Обещанная демону

Он завалил Марьяну подарками, всем тем, чего у нее никогда не было, дорогими нарядами, золотыми украшениями, и она стала краше первых красавиц и богачек города. На ее прекрасном лице запечатлелась кроткая благодарность, она кланялась Эрвину, как своему господину, но его любовь и щедрость по-прежнему не могли растопить ее сердца. Глядя на нее, Эрвин словно сам умирал, затихал, лишался сил, и от этого страдал еще больше.

Тогда он впервые познал ревность, ведь красавица Марьяна превратилась его стараниями в очень богатую и завидную невесту, и на нее начали засматриваться и князья, и молодые повесы. Эрвин мрачнел; вот сейчас он горячо желал, чтобы Марьяна оказалась его Предназначенной! Чтобы предназначение ее открыло ей глаза и разожгло в сердце любовь. Он хотел налететь на нее, рвануть платье, растерзать его и обнаружить на ее спине знак Предназначенности! Исцеловать ее трепещущую спину, растрепать золотые косы, исцеловать ее прекрасное, кроткое лицо, стыдливо заалевшие щеки! Но один взгляд на Марьяну остужал его горячечное желание, умертвлял пылкое безумие. Подвергшаяся такому унижению, гордая Марьяна могла стать еще холоднее, еще отстраненнее, еще тише и покорнее, и застыть навсегда под маской кроткой покорности. Нет, нет! Только не это!

Молоденькая рыжая служанка Марьяны, кудрявая, как распустившийся одуванчик, видя, как мается Эрвин, очень его жалела.Сердечко ее болело так же, как его сердце, и она всеми силами старалась облегчить его страдания.

– Я видела, – как-то раз сказала она Эрвину, – как к госпоже приходил молодой человек и приносил ей клетку с канарейкой. Такая забавная птичка!.. Госпожа очень смеялась, глядя, как та прыгает по жердочкам и смотрит глазками-бусинками, забавно наклоняя головку. Вот бы и вам найти какое-нибудь забавное животное! Госпожа бы позабавилась и смягчилась к вам.

Слова эти Эрвину и понравились, и больно ранили.

С одной стороны, ясно, что хочет его избранница – какое-то развлечение, живую душу, – а с другой стороны… какой-то красавец обошел его! И Марьяна принимает его ухаживания! Кто же это таков?! Кто вхож в дом к его невесте?!

Однако тревожные мысли забылись в предвкушении радости. Эрвин купил у ловца клетку побольше, а в ней – двух снегирей, больших и красивых, как ягоды на снегу, и с этим подарком пошел к Марьяне.

Но в тот день, на который он возлагал большие надежды, совсем не задался.

Марьяна была одна. Жарко горел камин. А сама девушка в своем роскошном бархатном платье неторопливо заметала обгоревшие желтые перышки на полу…

Отчего-то неприятность, случившаяся с канарейкой, Эрвина потрясла. То ли оттого, что это развлечение, которое Марьяне нравилось, со слов служанки, стоило для нее так недорого. То ли оттого, как тревожно забились в клетке снегири. То ли оттого, что ему показалось, что девушка нарочно бросила птичку в камин, развлекаясь. Да только птиц он ей не отдал. Выставил клетку на подоконник и открыл дверцу.

– Отчего же так? – произнесла с усмешкой Марьяна, наблюдая, как улетают ее жертвы. Ее глаза впервые смотрели на Эрвина прямо, не прячась под ресницами, и он увидел, что и они холодны, как лед. И этот лед впервые тогда так невыносимо больно кольнул его сердце.

– Я думаю, что это развлечение вам надоело, – сухо ответил Эрвин, кидая пустую клетку в огонь.

Марьяна проследила за его рваным, нервным жестом и снова чуть усмехнулась.

– Развлечение, – эхом повторила она. – Так ведь вы и не начинали развлекать меня, мой господин.

– Чего ж тебе не доставало! – выдохнул Эрвин, опаленный ее холодностью. – Я дал тебе больше всех в этом городе! Ты равна королеве!

Марьяна лишь отрицательно качнула головой, ее ледяные глаза яростно вспыхнули.

