клясться честно, и хотя будущее далеко, но для богов нет ничего далекого. Он говорит, что больше благочестия в том, чтобы претерпеть несправедливость, чем в том, чтобы убить человека (ибо суд совершается в Аиде), если подумать о природе души и природе ее первой сущности. Он запрещал делать гроб из кипариса, так как из кипариса сделан скипетр Зевса, или по какой-либо другой мистической причине. Он предписывал совершать возлияние перед алтарем Зевса-Спасителя, Геракла и Диоскуров, воспевая Зевса, начало и главу пищи, Геракла — природную силу и Диоскуров как образец согласия всех вещей [153] .

152

152 Традиционно белый цвет связывается с чистотой и с божественной природой (за исключением некоторых восточных стран, где белый цвет связывается с трауром).

153

153 Диоскуры — близнецы Кастор и Полидевк, сыновья Зевса и Леды. Кастор был смертным, а Полидевк — бессмертным братом, однако после смерти Кастора по просьбе Полидевка оба брата стали наполовину смертными, наполовину бессмертными: день проводили на Олимпе, день — в Аиде. В античной традиции Диоскуры — образец дружбы и согласия, а также гармонии противоположностей, где один не может существовать без другого.

(156) Он говорит, что возлияние следует нести не закрывая глаз, так как он считал, что ничто прекрасное не заслуживает стыда и позора. Он предписывал всякий раз, когда гремит гром, прикасаться к земле, показывая, что мы помним о происхождении всех вещей. Входить в храм он предписывал справа, а выходить слева, полагая, что правое — начало так называемой нечетности чисел, которая божественна, а левое — символ четного и распадающегося. [154] Вот так описывают проявления благочестия Пифагора, а об остальном, что касается его благочестия, можно догадаться из сказанного, так что я заканчиваю разговор об этом.

154

154 Правая сторона, являющаяся благоприятной, связывается с Единицей, которая является первым нечетным числом, а левая, неблагоприятная сторона — с Двойкой, символом разделения, которая является первым четным числом.