О времени, о товарищах, о себе

– Ну что же, за сто тысяч и подумать можно.

Бригада готовилась к ремонту. После разговора ее как будто подменили. Я никогда не видел так интенсивно думающих людей. В обсуждении плана ремонта принимала участие вся бригада ремонтников. Когда я подошел, меня вначале даже не заметили, говорили сразу несколько человек.

– Да разве мы работаем? Больше детали да инструмент ищем.

– Ремонт можно сразу начинать после остановки печи. А чтобы не жарко было, ее нужно закрыть. Соорудить специальную площадку и надвинуть на печь, тогда все, что выше, можно будет ремонтировать.

– Прежде чем останавливать печь, надо сначала изготовить все детали, которые заменять придется, разложить их по порядку – старую снимать, а новую на место ставить.

Тщательно разработанный план ремонта и отлично проведенная подготовка к нему позволили бригаде закончить ремонтные работы за семнадцать дней. Как и было условлено, я распорядился выдать бригаде сто тысяч рублей.

Выдать-то выдал, но потом полгода давал объяснения в самых различных инстанциях. Оказывается, я сразу сделал ряд нарушений: сюда входило и нарушение установленного порядка выдачи премий, и превышение власти, и еще много других прегрешений.

Только вмешательство Тевосяна спасло меня от крупных неприятностей. Но дело было сделано. С тех пор уже никогда никто на ремонт не планировал тридцати дней. А ремонтники почувствовали вкус к поискам путей улучшения ремонтных работ и довели в конце концов простои печей до одной недели в году.

O штатах и их сокращении

Насколько я помню себя, мне всю свою жизнь приходилось слышать разговоры о сокращении штатов. До революции разговоры о сокращении штатов были зловещими – они предвещали безработицу. Позже, при Советской власти разговоры эти стали означать перемещение работников с одних мест работы на другие, с одних должностей на другие.

Позже, когда я уже после окончания Горной академии стал работать, мне пришлось самому принимать участие в этой процедуре. Надо сказать, что организацией труда у нас занимались только в начальный период становления промышленности, а затем эта работа была заброшена – все было подчинено выполнению планов любыми средствами. И только в последнее время НОТу стали вновь уделять большое внимание.

Обычно на наших заводах количество работающих больше, чем на аналогичных производствах многих стран. Это бросалось в глаза даже при беглом сравнении. На немецком ферросплавном заводе в Эшвайлере, где мне приходилось часто бывать в начале тридцатых годов, на таком же самом производстве, как и в Челябинске, при таком же примерно объеме продукции, было занято всего 113 человек, в то время как на Челябинском заводе работало 452. Это меня волновало.

– В чем дело? Что, у нас оборудование хуже? – нередко спрашивал я товарищей.

– Нет, лучше. Мы приобрели печи самой последней конструкции.

– Люди в цехах у нас нерадиво относятся к делу?

– Нет, вот они! Подивилов, Карнаухов, Калюжный…

– Может быть, инженеры с меньшей инициативой?

– Опять нет. На заводе собран энергичный, инициативный коллектив энтузиастов – Носаль, Дыханов, Сухоруков, Стрельцов, Рунов, Гусаров.

В чем же дело? Нет, просто необходимо во всем тщательно разобраться.

У нас лучшие в мире печи. Часть из них – уникальные.

Но здесь, на самих печах, и людей-то было меньше, нежели на европейских заводах, откуда же берутся эти «лишние» люди? Ясно, что на каких-то операциях до печей и после печей.

Мы решили тщательно проверить весь путь движения сырья к печам и выплавленного металла от печей до складов готовой продукции. При внимательном рассмотрении даже относительно простых явлений, иногда выявляются интересные подробности, ведущие к важным заключениям.

Когда я осматривал большие металлургические заводы в Германии, мне обычно предлагали начать со складов сырья: поступление его на завод, сортировку и хранение, переработку – дробление, брикетирование, подачу к печам. Все эти операции были рационально организованы, а степень механизации работ – высокой.

– Вот смотрите, – объясняли мне специалисты заводов Круппа, Манесманна, Рохлинга и многих других фирм, – к нам поступают целые составы с рудой, коксом, известью, и мы их разгружаем в течение нескольких минут. Вагоны подаются на эстакаду, открываются затворы саморазгружающихся вагонов, и все содержимое вагонов через люки попадает прямо в бункера. На всей операции разгрузки вагонов у нас работает один человек. Он открывает люки, нажимает кнопки механизма разгрузки, а после ухода состава с пустыми вагонами заметает случайно не попавшие в бункера кусочки руды, кокса или известняка и закрывает люки бункеров, а у нас на заводе в Челябинске на этой операции работает более сорока человек! Почему?

Да потому, что сырье поступает не в специально сконструированных для его перевозки вагонах, а на обычных железнодорожных платформах. Платформы подаются в длинный деревянный сарай – склад руды и кокса. По обо стороны железнодорожного пути вырыты огромные квадратные ямы, стенки и дно которых забетонированы.

При подаче железнодорожного состава с платформами, рабочие взбираются на платформы и лопатами сбрасывают руду или кокс в ямы. В зимнее время кокс иногда смерзался и его трудно было разгружать.

Вагонов не хватало, график разгрузки нарушался, вагоны задерживали под разгрузкой более положенного времени, а за задержку вагонов виновные привлекались к суровой ответственности.

Разительно отличался и весь внутризаводской транспорт Челябинского завода от транспорта, виденного мною на многих заводах Европы. Из бункеров руда на всех передовых заводах Европы, как правило, направлялась по конвейерным лентам или по элеваторам в дробилки, затем из них автоматически передавалась вновь на транспортные механизмы – все это совершалось без участия людей, автоматически.

На нашем заводе здесь были заняты люди. Руда из бункерных ям забиралась мостовыми кранами с грейферным захватом. Это устройство не позволяло забирать всю руду, в особенности из углов бетонных ям. В ямы приходилось опускаться рабочим и лопатами выгребать ее на середину бункера под захват грейферного крана. Наклонные желоба, установленные у дробилок, имели малый угол наклона, измельченные кокс или руда не передвигались, а задерживались на них, образуя завалы. Все это было результатом ошибок, допущенных при проектировании завода, исправить которые было уже трудно, для этого потребовалось бы перестроить всю систему подачи материалов. Эту задачу в Челябинске решили иначе – поставили в таких местах рабочих с лопатами, и они передвигали дробленые материалы с желобов на ленты конвейера.

Оборудование часто выходило из строя, и небольшая ремонтная мастерская вскоре превратилась в большой ремонтный цех, с большим количеством станков и, конечно, с солидным штатом.

Так было на многих участках технологического процесса, особенно на вспомогательных операциях, на которые у нас обычно обращается мало внимания. А во многих случаях они-то и являются решающими, определяя себестоимость и качество продукции.

В курсе металлургии, который я слушал в стенах Московской горной академии, а позже читал его сам, – все эти печи носили иностранные наименования: Ренерфельда, Широ, Стасанно.