О счастье жить в стране развитого…
Шрифт:
– Ну ты и придумал! Это Светка с утра простирнула. А уж после свалила на учебу.
– Как все прошло?
Моня поднял вверх большой палец и облизнулся.
– Огонь! Ты прикинь, полтора пузыря всосала и хоть бы хны – еще стихи читала. Прикинь, мне – стихи! Сказала, сегодня снова зайдет, – мечтательно протянул Моня.
Он сладко потянулся, расправляя мощные, как у грузчика, плечи, провел рукой по вечно торчащим белым волосам и довольно крякнул. Его широкое лицо с квадратным подбородком и слегка приплюснутым носом – открытое лицо добряка – выражало блаженное
При упоминании о ночном чтении стихов Алик поморщился. Сразу вспомнился вчерашний разговор с Кирой. И чего завелась? Он терпеть не мог, когда на него пытались давить. В нем моментально вскипал внутренний протест, и он начинал гнуть своё, даже понимая, что неправ. Зная об этом недостатке своего характера, Алик ругал себя, пытался бороться, но вновь и вновь наступал на те же грабли.
По привычке он потянулся в раковину за стаканом, и с удивлением обнаружил, что она пуста, а на столе, в сушилке, аккуратно составлена чисто вымытая посуда.
«Видно, девочка серьезно решила взяться за Моню», – подумал Алик. С одной стороны, он был рад за друга, которому катастрофически не везло с женским полом, а с другой – не хотелось терять дежурное, временное пристанище.
– Ты в школу пойдешь сегодня? – поинтересовался хозяин квартиры.
– Не хочется, но придется. Девчонку одну подвел. Впрочем, и с комендантшей нужно помириться, а то так и приживусь на твоем диване.
– Вообще-то я не против, – отозвался Моня и опять потянулся, будто сытый кот.
Алик быстро собрался, перекинул через плечо сумку с тетрадями и рванул вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. В принципе, особо торопиться было ни к чему, так как первые пары он благополучно проспал. Быстро двигаясь, он пытался привести себя в тонус – ему предстояло отмазать племянницу комендантши. Впрочем, Кольцов был на сто процентов уверен в успехе этого предприятия.
Гроза факультета, профессор Воронцов, из-за которого многие студенты были отчислены из университета, относился к Алику с большим уважением и теплотой. Ему прощалось то, что никогда не прощалось даже круглым отличникам. Нередко Алик спорил с Воронцовым прямо на лекциях, и преподаватель никогда не прерывал его рассуждения, даже если был в корне не согласен с ним. Многие пророчили любимчику профессора аспирантуру со всеми вытекающими.
При посторонних профессор обращался к Алику исключительно по имени-отчеству. Кольцов даже был приглашен на юбилей светила отечественной науки, притом, что не все преподаватели университета были удостоены такой чести. Кое-кто из них смотрел на любимчика косо, но однако не пытались как-то отыграться, ущемить. Авторитет Воронцова был столь высок, что противостоять ему не решались. Впрочем, и сам парень не наглел, не давал повода для репрессий. Прогуливал он редко, вовремя сдавал зачеты и экзамены, являлся если не примером – учитывая несколько разгульный образ жизни, – то вполне нормальным успевающим студентом.
В коридорах университета было не протолкнуться. Алик недовольно поморщился: в его планы не входило попасть на перемену между парами. Хлопая по протянутым для приветствия ладоням,
он не задерживался, отвечая на все вопросы: «Потом, потом». Добравшись до двери своей кафедры, он приоткрыл её и заглянул. В помещении находилось несколько преподавателей, а за ближайшим столом, прижимая к заплаканным глазам платочек, сидела молодая аспирантка Аллочка.– Алла Евгеньевна… – тихо позвал Алик.
Аспирантка повернула к нему голову и криво улыбнулась.
– А где Лев Николаевич?
Аллочка шмыгнула покрасневшим маленьким носиком и ответила немного гнусаво:
– Наверное, в пятой. У него лекция была.
Алик благодарно кивнул и поспешил в дальний конец коридора. Профессор оказался в аудитории не один. Напротив него у преподавательского стола расположился мужчина с аккуратной прической, в дорогом костюме и при галстуке. Обернувшись на звук открывшейся двери, Лев Николаевич приветливо улыбнулся Алику.
– Вы ко мне, Александр Петрович?
Алик утвердительно кивнул, всматриваясь в лицо профессорского гостя. Определенно, оно было ему знакомо.
– Пять минут. Мы сейчас закончим.
Закрыв дверь, Алик отошел к окну и пристроил сумку на подоконник.
– Что за юное дарование? – хорошо поставленным баритоном поинтересовался гость.
– Почему же сразу дарование, Антон Валерьевич? – усмехнулся профессор.
– Я прекрасно помню ваши привычки. Кого бы еще вы изволили величать так официально?
– Ну да, талант. Несомненный. Прекрасный слог и эрудиция, независимые и аргументированные суждения, философский склад ума. Парня ожидает большое будущее, если система через колено не сломает.
– Что, гнется с трудом?
– Есть такое дело… Но вы себя вспомните – каким упертым были!
– Да-а-а, – протянул Антон Валерьевич. – Шишек много набил…
– Так что по моему вопросу?
– Готовьте письмо. Я решу с руководством. Приложите список студентов, и будет им практика.
– Вот и хорошо.
Антон Валерьевич попрощался и вышел из аудитории. Кольцов проводил гостя напряженным взглядом, пытаясь вспомнить, где же он мог его видеть? Войдя в аудиторию, кивнул через плечо на дверь.
– А это…?
– Пылаев. Телевидение, – коротко пояснил Лев Николаевич.
– Точно! – обрадовался парень. – А я мучился, не мог вспомнить!
– Ну здравствуй, Саша. Похоже, мои лекции ты решил не посещать?
Алик смутился и начал оправдываться:
– Да у меня вчера…
– Я в курсе.
Кольцов в изумлении уставился на него, не понимая, откуда профессор мог узнать о вчерашнем происшествии. Неужели все-таки сообщили в деканат?
– Не напрягайся. Про ваши с Артемом похождения я утром от Торопова узнал.
Алик облегченно выдохнул. Действительно, Воронцов жил в одном подъезде с Артемом. Собственно, он и познакомился с Артемом на юбилее профессора два года назад, а дружба после завязалась. Благодаря влиятельному соседу Воронцов организовал своему любимчику отсрочку от армии. Отмазывая сына, отец Артема включил свои связи, и заодно, по просьбе профессора, решил вопрос с Аликом.