Оберон - 24 В поисках проводника.

Пожалев пострадавших, я поделился с ними Силой из контура. К утру должно пройти.

Но вот приехали Катя с Андрюшкой.

– Мама уже дома, - сообщила Катя, улыбнувшись мне, - она тебя ждёт.

– Меня? – удивился я, - Я хотел ребят к себе отвести, умыться, покушать чего-нибудь.

– Дома покушают! – сердито сказала Катя.

– А их отпустят? Хотелось бы показать портрет…

– Утром покажешь! Пошли!

– Мне хотелось бы самому посмотреть! – заупрямился я.

– Рисовать будем вместе, вот Борька!

– Ты не поняла… - засопел я. Как можно рассказать, что я хочу «оживить» рисунок? Если нарисованный человек меня знал, он, с помощью моего стихотворения, нарисованного на портрете, станет того возраста, каким был, когда мы встречались.

– Что я не поняла? – нахмурилась Катя.

– Ладно, пошли! – решил я: не обязательно всем смотреть на оживающий рисунок, а Борька сумеет нарисовать два портрета…

– Антошка! – подёргал меня за футболку Артёмка, - мне пора. Я завтра приду, можно?

– Можно, конечно! – я не удержался и погладил Артёмку по голове.

Удивительный цвет волос был у Артёмки: тёмный, а внутри будто вспыхивали медные искры. Кажется, таких называют шатенами.

– Ты далеко живёшь? – спросил я его.

– Не, здесь, близко, - махнул он рукой в сторону, – у бабушки.

Больше Артёмка ничего не сказал, убежал домой.

Мы попрощались с ребятами и пошли, с Катей, Борькой и Андреем, к Маше.

Честно говоря, мне не доставляло радости видеть своих бывших сверстников взрослыми. Это совсем другие люди. Вот им приятно было встретиться с детством, потрогать руками своего маленького друга, вспомнить лучшие годы жизни.

Маша ждала нас. Она напекла блинчиков, нафаршировала их творогом, поставила миску сметаны на стол, угощала нас чаем, с её лица не сходила счастливая улыбка.

Она даже не обратила внимания, что её дочь сидела рядом с Андрюшкой, а я – с Борькой. Наевшись, мы приступили к тому, зачем пришли. Маша начала описывать внешность теперешнего, повзрослевшего Женьки, Борька рисовал, сделав несколько набросков.

Папа Кати зашёл на кухню, поздоровался с нами, взял свою порцию блинчиков, и ушёл смотреть телевизор, по которому, если не ошибаюсь, передавали футбольный матч.

Через полчаса Борька показал Маше зарисовки.

– Вот! – показала Маша на один из них.

– Посмотри, - протянул мне альбом Борька.

Я посмотрел, повертел так и эдак. На кого-то похож, возможно, это Женя так изменился. Я вот тоже, не похож сам на себя, бывшего.

– Борь, можешь вырезать лист из альбома? Не жалко? И скопируй рисунок на другом листе.

Борька пожал плечами, оттопырив нижнюю губу, быстро сделал копию, вырвал лист с портретом, и отдал его мне.

Я внимательно посмотрел на лицо мужчины, живо вспомнив, как выглядел Женя в двенадцать лет. Начал сочинять стих.

«Чистое небо.

Только две капли упали на лицо.

Я скучаю по тебе, мой старый друг».

Я нарисовал голубую подложку, заняв у Борьки цветные карандаши, сверху получились полупрозрачные капли, ещё выше – знак дружбы, и, наконец, иероглиф, означающий печаль. Конечно, у Алии получилось бы лучше, но и у меня на листе стих начал пульсировать, сделался объёмным, рисунок поплыл…

Через минуту альбомный лист стал оживать, появилось лицо. Парень посмотрел на нас, улыбнулся, узнав меня, и всё кончилось. В руках у меня опять был лист бумаги с портретом мужчины и нарисованным стихотворением в углу.

– Юра! – вздохнула Маша в повисшей тишине, - Я обозналась!

– Что ты, Маша! – воскликнул я, - Это невероятная удача! Они так любили друг друга! Наверняка Юра знает, где сейчас Женька!

– Что это было? – прошептала пришедшая в себя Катя, - Волшебство?

– Никакое это не волшебство, - сказал я, - это сможет любой, главное, научиться составлять правильно стихи.

– Прочитай, что здесь написано! – потребовала Катя. Я прочитал.

– Похоже на японскую танка, или хокку, - сказала Маша.

– Главное здесь, - передать настоящие, неподдельные, чувства, - пояснил я, - если ты к человеку равнодушен, ничего не получится.

– А у мамы получится? – с хитрой улыбкой спросила Катя.

– Для этого надо ещё и алфавит знать, Катя. Посмотри на стих. Знакомы тебе эти буквы? Я их уже два месяца учу.

– Это буквы? – удивилась Катя.

– Буквы, знаки, иероглифы, всё, что наиболее полно выражает чувства. Это ведь стих.

За всё время Андрюшка ничего не сказал, только иногда я ловил на себе его тоскливый взгляд, но старался не подать виду.

Когда вышли во двор, уже все наши друзья ждали нас. Было ещё совсем светло, мы решили немного обсудить план завтрашних мероприятий. Я аккуратно положил на лавочку портрет Юры и предложил всем сфотографировать его.

Оглянувшись кругом, Артёмки не увидел. Он попрощался до утра.

– Лёша! – позвал я, - где твой папа?

– Папа дома. У него кончился отпуск, сегодня был на работе.

– Надо показать ему рисунок, узнать, не работает ли у них на заводе этот человек. Если работает, надо тайно проследить за ним, узнать, где он живёт, есть ли у него дети, познакомиться с ними, а лучше – подружиться. И ещё. Кто знает, где живёт Артёмка?

Артёмку никто не знал.

Вообще-то он сказал, что живёт у бабушки, может, недавно привезли сюда, тем более, что остальные мальчишки и девчонки только два дня, как на улице.

Хорошо хоть, сейчас все перезнакомились, даже дружба начала завязываться не только между Катей и Андрюшкой, но и многие, кто разбился на пары, объезжая город, уже больше дружат между собой, даже некоторые мальчики с девочками.

Меня же мучил вопрос, как проверить, не причастен ли Женя к АЭС? Почему его потерял резидент? Чтобы потерять такого мощного «проходимца», нужна хорошая блокировка, которую можно найти только у Тёмных.

Надо идти к Денни. Как бы не подставить друга, а то начнёт проверять, войдёт в секретную базу данных, его могут вычислить.

Но – надо!

Завтра проверю Артёмку, и попробую съездить в Чернобыль. С кем? С одним из Мишек. Надо потрясти Катиного ухажёра, что-то он совсем разбаловался, забыл про задание. Очень плохо, что я не вижу обладателей наших генов. Катя видит, но ей не объяснишь, что мне надо, я сам на уровне интуиции нащупываю ниточку. Попробую обнаружить портал, по которому ходит подозревамый.