Оберон - 24 Часть третья.
Шрифт:
– Возьми вон ту, с картинкой. Такую я ещё не видел, - сказал я, показав на упаковку с японскими иероглифами. Катя купила, и отдала мне. Развернув, я кинул горошину в рот. Разжевав, выдул пузырь. Пузырь лопнул, залепив мне половину лица.
– Антон! – воскликнула Катя, доставая носовой платок из сумочки.
– Это же бубль гум! – воскликнул я в ответ, собирая жвачку, и снова отправляя её в рот.
– Дитя и дитя! – покачала головой Катя.
– Бытие определяет сознание, - философски заметил я, выдувая очередной пузырь.
Катя остановила
Приехали в довольно симпатичный двор, был здесь крохотный парк, присутствовали и вездесущие гаражи. Пока ехали, я наслушался в свой адрес немало нелестных суждений, так что разговаривать не хотелось. Чем этому таксисту не нравятся подростки? Сижу, никого не трогаю. Подумаешь, жвачку прилепил к спинке переднего сиденья! Откуда я знал, что она не отклеивается? С лица легко сходит.
Когда я сказал, что жвачка прилипла намертво, шофёр разразился бранью. Я удивился:
– Да фиг с ней, со жвачкой! У меня ещё есть!
Тут я и наслушался, какие мы отвратительные, и зря такая красивая девушка взяла с собой такого омерзительного брата. С таким братом она никогда не выйдет замуж.
При этих словах я подавился, а Катя, хлопая меня по спине, сказала:
– Вот видишь, Тошка, люди тебя насквозь видят!
Так я и вылез из такси, не в силах сказать таксисту спасибо.
Квартира наша была на девятом этаже, то есть там, куда лифт не ходит.
Открыв дверь ключом, мы зашли внутрь, обошли все комнаты.
– Вот эта комната, с лоджией, моя, - сказала Катя, - ближе к выходу и кухне – твоя.
– Почему это эта твоя? – спросил я, - Мне, может быть, тоже лоджия нравится.
– Здесь ближе ванная. А к тебе будет ближе кухня.
– Кать, мы…
– Забудь! – щёлкнула меня по носу Катя, отправившись искать постельное бельё.
– Не обманули, есть, - сказала Катя, - вот твоё бельё, заправляй свою кровать.
– Сама заправляй, - буркнул я, сев на диван и надув губы.
– Как хочешь, нам ещё за багажом ехать.
– Я устал.
– Ну, вот видишь, малыш, ты устал. Ложись, отдохни, Тошка-Антошка, я сама съезжу, а то ты фонишь, всё вокруг себя забиваешь. Какую тебе игрушку купить?
Я хотел сказать, но передумал.
– Купи какую-нибудь книжку. Посмотри, нет ли про таких, как я, называемся мы «попаданцы». Запомнишь? О попаданцах в детское тело. – Катя странно посмотрела на меня, пообещала поискать, и ушла. А я вздохнул, загрустив о нелёгкой жизни неоднократного попаданца, и пошёл застилать свою кровать.
Поборовшись с постелью, я подошёл к окну и стал смотреть на двор.
Ага, здесь и ребята моего возраста есть. Сходить, познакомиться, что ли? То, что я устал, я так сказал, чтобы не тащится в камеру хранения, за багажом. Я тихонько вздохнул, глядя на пацанов.
Годами тренировался, оттачивал мастерство, давно уже побеждал степняков, даже дружинников, и вот, снова всё надо начинать сначала. Я попытался сегодня утром в, спортзале, узнать, какие умения у меня сохранились, пока меня там
не нашла Катя, за ухо вытащив оттуда. Что Васька, что, Катя, только и знают, за ухо хватать…Что я хотел сказать? Всё, наработанное за эти годы, осталось в том теле.
Посмотрев в окно ещё немного, я всё-таки решил пойти, погулять. Открыв замки, которые открывались изнутри без ключей и сами закрывались, я вышел на площадку, захлопнул дверь, и побежал по лестнице вниз, напрочь забыв о лифте. Нажав на кнопку, я с трудом открыл тяжёлую входную дверь, и выскочил на свободу.
После свежести подъезда меня охватило ласковое августовское тепло.
Сориентировавшись, я подошёл к тому месту, где сидели пацаны. Пацаны играли в ножички. Я уже думал, что эта игра забыта, и на тебе!
Играют в эту игру так: нарезают на земле круг, и конаются. Выигравший берёт ножик, и втыкает его в круг. Потом нарезает себе землю. И так, пока его нож не упадёт. Земли остаётся всё меньше, условия всё сложнее: ножик бросают с коленки, с локтя, с плеча, с носа.… Один теряет ход, другой продолжает, отбирая нарезанные кусочки.
Я засмотрелся, и не сразу заметил, что возле меня кто-то стоит. Оглянулся, и увидел, что это девочка, одетая в белую маечку и коротенькую синюю юбочку.
– Привет, - улыбнулась она мне, - ты недавно приехал? Это ты с сестрой приехал?
– Откуда ты знаешь, что она моя сестра? – удивился я.
– А кто она тебе? Тётка? Мама?
– Может, жена, - невозмутимо ответил я. Девочка, сначала молча, смотрела на меня круглыми глазами, потом даже согнулась от смеха.
– Что ты смеёшься? – удивился я, и девочка ещё сильнее засмеялась.
– Ой, не могу! – выдавила она, наконец.
– Меня Маша зовут, - представилась она, протягивая руку, как мальчишка. Я пожал её руку:
– Антон.
– Тошка, значит.
– Если хочешь, называй так, - согласился я, - во что у вас ещё играют?
– Во всякое, пошли, сядем на скамейку, - потянула меня за руку Маша. Мы сели на скамейку.
– Откуда вы приехали? – поинтересовалась девочка.
– Издалека, - вздохнул я.
– Из Москвы?
– Нет, Маша, из-за границы, - Маша открыла рот:
– Из Америки?
– Нет, Маша, ты не знаешь такую страну, это очень далеко.
– Что-нибудь привезли оттуда? Дай посмотреть.
– Оттуда запрещено брать с собой что-нибудь. Мы даже одежду здесь покупали.
– Странная страна… - а я смотрел на Машу, и она мне всё больше нравилась.
Пока мы разговаривали, к нам подошли пацаны нашего возраста, кто сел, кто стоял рядом, слушая наш разговор.
– Знакомьтесь, ребята, это мой новый знакомый, наш сосед, будет здесь жить. Антошка, вы надолго?
– Не знаю, Маша, как Катя решит.
– Твоя сестра очень красивая, Тоша!
– Ты тоже! – вырвалось у меня.
– Ладно тебе, - зарделась девочка, - рядом с тобой я вообще серая мышка.
– Правда, Маша, ты очень красива, - от души сказал я, - правда, ребята?
– мальчишки подтвердили.