Обещанная колдуну

Рынок как рынок. Не хуже и не лучше остальных. Были здесь и добротные лавочки, и наспех сколоченные из досок прилавки. Кто-то торговал вещами, разложив их прямо на нагретом солнцем белом камне.

Я вздрогнула, догадавшись. Площадь вымощена мрамором. И этот вытертый тысячами ног, растрескавшийся, потерявший былую белизну мрамор — единственное, что осталось от прежнего величия магической Академии Глора. Где-то здесь несколько десятков лет назад стоял Стерн Сварторн и глядел поверх голов стражников, пришедших арестовывать его студентов.

В полном молчании мы миновали площадь. Широкие улицы с выходившими на них парадными фасадами домов сменялись узкими, где прятались жилища попроще. Случалось объезжать стороной и вовсе неприглядные развалюхи. Я только диву давалась, как они сохранились в самом центре столицы.

Когда добрались наконец до «Приюта странника», у меня уже в животе бурчало от голода. Папа двинулся к стойке, намереваясь расплатиться за все комнаты, но Тёрн опередил его. Я услышала его спокойный голос, он просил подыскать спальню на двоих, для него и его жены.

Бочком, не поднимая головы, я протиснулась между ним и папой. Внутри все помертвело. Конечно, отец и прежде догадывался… Но когда вот так прямо, в лоб… Я собиралась попросить Тёрна снять для нас отдельные комнаты, но это было бы трусостью. Когда-нибудь пора признаться.

Быстро взглянула на лицо папы. Он сначала резко побледнел, а теперь кожа пошла красными пятнами. Руки сжаты в кулаки. То, что происходило между мной и Тёрном, не было для него супружеством, в обществе, где я родилась и выросла, такие отношения считались грязными… Мой отец с отвращением смотрел на колдуна: «Что ты сделал с моей маленькой девочкой?!»

— Папа… Генерал… — пролепетала я. — Нет… Все не так…

Тёрн выложил на прилавок три монеты, встал за моей спиной. Я знала, как он сейчас смотрит на отца, затылком чувствовала: «Она моя, и этого не изменить!»

— Ты… — сдавленным, сиплым шепотом, едва сдерживая ярость, произнес отец. — Ненавижу… Никогда…

— Не сейчас, Гаррет, — спокойно ответил Тёрн. — Мы расстраиваем Агату.

— Я дал слово… — задыхался отец. — Я помогу теперь, раз обещал… Но ты! Ты!

Папа сжимал кулаки в бессильном гневе. Я могла представить, что он чувствует, и только потому не обижалась.

Тёрн увел меня наверх. Попросил служанку наполнить ванну горячей водой. Пока я оттирала дорожную пыль, добавляя к мыльной воде и свои невольные слезы, он успел сходить в лавку за одеждой, и теперь на кровати меня дожидалось милое летнее платье, обшитое по подолу кружевами, светлые туфли, синяя лента для волос.

Тёрн сидел в кресле, опустив руки. Он не видел, что я на него смотрю. Но когда почувствовал движение, поднялся навстречу, улыбаясь. Нет, мой любимый, я уже понимаю все твои улыбки, и за этой ты пытаешься спрятать горечь.

— Я помогу?

Застежки у платья оказались на спине. До моих лопаток дотронулась теплая узкая ладонь с тонкими пальцами.

— Ты ведь… не несчастна, Аги? — спросил Тёрн тихо.

Жаль, я не видела в этот момент его лица.

— Я ведь жена тебе? — ответила я вопросом на вопрос.

— Больше чем жена…

Он положил ладони мне на плечи, а потом осторожно притянул меня к себе, обнял поверх моих рук, сжатых у груди, устроил подбородок на моей макушке.

Я обернулась и уткнулась лицом в любимую ямочку между ключиц.

— Тогда мне все равно, что о нас подумают.

Отступила к кровати, увлекая его за собой.

— Пойдем, пойдем…

* * *

За обедом мы все трое старательно делали вид, будто ничего не произошло. Отец угрюмо смотрел в тарелку, и, будь я на месте той отбивной, незамедлительно захотела бы уползти от его насупленного взгляда. Тёрн невозмутимо резал свой кусок, правда, я не заметила, чтобы он ел. Я щипала салатный лист. Впрочем, настроение уже исправилось. Я надеялась, что мужчины рано или поздно смогут найти общий язык, тем более что в столице нас ожидали куда более важные дела.

Наше молчание прервали самым неожиданным образом. За стол, где мы сидели — неприметный стол в самом углу таверны, — шмыгнул мальчишка лет четырнадцати. Уселся на лавку, словно так и надо, оглядел каждого веселыми глазами.

— Эй, малыш, ты ничего не перепутал? — проворчал мой отец, однако, беззлобно.

Щуплый пацаненок был примерно того же возраста, что Корн, правда, куда меньше ростом и не такой симпатичный. Лопоухие уши делали его лицо еще более ребяческим.

— Ш-ш-ш, — со значением произнес паренек, принимая на себя загадочный вид, какой обычно появляется у детей, играющих в шпионов. — Я от…

Он воздел палец вверх и ткнул куда-то в потолок.

Мы с отцом послушно задрали головы, но ничего примечательного на потолке не обнаружили. Тёрн хмыкнул, точно ему жест гостя сказал о чем-то большем, чем нам.

— Я мог ожидать здесь чего угодно… — произнес он слегка раздосадованно.

Очевидно, он имел в виду, что готов был даже драться с наемными убийцами, но только не получить в качестве посланника правителя лопоухого мальчишку.

— Вижу, король меня очень ценит… Ты паж? Оруженосец? Я не силен в придворных должностях.

Мой любимый ректор был задет за живое.

— Скажем так, я для особых поручений Его Величества, — нахально улыбнулся паренек. — Никто не заподозрит мальчишку в чем-то предосудительном. Я его глаза и уши.

После таких слов и отец догадался, что к чему. Крякнул, подался вперед, впиваясь глазами в простецкое курносое лицо.

— Ты нас отведешь? К нему!

«К нему» прозвучало очень многозначительно.

— Когда? — добавила я.

— Когда придет время, — паренек кинул на меня любопытный взгляд, но спрашивать о том, кто я такая, не стал. — Пока понаблюдаю. Побуду рядом. Не с утра до ночи, конечно. У меня и другие дела есть.

— Будешь докладывать? — прямо спросил отец.

— Буду! — не стал юлить мальчишка. — ОН сам назначит встречу.

Только еще мелкого соглядатая нам не хватало! С другой стороны, правителя тоже можно понять: вероятно, он считает Тёрна опасным колдуном, замыслившим дурное.

Мальчишка, нимало не сомневаясь, притянул к себе тарелку с салатом и принялся хрустеть им, поглядывая по сторонам. Тут уже взыграло мое любопытство.

— Значит, ты видел его? Какой он?

— Лучезарный! — паренек картинно развел руки, а говорил как по писаному — видно, придворным любовь к своему правителю прививают очень активно, наизусть заставляют заучивать. — Премногомудрый, светоносный наш Эррил Благородный. Украшен достоинствами премногими, ликом прекрасен да…