Оазис

"Бедный Рысак, — мелькнула мысль. — Теперь до утра ослеп. Знатно сверкнуло. Что на этот раз применил монах?"

Долго держать глаза закрытыми я не стал, банально боясь пропустить атаку нежити. Распахнул их и остолбенел. Половина стены обрушилась от магического удара, сметя со своего пути часть лезущих к нам гостей. На улице творилось непонятно что: копошащаяся масса пыталась организовать новую атаку, и у них это могло получиться. Вспышка уничтожила передовой отряд, значительно освободив место для маневров. Но думать об грозящей нам опасности было некогда.

Монах уже стоял напротив толпы, вычерчивая мечом замысловатую вязь непонятных черточек и крючков. Кажется, их называют рунами. Интересная техника у орденских бойцов. Я заинтересовался его манипуляциями и едва не пропустил боковую атаку. Какая-то прыткая сволочь попыталась вцепиться в мою руку. С трудом, но удалось увернуться и с ожесточением вбить жердь прямо в гнилую пасть мертвяка. Черепушка того лопнула с противным чавканьем. Делаю шаг вперед, сокращая дистанцию с группой ковыляющих уродов, и с размаху бью по ногам, словно скашивая траву косой. Жердь с треском переломилась Черт! Винчестер с плеча, прыжок назад и мгновенный поиск цели.

Ба-дам! Ба-дам! Грохот выстрелов, выплески огня — и картечь разносит небольшую компанию, спешащую в гости к монаху. Они вознамерились сцапать его и задавить массой. Я точно помню, что Симону нужна перезарядка после магического заклятия. Сейчас он накопит свои силы…

По моим ушам садануло так, словно я сидел в пустой бочке, а по ней со всего размаха ударили кувалдой. Вы, наверное, не слышали, как кричат мертвяки? Это нечто: скрипящий шепот, усиленный сотней глоток, вырывается наружу из гнилого нутра. Плоть после такого смачного шлепка оплыла с костей, и ночную армию выкосило начисто.

— Да вашу… в глотку и печень! — откуда-то вынырнул ошалевший Артишок с дробовиком. — Что за хрень вы тут устроили?

Рядом с ним, озираясь по сторонам, стоит Канадец в своей ковбойской шляпе и широко раскинув руки, контролирует ситуацию с двумя револьверами, водя их из стороны в сторону.

— Спокойно, это Симон экспериментирует, — я вытер пот со лба. А ничего так трясет! Как в лихорадочном бреду. — Небольшой конкурс среди любителей пасадобля. Ну вы и дрыхнуть, господа!

— Дрыхнуть? — завопил Артишок. — Да я проснуться не мог! Слышу грохот, лошади ржут, какой-то стук, вспышки — а глаза не открываются! Да еще словно связанным оказался! Это твои штучки, святоша! Клянусь, в следующий раз я привяжу тебя к столбу, а поганые руки прибью метровыми гвоздями!

— Нам нужно отсюда уезжать, — Канадец, в отличие от товарища, орать не стал. Он убедился, что опасность миновала, и затолкал револьверы в кобуры. — Разве не чуете, как воняет протухшими яйцами?

— Это сероводород, — развел Симон руками. — Согласен, неприятный запашок. Но куда мы сейчас поедем? Земля раскисла от дождя, есть опасность свалиться в овраг, переломать ноги лошадям и себе. Да и морфы, успокоившись, начнут обход территории. Нет, сидим на месте до утра.

— Логично, но мне плевать на опасности, — буркнул Артишок. — Лучше морф, чем такая вонь.

— Это ты преувеличиваешь, — хлопнул его по плечу Канадец. — Пошли, успокоим лошадей, раз все веселье пропустили.

Когда наши компаньоны отошли, я негромко спросил монаха:

— Почему они сразу не проснулись? Что ты им внушил?

— Всего лишь ментальная закладка в их мозгах может творить небольшие чудеса, — Симон совершенно не раскаивался, у него в голосе даже сожаление проскользнуло, что эти двое умудрились проснуться раньше времени. Только вот зачем он ведет странные игры? — Всего лишь маленькое воздействие вроде снотворного.

— Опасный ты человек, монах, — повторил я давно изреченную истину.

К утру непогода утихла окончательно, но солнца мы так и не дождались. Холодный ветер проносился по равнине, осушая мокрую траву и землю; темные тучи стлались над верхушками дальних холмов, грозясь вылиться очередной порцией дождя над ними, смывая плодородный слой почвы в низины. Находиться в хижине, окруженную зловонием, было невыносимо, и нам пришлось выезжать с первыми предрассветными сумерками. Наших лошадей не пришлось понукать. Они сами бодро зарысили вперед, сыто фыркая и мотая головами.

— Полагаю, мы сделали доброе дело, — покачиваясь в седле, произнес Симон. — Теперь несчастные упокоены, и больше не будут бродить по Пустоши, пугая редких путешественников, вроде нас.

— Тебя испугаешь, — проворчал Канадец, согласно распорядка движения, выдвинувшийся вперед. По-прежнему наш путь пролегал по равнинной местности, и отрываться друг от друга не было необходимости.

Вскоре мы почувствовали изменения в ландшафте. По бокам потянулись небольшие холмы, за которыми можно было угадать еще более высокие, заросшие темно-зеленым ельником. В этом месте дождь хлестал весьма сильно, отчего дорогу пересекали многочисленные канавы, вырытые стремительными потоками воды. Пока мы неудобств не испытывали, преодолевая их без малейшего напряжения. Но потом все стало хуже.

Наш путь прервался большим деревом, лежащим аккурат поперек тропы. Занесенный илистыми отложениями, оно находилось здесь, вероятно, со времен сотворения мира, и успело наполовину сгнить. Тяжелые кривые ветви, каждая из которых могло соперничать с небольшим и молодым деревцем, раскинулись в разные стороны. Оставался один путь: спуститься немного вниз и объехать преграду. Канадец слез с лошади.

— Проверю, что впереди, — пояснил он, вытаскивая револьвер из кобуры. — Дорог здесь нет, а рисковать на откосах лошадьми я не хочу. Если нарвусь на плохих парней — дам знать.

Он аккуратно обошел упавшее дерево и надолго исчез из виду. Мы не стали ждать его, бессмысленно топчась на месте. Я взял лошадь Канадца под уздцы и по краю тропы перешел на другую сторону завала вместе с Рысаком. За мной следом увязались Артишок с монахом. Пока ничего страшного, только ветер нагоняет тоску среди безжизненных холмов.

— Я бы ни за что не стал здесь жить, — поежился Артишок от холода. — Унылое дерьмо. По мне, так каторга куда веселее.

— Поверь, если бы ты захотел укрыться в этих местах, то через месяц сам сбежал бы, — монах снова взлетел в седло. — Место гнусное не оттого, что здесь морфы владычествуют, а от безнадежной пустоты. Люди не хотят селиться здесь. Земля плохая, ничего путного не растет. Чтобы облагородить почву, понадобится не одно трудолюбивое и самоотверженное поколение…

Показался Канадец, и Симон прервал свою речь. Бывший егерь махал шляпой, словно подзывал к себе. Пришпорив лошадок, мы домчались до него. Канадец ухмылялся.

— Вам надо бы увидеть это, — сказал он и рукой показал на вершину невысокой холмистой возвышенности, усыпанной булыжниками и валунами. — Поднимемся наверх и насладимся зрелищем.

Заинтригованные, мы поспешили узнать, что такого увлекательного нашел Канадец.

— Лошадей лучше оставить по эту сторону холма, — предупредил он. — Не хочу, чтобы нас увидели.