Оберон - 24

Что ты вообще умеешь? Картинки рисовать?

– Катюш, представь себе, что ты первый раз на станции. Что бы ты делала?

– Наверно, училась бы, - пожала плечами девочка, - вообще-то в школе есть тренажёры, да и раньше ты неплохо справлялся со всем оборудованием, даже позволял мне всю ночь спать, сам здесь сидел. Нравились тебе ночные дежурства. Но ладно, оставим это. Смотри, вот каюты, - Катя вывела план кают, - вот, моя каюта двенадцатая, мой номер двадцать четвёртый. Касаешься цифры, у меня срабатывает будильник. Ясно?

– Ясно, Катюш. Если ничего не случится, не буду тебя будить. Я выспался в изоляторе, честно! Если что-то меня насторожит, разбужу, обещаю.

Я внимательно осмотрел территорию станции. С пульта можно было приближать или удалять предметы, изменять ракурс. Найдя раскопки, осмотрел городище сверху. Что-то мне оно напомнило.

Городище имело круглую форму, стены спиралью закручивались внутрь, к центру постройки, образуя «улицы». Некоторые «улицы» были перегорожены стенами, образуя тупики, некоторые имели ложные проходы.

– Катя, - сказал я, - это не поселение, это лабиринт.

– Ну и что? – равнодушно спросила моя напарница.

– Как что? Здесь никогда не жили люди. Это культовое сооружение.

– Молодец, Тоник, пять. Что ты предлагаешь? Свернуть экспедицию? Мы археологи, или кто?

– Да, Катюш, расскажи, почему ты пошла учиться на археолога?

– Дура потому что. Романтика. Как же, каждый год новая планета, новые впечатления, новые друзья.

– Как, новые друзья? На следующий год мы уже не будем вместе?

– Не знаю. Скорее всего нет. В нашей группе психологическая несовместимость. Ругаемся, дерёмся.

Скорее всего разобьют.

– А пары, Кать, пары? Если мы захотим опять вместе?

– Кто же с тобой захочет в пару? Вася бы захотела, но ей нельзя, она воспитатель.

– А ты, Катя?

– Я? – с удивлением посмотрела на меня моя напарница, - Мы с тобой терпеть друг друга не могли. Я тебя убить была готова за… за одно дело, а ты меня в упор не видел, сидел со своими черепками. Не знаю, что теперь случилось с твоими больными мозгами.

– Ты мне нравишься, - сказал я, - ты надёжный товарищ.

– И только? – я почувствовал, что краснею, и опустил голову.

– После клинической смерти все мальчишки меняются? – спросила меня Катя, - я кивнул, а Кате стало смешно.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, улыбаясь.

– Я побывал на Земле, немного там пожил, что-то понял, - решил объяснить я, несколько туманно.

– Заговорились мы с тобой, ребята уже собираются на ужин, - сказала Катя, - давай столы накрывать.

На ужин была гречневая каша со свиной поджаркой, бутерброды с красной рыбой, масло в маслёнке, тостики, чай, сок на выбор. На столы мы поставили вазочки с конфетами.

– Катя, может, поставить цветы, для девочек? Какие ты любишь?

– Орхидеи с Немезиды.

– Как они выглядят?

– Забудь. Придумай что-нибудь своё.

Я придумал. По букетику полевых цветов. Что вспомнил. Чтобы без резкого запаха. А то поставишь ромашки, красиво, но запах… Или лилии. У меня от них голова болит.

– Красиво, - одобрила Катя, - для меня что-нибудь придумаешь, по своему вкусу?

– Придумаю, Катюш, когда все разойдутся, - Катя кивнула, с улыбкой.

– Не забудь сегодня разобраться с Мишкой. – Настроение скатилось к точке замерзания.

– Ты должен! Из-за тебя и я страдаю! Или больше никогда не буду твоей парой…

Тут ввалились ребята, опять взвыли, кинувшись к окну, послышались восхищённые возгласы.

– Где ты это видел, Тоник? – спросил меня Ростик.

– Когда я умер, мне снились волшебные сны… - начал я.

– Тонька, прекрати свои бредни! – прикрикнула Василиса, - иначе опять запру в изолятор!

– Запирай, - вздохнул я, - там спокойно.

– Ребята, ужинать! – переключила своё внимание на галдящих детей Василиса, - Сегодня последний раз вы здесь едите. Завтра будет всё по-прежнему.

Мальчишки и девчонки побежали переодеваться.

– Кать, а мы почему не переодеваемся? Не во что?

– Мы дежурные, нам не положено. А с завтрашнего дня будет уже никому нельзя, только в своих каютах.

– Жалко, - вздохнул я, - всё детство в скафандрах…

– Да, Тоник, у меня есть замечательное платье, а поносить так и не пришлось. Иди, отдохни часик, потом я.

– Куда… идти? – сглотнув, спросил я.

– В свою каюту.

– Комнаты отдыха для дежурных не предусмотрено? – насколько было бы всё проще, подумал я: напросился в вечные дежурные, всё одно ничего в археологии не понимаю. Нет, ничего бы не получилось, сомневаюсь, что Катя согласилась бы со мной сидеть.

– Такие комнаты есть на больших станциях, так что, перестань мечтать, и иди к себе.

Я поплёлся в свою каюту. Отодвинул входную дверь, заглянул, там никого не было. Быстро сняв комбинезон, собирался уже лечь на верхнюю полку, как открылась дверь санузла, и оттуда вышел Мишка.

Увидев меня, он оторопел:

– Тебе что сказали, заморыш? Брысь в чулан!

– Что я тебе сделал?! – заныл я, думая разжалобить Мишку.

– Сам знаешь!

– Ничего я не знаю! Не помню!

– Так иди, вспоминай! – Мишка схватил меня за майку, и потащил к выходу. Сопротивляясь, я ударил его коленкой в пах, и Мишка согнулся. Тут я совершил ошибку. Вместо того, чтобы добить противника, я ждал, когда он выпрямится, боль пройдёт.

Когда Мишка смог выпрямиться, он буквально озверел. Я ничего не успел понять, как начал с грохотом летать по всей каюте. Мишка не разбирался, чем бьёт, и обо что бьёт. Почему - то все края здесь были твёрдыми, не так, как в изоляторе. Мишка загнал меня в угол, свалил на пол, и продолжал пинать ногами. Хорошо хоть, был босиком.

Наверно, на шум, в каюту забежали ребята с Василисой.

– Миша, прекрати! – Миша последний раз, примерившись, хотел ударить меня в живот, попал по рукам, постарался попасть по лицу