Обещанная демону

– Я могу потерять Элизу, – произнес Эрвин, прижимая свое сокровище с груди. – Что мне Четырнадцатый…

Первый поморщился.

– Эрвин, – произнес он. – Ты же знаешь, что надо делать. Ну же, Эрвин!.. Теперь ты не можешь не признать – тебе стоит позабыть о своей гордыне, тебе нужно пойти туда… Алой Дорогой, Эрвин. В Инквизиторий. Не тот, что стоит посередине города мертвым памятником, а туда. В сердце леса. Где еще жив Свет. Тебе придется вспомнить, – Первый оскалился, словно огрызающийся волк, – и придется попросить, гордый Тринадцатый, смиренно попросить помощи у того места, которое ты проклял и отверг!.. Оно поможет. Оно не даст ее сердцу остановиться.

– Я попрошу, – уверенно проговорил Эрвин, понимаясь на ноги, удобнее обнимая Элизу. – Ради нее я проглочу свои обиды и свою гордость и попрошу так громко, как смогу.

***

До Вечного леса Эрвина несли его крылья, но Алую Дорогу он должен был пройти сам.

Зеленый туман качнулся, разогнанный взмахом его черных крыльев, мигнули фонари над еле видной тропой, ответвляющейся от дороги и уходящей под загадочную сень деревьев, в царство вечной осени. Алые листья устилали тропу, словно лужи крови, и Эрвин на миг ощутил себя беспомощным и уязвимым, увидел загадочное голубоватое свечение там, вдалеке, а конце Алой Дороги.

Дыхание святого места опалило его лицо, и он упрямо склонился, закрыл глаза, ступив вперед по алым листьям.

«Я пришел просить помощи не для себя! – подумал Эрвин, адресуя свою безмолвную просьбу приветливо поблескивающему сердцу Инквизитория. – Прошу… пусти. Не смотри на мое проклятье. Я иду не для того, чтобы сквернить. Я прошу помощи!»

Дыхание Инквизитория становилось все горячее, Эрвин жмурился, отворачивался, чувствуя, как печет его руки, как горят его ноги, ступающие по святой земле. В черных крыльях за его спиной загорелись искры, опалило брови.

Ночные верные Охотники ступали вслед за хозяином, скуля и прижимая уши, прячась от губительного дыхания Инквизитория в тени Эрвина.

«Молю, – стучало в висках Эрвина, который страдал и слабел с каждым шагом. – Мне нужно спасти ее! Дай мне дойти… просто дойти! Не прошу о жизни! Дай дойти…»

Жжение становилось нестерпимым. Сквозь опущенные опаленные ресницы Эрвин видел, что лежащая на его руках Элиза все больше и больше бледнеет, а его всего обвивают загорающиеся ленты огня, и он идет Алой Дорогой словно медленно падающая комета. И силы утекали из его тела вместе с рвущимися лепестками пламени.

Эрвин готов был перетерпеть боль, готов был сгореть, но силы оставляли его слишком быстро. И он понял – он не дойдет. Тяжесть тела девушки в руках стала невыносимой, и он упал на колени в алые листья, дрожа всем телом.

«Она умрет здесь, в этих алых листьях», – мелькнуло в его голове, и он выкрикнул с мукой, которая была больше, чем боль от ожогов:

– Дай мне сил дойти! Спасти ее, не меня! Просто дай дойти!! Пожалуйста… я прошу, я умоляю тебя!!

Стоять на коленях больнее, чем страдать от ран… Эрвин проглотил свою гордость, он попросил, произнес покаянные слова вслух, выпустил из своего черного сердца похороненную там правду.

Пламя, алыми лепестками обнимающее его крылья, сверкнуло ярко и золотой звенящей пылью опало к его ногам. Стало тихо, так тихо, что слышно было, как ветер перебирает сухие листья на Алой Дороге, и тяжелое дыхание Эрвина.

