Оберон - 24

Катя поцеловала эту щёку. Тогда я показал на правую щёку, Катя поцеловала правую.

Я показал на губы. Катя засмеялась и неумело ткнулась своими губами в мои губы.

– Я не виноват, Катя, - пытался оправдаться я.

– Глупый, я ударила тебя за то, что ты целовался с Васькой!

– Я не целовался с ней!

– Всё равно. Наконец-то мы одни, Тоник!

– Что же тут хорошего? – удивился я.

– Как мне все надоели! Мне только с тобой было хорошо.

– Катя, я не понимаю, что здесь происходит, но мне это не нравится.

– Тоник, давай об этом подумаем завтра? Сегодня будем с тобой вдвоём.

– Ты уверена, что завтра будет?

– Что значит «завтра будет»? Куда оно денется?

– Не знаю, Катя, что-то случилось, возможно, связанное с моим появлением. Я боюсь за тебя.

– Я никому тебя не отдам, - Катя сдавила меня изо всей силы, я чуть не задохнулся.

– Сегодня пойдём на раскоп? – спросила она меня.

– Я бы пошёл, мне там нравится. Скучно будет, наверно, одним.

– Не будет, мы же вдвоём. Вот если бы тебя оставили одного! Но одного запрещено оставлять.

– И поэтому пожертвовали тобой?

– Что значит, «пожертвовали»? Ма с тобой пара. Если бы меня отправили куда-нибудь на край Галактики, ты последовал бы за мной. Или ты был бы против?

– Нет, Катя, теперь мы связаны.

– Вот видишь!

Мы решили сходить на раскоп. Чем ещё заниматься? Отдохнуть успеем вечером, тем более, что я надеялся подольше понаблюдать за Городом.

Придя на наше место, решили прокопать у стены поглубже. Сначала набирали носилки, потом относили на курган.

– На обед пойдём? – спросил я, когда заурчало в желудке, и тут почувствовал, что моя лопата во что-то упёрлась. Расчистив грунт, увидел небольшую статуэтку, сантиметров пятнадцати длиной.

Изображала она стилизованную женскую фигурку. Такие фигурки у наших предков считались хранительницами очага.

– Вау! – воскликнула Катя, - Что это?

– Хранительница очага.

– Пошли домой? – я кивнул.

Статуэтку мы положили в ящик для отмывания находок, и, когда сами отмылись и переоделись в маечки и шортики, наша находка была чисто отмыта и продезинфицирована.

Катя с интересом разглядывала её. Трогала пальцами большие груди, разглядывала со всех сторон.

Лицо у статуэтки было только намечено, все пропорции искажены.

– Неужели здесь жили такие уроды? – спросила Катя.

– Что ты, Катя, это фигурка духа. Женского духа.

– Откуда знаешь? – подозрительно спросила Катя, - Ты же ничего не помнишь!

– Я помню кое-что другое, - ответил я, - такие статуэтки находили на Земле.

– На Земле? – с недоверием спросила Катя.

– Разве вам не преподавали такие вещи? – удивился я.

– Преподавали, конечно, но как-то не верится. Сколько отсюда до Земли? – я пожал плечами:

– Затрудняюсь даже представить, но у нас считалось, что гуманоидная культура должна быть распространена по всему космосу. Потому что этот вид способен к созиданию. Какой ещё вид к этому способен, Катя?

– Не знаю, мы ещё не встретили разумных, ни на одной планете. Может, знаешь, почему?

– Наверно, всякой цивилизации есть начало, есть конец. Возможно, сейчас мы наблюдаем развитие единственной цивилизации в Галактике – нашей, Земной. Пройдёт несколько миллиардов лет, и мы уйдём, может быть, из этой Галактики, найдём другую, молодую. А здесь, когда природа восстановит ресурсы, съеденные нами, возникнет другая цивилизация, культура.

– Ты рассуждаешь, как старый дед! – поставила точку в нашем разговоре девочка, - Я поставлю эту статуэтку вот на эту полку. Если она хранительница домашнего очага, здесь ей самое место.

– Катя, мы будем обедать?

– Ой! - Катя поставила Хранительницу и бросилась заказывать нам обед. Дежурные ведь смылись в неизвестном направлении.

– Тебе что? Борщ? – спрашивала меня девочка, заботясь обо мне. На второе она предложила мне картофельное пюре с котлетой, на третье – компот из сухофруктов.

– Пойдём ещё? – спросила Катя меня.

– Конечно, пойдём! – воскликнул я, - Забыла, что ли, про закат?

– Пошли тогда, поспим. Я буду теперь спать в твоей каюте, одной скучно.

– Наверху, или внизу?

– Наверху, в нашей каюте я тоже наверху сплю. Мне нравится.

В каюте мы разделись и улеглись. Поболтали немного о нашей находке, помечтали найти ещё что-нибудь, и незаметно уснули.

Мечтать, ка говориться, не вредно. Смешно было надеяться, что на одном месте будет валяться куча статуэток, или целые вазы.

Раскопав свой тупичок, пошли домой. Несмотря на неудачу, настроение у нас было превосходное.

Я предложил посмотреть закат, и девочка с радостью согласилась.

Мы стояли возле ограды, я с восхищением смотрел на дивные краски, а Катя откровенно скучала.

– Кать, ты не видишь? Смотри, какие краски чудесные!

– Ничего красивого нет, обычный закат.

– А ящерицу видишь? Вон, под куст саксаула ползёт!

– Какого саксаула? – удивилась девочка.

– Вон же растёт, кривой, как пучок железа.

– Так это и есть пучок ржавого железа.

– Откуда здесь арматура? – с удивлением посмотрел я на Катю, - Там что, остатки строений? Я говорю, куст! Ящерица легла под куст и слилась с песком. Какого цвета песок?

– Серого, - ответила Катя.

Странно, подумал я, на станции я специально спрашивал, какого цвета имеет тот или иной предмет, все отвечали правильно. Здесь же никто не видит такого великолепия.

– Тоник, то, что видишь ты, никто не видит, - сказала Катя, - Ты так восторгаешься, наверно, это действительно красиво, мне даже завидно.

– Да, Катя, мне жаль, что ты не видишь такой красоты. Дюны, к примеру, не серые, а жёлто-красные, бегают маленькие ящерки, жучки и паучки.

– Не вижу, Тонь, всё серое. Пошли домой.

Вечером мы поужинали, отдохнули, и Катя предложила посетить тренажёрный зал.

Мы попробовали позаниматься на разных тренажёрах, но пустой зал пугал своими размерами, нам было не до шуток и смеха. Помывшись в душе, поиграли в шахматы, потом сходили, попили вечерний чай и решили ложиться спать.