– Не равна, – жестко ответила она. – Вы, мой господин, выше всех. Король тоже вам поклонится, если вы прикажете. А мне – нет. Что заставит короля мне кланяться? Уважение? Нет. Симпатия? Нет. Страх передо мной? Нет.

– А ты хотела бы, – медленно произнес Эрвин, разглядывая возлюбленную так, словно впервые видел ее, – чтоб тебя боялись?

– Мне было бы достаточно, – ответила Марьяна лисьим голосом, – чтобы боялись вас, а мне кланялись, боясь разбудить ваш гнев. Я хочу уважения и поклонения. А вы… вы думаете, что я такая же глупая девица, как и все прочие, раз дарите мне ничего не значащие побрякушки и меха, но не подарите главного – Поступка. Я хочу знать, на что вы способны ради меня.

Недоброе предчувствие кольнуло сердце Эрвина.

– Тот, второй, – внезапно произнес он, вглядываясь в мертвенную льдистую стылость ее прекрасных глаз, – тоже должен подарить вам… поступок?

Марьяна улыбнулась каким-то своим мыслям, довольно сощурившись, как кошка на теплой печке.

– И он его подарит, будьте уверены, – торжествуя, страшно подтвердила она. – И если он сделает то, что обещал, я стану его женой. Вы можете забрать ваши подарки, ваше золото, наряды, драгоценности. Мне это все ненужно, потому что мне обещали намного больше!

– Что! – вскричал Эрвин, ухватив девушку за плечи. – Что он собрался натворить?!

Но Марьяна смеялась, и ни слова не говорила.

– Дочь погибели, – выдохнул Эрвин яростно и брезгливо, оттолкнув от себя красавицу. В сердце его кровоточила незаживающая рана, нанесенная жестокой Марьяной вернее кинжала. – Ядовитая жаба в обличье белой лилии! Твое сердце черно и мертво! Вот почему ты избегала смотреть мне в глаза! Видит магия, мне стыдно и противно, что я все это время грезил о тебе! Я не позволю свершиться злу! Я поймаю твоего подельника, а потом вернусь за тобой, порочная дрянь!

– Справедливейший и честнейший, – издеваясь, выкрикнула Марьяна. – Не можешь покарать меня, пока зло не свершилось? Не имеешь права опустить свой меч намою голову? Ну же, переступи через свою добродетель! Ударь меня! Накажи! Найди в себе силу большую, чем твое служение! Не будь же таким скучным! Ну же! И я позволю тебе поцеловать себя!

Но Эрвин больше не хотел эту женщину. Он отступал от нее в таком ужасе, словно перед ним корчился сам Сатана, а не смеялась заливисто красивая девушка.

Дом ее Эрвин покидал в панике; он очень спешил в город, чтобы предотвратить неминуемое зло, но куда бежать и кого искать – этого он не знал.

На лестнице его тайно остановила служанка, девчушка-одуванчик. От страха ее трясло, но она не могла отпустить Эрвина в никуда.

– Господин, – шептала она, уцепившись в его одежду дрожащими руками. – Они задумали что-то очень плохое! Кажется, речь шла об Инквизитории. Кажется, госпожа Марьяна упрашивала этого юношу обокрасть Инквизиторий. Его магические сокровища пленили ее разум! А он боялся, очень боялся! Она над ним смеялась и просила снова. И так до тех пор, пока он не согласился. Она смеялась и целовала его, а он трясся, но соглашался. Господин, как страшно мне!

Она в слезах прижалась к Эрвину, к его богатой одежде, и он вдруг ощутил тепло, от которого вздохнул свободнее. То самое, о которм мечтал и которое нашел слишком поздно. Сейчас нужно было спешить, а емутак хотелось задержаться подольше!

– Страшно не одной тебе, дитя мое, – ответил он, отогреваясь этим человеческим теплом и не желая разрывать объятий. – Но не бойся. Я их остановлю. И вернусь, – он глянул на девушку, изумленный, что ранее не замечал ее прелести. – Вернусь к тебе!

Но его чаяниям не суждено было сбыться.