Силы вернулись к нему быстро. Больше ничто не сдерживало его, и Эрвин, спешно подхватив Элизу на руки, поднялся и оставшийся путь по алым листьям проделал бегом. И верные Ночные Охотники с громким радостным лаем бежали за ним – и впереди него…

За стеной деревьев было тайное древнее место Инквизиторов, где они залечивали свои раны, порой – очень серьезные, граничащие со смертельными. Мраморная беседка, слишком большая, накрытая огромным куполом – и много небольших бассейнов под ним, наполненных священной водой, плещущейся, как голубой перламутр. Эрвин бежал со всех ног к первому попавшемуся бассейну, скользя обожжёнными ступнями по гладкому холодному мрамору. В священную воду он прыгнул без раздумий, черпнув ладонью густого перламутра и стирая им с лица боль, муку, страшные ожоги. Инквизиторий даровал выздоровление и ему – как и прежде.

Элиза на его руках чуть слышно вздохнула, и Эрвин, набрав в ладонь воду, плеснул в лицо девушке. Вокруг ее обгоревшей ладони суетились яркие золотые рыбки, целуя и залечивая ее раны.

– Милая, – шепнул Эрвин дрожащим от радости голосом, всматриваясь с тревогой в неподвижные черты девушки. – Все прошло, Элиза. Все прошло.

Девушка еще раз вздохнула, раскрывая глаза и с изумлением рассматривая купол над собой и мечущиеся по нему блики, отражающиеся от воды.

– Что со мной было? – спросила она.

– Инквизиторское копье ранило тебя, – ответил Эрвин. Он поднял Элизу из воды, прижал ее к себе, горячо поцеловал, приглаживая ее мокрые волосы. Он успел – от мысли о том, что могло случиться непоправимое, его кидало в жар, словно он все еще горел, и Эрвин сильнее сжимал Элизу, прижимал ее к себе, вслушиваясь в стук ее сердца.

Маги могли вернуть ее в жизни; но на мольбы Проклятого, Демона, магия не ответила бы. Элиза бы истаяла на его руках и ушла бы безвозвратно.

– А сейчас мы где? – шепнула Элиза, обнимая его за плечи, рассматривая шумящий лес за пределами беседки и мелькающие собачьи глаза Ночных Охотников, догоняющих каких-то ночных зверюшек по кустам.

– В Инквизитории, – глухо ответил Эрвин, пряча свое лицо в ее волосах, разглаживая ее тело сквозь мокрую одежду.

– В Инквизитории?! – вскинулась Элиза, испуганно озираясь вокруг. – Но ты… как… как святое место пустило тебя сюда?! Ты же… Тринадцатый Демон! Тебе опасно…

В голосе ее было столько изумления, что Эрвин покраснел от стыда, когда услышал из уст любимой это проклятое слово – Демон…

– Я просил, – глухо ответил Эрвин. – Я просил за тебя, Элиза. Первый раньше часто бывал тут. Он подсказал, как вернуть тебе здоровье.

– Первый?! – Элиза в изумлении отстранила Эрвина, отвела его мокрые волосы со лба, взяла его склоненное лицо в свои ладони и заглянула в его глаза. – Эрвин, ты хочешь сказать, что раньше?..

– Раньше мы были Инквизиторами, – ответил он глухо. – Но очень давно. Сегодня ты напомнила нам об этом. И это спасло тебе жизнь. Я просил – и Инквизиторий согласился спасти тебя. Он услышал меня.

Эрвин смотрел на Элизу прямо, и она видела, как на его щеках медленно заживают ожоги.

– Он мог убить тебя, – произнесла Элиза, вглядываясь в его глаза.

– Немного боли никому не помешает, – криво усмехнулся Эрвин. – Так, по крайней мере, утверждает Первый.

Руки девушки скользнули по его плечам, Элиза прижалась губами к его губам, стирая поцелуями последние раны и боль, и Эрвин со стоном привлек ее к себе, стиснул ее затылок, прижал к себе, упиваясь ее дыханием и ее поцелуями.

– Я спас тебя, – пробормотал он между поцелуями. – Я смог!.. А ты спасла нас обоих…

От тяжелой мокрой одежды избавиться было трудно, голубой перламутр кипел и вспенивался, словно вспыхнувшая страсть вскипятила его ключом. Испуганные рыбки ускользнули из бассейна, мокрые одежды падали на его дно, и два обнаженных тела любовно сплелись, лаская друг друга.