О той, что любила свободу

Кэтрин не шелохнулась, пока слушала. Ей так больно стало, что она заплакала, и ей стало плохо. Сквозь слезы она видела, как Кэролайн скользнула вниз по стволу дерева, села на колени, пригнулась к самой земле, чтоб подышать запахом какого-то скромного цветка. Ей хотелось подбежать к сестре, упасть к ней и обнять. Слова, сказанные сегодня тетушке Лиз о том, что Кэролайн оправится, показались ей сейчас бездумными и пустыми: она знала, что страдания сестры не кончатся никогда. Кэтрин поняла: вот она – расплата Кэролайн за ее красоту, за легкость и беспечность, за необдуманность решений, за то, что не думала о людях, которых бросала так часто; и ведь ясно, что не хотела тогда эта девочка никому сделать больно, но делала, оттого, что не понимала, что она совершает. Жизнь – это не веселье, а каждодневный труд, не только труд физический, но и труд души.

И так она вся измучилась переживаниями, что не поняла, как у нее отошли воды. Всю ее пронзила жгучая боль, и Кэтрин бросило почти в панику. «Ой, мамочки! Да что же это такое… ой, божечки!» о – она села на траву. Но как только девушка отошла от шока, разум ее прояснился: видимо, все ее тело активировало внутри себя инстинкт самосохранения, и Кэтрин закричала, что было сил.

– Кэролайн! Родненькая, помоги, прошу тебя! – жалостно взмолилась она.

– Кэтрин? Боже правый! – Кэролайн, словно проснулась.

И трудно было поверить, что эта девушка, которая только что была охвачена легким безумием, плакала и причитала, эта девушка молниеносно бросилась к сестре, подняла ее с земли и позволила навалиться на себя всем весом, чтоб та смогла идти. Все ее действия были незамедлительны, разумны и осторожны, как будто неведомая сила вдохнула на мгновение в нее жизнь, но какую-то другую жизнь, не та, какая в ней была раньше: эта была жизнь деятельная, осмысленная. Она шла с сестрой через поле и только ласково иногда подбадривала ее: «Катюша милая, ну, потерпи еще чуть-чуть! Уж сейчас и дом покажется».

Этой ночью Кэтрин родила сына с голубыми глазами, как у отца и черными редкими волосиками на головке. Роды прошли без осложнений: до приезда доктора Кэролайн помогала сестре и прекрасно справилась, доктор позже хвалил девушку за такую неожиданную искусность и терпеливость в этом деле.

========== 12 Глава. «В тот давно прошедший вечер» ==========

Давно в доме тетушки Лиз и дяди Василия не было такой суеты. Марфа бегала с полотенцами и пеленками по коридорам, ругалась с дворником без причины. Хотя причина была всего-навсего одна: переживала Никитична за леди Кэтрин.

Кэролайн сидела в швейной комнатке, где перед балами ей примеряли платья. Сжав с силою руками колени, она бегала потерянными глазами по стенам со слегка обшарпанными старыми обоями, по голубым шторам с цветами. Три года назад она стояла в этой комнате в тот вечер, когда в доме князя Петровского был бал. Марфа застегивала ей корсет, а Кэролайн было так больно, что она заливисто хихикала, хватаясь одной рукой за живот, всякий раз, как кухарка затягивала шнурки.

– Перестань! Стой прямо и не гогочи, я не могу затянуть, – ворчала Марфа Никитична, обращаясь к Кэролайн на «ты», потому что нянчила ту с раннего детства.

– Ой, я не могу, тетечка Марфа! Мне так смешно! – кричала девушка, что было сил.

– Вот же и впрямь ты, душа моя, с ума сошла: больно ей, а сама смеется. Как тебя понимать? Что ты за человек? – бурчала под нос Никитична.

– Ох, знали бы вы, голубушка Марфа Никитична, как я теперь счастлива! – шепнула Кэролайн, тихо вздыхая.

– Уж я догадываюсь: ты у нас всегда счастлива не от чего!

– Нет… нет, голубушка, я нынче счастлива совсем не так, как я была счастлива раньше. Ничего вы не знаете совсем! – она закрыла стыдливо глаза, понимая, что сказала лишнее, но не могла сдержаться.

– А чего это еще такого я не знаю? Ты, душечка, что ж это: от мамаши чего утаила? – обеспокоенно встрепенулась Марфа и остановилась.

– Нет! – спешно бросила Кэролайн в испуге, – нет, Марфа Никитична, ничего не скрываю… это я просто так сказала.

– Ой, дитя, наделаешь глупостей… – вздохнула кухарка в ответ,– ты не забывайся и не размягчайся, смотри, а то как бы чего не сотворила ты со своим «счастьем», а то ведь матушка твоя сляжет потом с горя, – она взяла в зубы лишнюю ленту.

Не знала тогда Марфа Никитична, что ее маленькая «душечка» уже всю неделю встречалась с господином Майклсоном, что с ним стала она женщиной и что давно уже в душе отдала ему себя всю.

И вот другая женщина из прислуги уже закончила делать юной графине прическу. Кэролайн посмотрела на себя в зеркало: в отражении она увидела свежую, взволнованную, но очаровательную красавицу с раскрасневшимися щеками. Она вскочила с табурета и закружила в гостиную.

– Маменька, ну, посмотрите, что за волшебство со мной сотворили мои любезные нянечки! – ее счастливая улыбка, словно ворвалась в гостиную комнату и осветила каждый ее уголок.

– Ах, какая наша Каролина Васильевна царевна! – радостно всплеснула руками Марфа Никитична.

Было еще около часа до отъезда. Кэролайн не хотелось сидеть дома, и она тихонько ушла в сторону соседней деревни, где была дубовая роща. Был там у нее один любимый дуб – самый огромный и самый старый, у которого она любила читать, петь песни и просто мечтать в одиночестве.*

Кэролайн грациозно взяла свою шелковую шаль за оба края, развела руки и стала кружиться, подняв кверху голову. Полуголые кроны осенних деревьев водили хоровод вместе с ней, в лицо изредка дул прохладный ветер, а из-за рощи поднимался туман, окутывая собой все вокруг. Кэролайн было приятно мечтать о Клаусе, прокручивать в голове диалоги, которых между ними не было, представлять, что ждет их в будущем.

В девять часов вечера семья Полетаевых явилась на бал безо всяких опозданий. Со вкусом наряженные, но без излишеств, все были с добрыми и приветливыми лицами. Василия Николаевича князь Петровский сразу же поприветствовал лично и выказал почтение его жене и дочке.

На балу все было торжественно, но не вычурно. Обсуждали по большей части политику, экономику, а уж пропустить рассказ князя Петровского о том, как он в мае был на освещении Храма Христа Спасителя в Москве, никто и не смел.

Кэролайн тревожно бродила по залу, ища глазами Клауса. Она измяла свой веер и была готова уже уехать отсюда. Заиграл вальс. Девушка остановилась, задумалась и печально опустила глаза в пол. Но уже через секунду она почувствовала его близость и услышала вкрадчивый, мужественный голос.

– Не желаете потанцевать, мисс Кэролайн? – его лицо осветила улыбка, а одна бровь изогнулась дугой, – или вам больше нравится «графиня»?

Кэролайн задорно засмеялась. С каждой секундой ей казалось, что Клаус становится ей все роднее.