Объект номер 13

Так что я не сильно удивился, когда из дверного проёма в меня полетели сгустки плазмы. Только заинтересовался: почему я не слышу мыслей нападающих? Эти двое пси-устойчивы? Или в ЗС всё же благополучно разработали какие-то методы блокировки пси-воздействия? По последним данным, эксперименты не увенчались успехом. Но мало ли?

Извернувшись, я ушёл от плазменных сгустков, вынужденно подался назад… чтобы почувствовать, как холодный, текучий металл обхватывает шею, переползая на лицо и затылок, как иглы пробивают кожу, вонзаясь в плоть. Шея, мозг, позвоночник. Теперь оторвать маску можно только вместе с моей головой.

По нервам ударил первый приказ, утопив мир в ослепительной, сводящей с ума боли.

Знакомой. Слишком острой для якобы муляжа.

Я застыл. Руки мои повисли безвольными плетьми.

Удар был слишком сильным для фальшивки. Слишком парализующим, лишающим воли, отупляющим. А значит…

“Сюрприз, братик, — прозвучал вкрадчивый голос Деймоса в моей голове. — Надеюсь, ты скучал по этой игрушке. Потому что я модернизировал её, и теперь ты её не снимешь. Вообще никогда.”

Я стоял неподвижно: паралич нервной системы, обычно сопровождавший активацию маски, не оставлял других шансов. Собственно, человека стандартной модели этот процесс навсегда оставил бы инвалидом. Мне подобное не грозит, но пройдёт некоторое время, прежде чем ткани регенерируют. Но даже тогда каждая попытка пошевелиться будет сопровождаться новыми травмами. Как минимум, до тех пор, пока мой новый… владелец… не отдаст вторую команду.

Пока всё, что я мог — смотреть. И для этого следовало унять сознание, поглощённое паникой, агонией и ужасом. Сильным, всепоглощающим; раньше маска и подчинение не пугали меня настолько. Но это как раз вполне объяснимо: тогда я просто не знал, что теряю. Вернее, терять мне было нечего.

Словно в ответ на мои мысли, висок противно заныл. Я понял, что кто-то хочет связаться со мной через вирт. И даже догадывался, кто: помимо Эрос и Нико, которые в жизни так глупо не поставят операцию под угрозу, был лишь один человек…

Я не могу ответить. Не могу узнать, что у неё случилось. И мне стоит надеяться, что я её не увижу больше. Никогда. Потому что, если Волков захватит её…

Я закрыл глаза, чувствуя тьму, наползающую на сознание.

Нет. Нет. Нужно собраться. Эрос обо всём позаботится. А Фобос не оставит Катерину и Нико; не после того, как допустил такой просчёт. Даже если для меня всё кончится последним приказом, он в память обо мне позаботится о них. Они будут в безопасности; Катерине сделают самое лучшее сердце, дадут хорошую должность, обеспечат ресурсами… Фобос ведь понял, что она для меня значит. У него есть ори Анжелика; он не мог не понять. А значит, он догадается, каким было бы моё последнее желание.

Я… меня вряд ли сумеют вытащить, если откровенно. Пока поймут, что произошло, пока всё продумают, будет поздно. Эрос, возможно, попытается — она всегда была привязана ко мне больше, чем могла показать и признать… Но даже в этом случае лучшее и самое умное, что она сможет сделать — убить меня. Возможно, конечно, она заставит Ал-45 снять маску… Но шпиона-модификанта не так уж просто заставить. Да и, даже в случае успеха, совсем не факт, что маску реально снять: не уверен, что Деймос солгал.

Деймос… Ему не спустят подобного. И о новых ногах взамен ампутированных он может забыть окончательно и бесповоротно. Как и о лояльности Фобоса. Неужели это стоило того? Неужели ненависть может быть сильнее рациональности? Он ведь уже знает, что никакие робопротезы не приживаются у нашей модификации, а биотехнологи в ЗС не способны выращивать новые конечности. Понимает он и то, что его полукриминальная империя жива, пока Фобос закрывает на неё глаза. Неужели же мелочная месть стоит таких потерь?

Это нелогично. Иррационально.

Но пришло время признать: никакие мы не хладнокровные машины. И не бесстрастные боги… Хотя, если вспомнить тех самых, древнегреческих, то получается вполне достоверно. Сверхмогущественные, практически бессмертные создания, раздираемые человеческими, низменными страстями… Наши создатели, думаю, и сами не представляли, насколько пророческое название выбрали для проекта. Они просчитались в том, что одновременно хотели несочетаемого: покорности и инициативности, склонности к анализу и слепоты, рациональности и агрессивности. Они хотели создать роботов в человеческих телах, но вышло наоборот.

Иронично.

Я снова вспомнил короткую встречу с Деймосом. Интересно, что сказала бы Катерина, если бы слышала наш с ним разговор? Впрочем, как бы она могла: подобное доступно только телепатам. И, развлекая её своими откровениями, Деймос не забывал обо мне.

38

Сначала он просто показал мне картинки довольно жестокого и эротического содержания. С участием Катерины, разумеется. Это было обычным его развлечением ещё с лабораторий Олимпа: он проверял мою реакцию. Во времена обучения, когда я ещё с трудом отличал воспоминания от навеянных им иллюзий, он играл таким образом, наслаждаясь моими сомнениями и страхами. Впрочем, я довольно быстро разгадал его стратегию и перестал попадаться в эту ловушку, да и закрываться научился.

Но проблема в том, что в тот момент, будучи фактически привязанным к ауре Катерины и полностью зависимым от неё, я не был способен качественно закрыться. И, хуже того, отреагировал на увиденное очень эмоционально. И однозначно.

“Как интересно… — протянул Деймос, и я отчётливо чувствовал его удовлетворение. — От кого угодно ожидал, но не от тебя…”

Признаться, я сам от себя не ожидал. Не думал, что реакция на демонстрацию Деймоса станет… настолько нетипичной.

Что вид Катерины в качестве игрушки для его развлечений так выбьет из колеи. Ведь на тот момент я ещё не отдавал себе отчёт, что она постепенно становится для меня особенной.

Да, мне было интересно за ней наблюдать, нравилось анализировать действия, мимику и движения. Вид её обнажённого тела вызывал нетипичное для меня, отлично знавшего анатомию, любопытство. Но до так называемых “астероидных гонок” я полностью списывал всё это на обычный исследовательский интерес. Во-первых, она была той, кто сбил меня. Во-вторых, оказалась первым пси-устойчивым человеком, с которым мне довелось близко общаться. А пси-поля, спаянные воедино, можно считать действительно близким общением. Так что я не видел в своём интересе отклонений от стандартной нормы.

Нечто подозрительное я начал за собой замечать, когда раз за разом улавливал направленные на Катерину мысли окружающих, полные желания. Это было нечто неоднозначное, несформированное, но заставляющее меня смотреть на неё внимательней раз за разом. И злиться на тех, других, кто думает о ней. Потом были гонки, её признание в дефектности…

И шквал эмоций, захлестнувший меня, когда Деймос показал свои фантазии, поставил окончательную точку в факте: Катерина мне интересна.