Обещаю, больно не будет

— Да, — выдыхаю я и всё-таки роняю первые слёзы. Мы так похожи с ней в своем горе, в своей любви без ответа и даже без надежды на то, что эта прошивающая насквозь боль не напрасна.

— Что... чтобы ты сделала, если бы узнала, что нужна Басову по-настоящему, что там, в его душе, отражение твоих собственных чувств?

Секунды тянутся между нами и разбиваются на мелкие осколки, пока я думаю над вопросом Марты, хотя уже точно знаю на него ответ.

— Я бы простила ему всё...

— Я бы тоже, — всхлипнула подруга и мы обе потонули в своих мыслях, как в зыбучих песках.

Но главное, что я для себя решила, так это, что не буду слушать Марту, а всё-таки рискну заявить на Янковского за преследования и домогательства. Да, я пошла в полицию, а там честно рассказала всё как есть. И о том, что вчера меня чуть не изнасиловали в подъезде собственного дома.

Вот только следователь, внимательно слушавший мой рассказ почти полчаса, под конец пожал плечами и улыбнулся так деланно снисходительно, что мне в секунду стало не по себе. А потом и вовсе поплохело.

— С утра уже был запрос по данному инциденту, гражданка Истомина. Мы проверили информацию, а также камеры видеонаблюдения по вашему адресу.

— И?

— У гражданина Янковского Андрея Александровича есть железобетонное алиби на вчерашний вечер. А камеры в вашем жилом комплексе оказались неисправны, они пишут, но, увы и ах, не сохраняют данные. Так что, заявление от вас мы, конечно же, примем, но обвинять невиновного человека не станем. Займёмся поимкой настоящего плохого парня, — и подмигнул мне, словно малому ребёнку.

Гадко!

На душе, в сердце. Везде!

Твари продажные!

Я скривилась, встала с казённого стула, кивнула и побрела домой, несолоно хлебавши. А там уж и Марта выстрелила вопросом в лоб.

— Ну как?

— Никак. Ты была права насчёт Янковского, а я, Фома Неверующая, зря тебя не послушала...

Глава 31 – Абсцесс

Вероника

— Ник, — с ноткой ощутимого беспокойства тянет Марта, и я поворачиваюсь в ту сторону, куда она смотрит.

Помимо своей воли вздрагиваю и покрываюсь противными, липкими мурашками с ног до головы. Прикрываю глаза и медленно выпускаю через нос напряжение. Нервы от одного только вида этой гадкой персоны разносит в хлам.

Официально заявляю: я ненавижу Андрея Янковского всеми фибрами своего существования. Его развязную походку, его мимику, его запах, его пронизывающий взгляд исподлобья, который придавливает похуже железобетонной плиты.

Он впервые в истории притащил свою важную задницу в институтскую столовую в компании таких же отбитых на голову дружков и развалился за столом неподалёку. Зачем? Наверное, привлечь к себе всеобщее внимание: покривляться и громко похохотать над собственными же шутками.

Но главное для меня было одно — в мою сторону этот персонаж больше не смотрел. Вообще и от слова «совсем». И слава богу!

— Просто игнорируй его, Марта, — произношу я и зябко потираю предплечья, зачем-то снова воскрешая в памяти то, что случилось со мной в подъезде несколько дней назад.

Фу, ну как же мерзко!

— Не могу. Эта тварь заслуживает кое-чего покруче простого игнора, подруга. Например, смачного удара кувалдой по его мажористым шарам. Знаешь, так чтобы сразу в мясо — пуф и всё!

— Если убить убийцу, количество убийц не изменится, — флегматично пожимаю я плечами.

— Ты правда веришь в этот псевдофилософский бред? — кривится Максимовская.

— Нет, — жёстко рублю я, — я за справедливость, зуб за зуб и всё такое. Но этот мир диктует свои правила, они, безусловно, безобразные и не защищают слабых. Но какой у нас есть выбор?

— Да, да, — кивает подруга, а затем фыркает. — Посмотрите, дети, вот это — плохо. Но если немного заплатить, то будет уже — терпимо. А если много заплатить, то и вовсе — хорошо.

— Почти всё продаётся и покупается. Торгово-рыночные отношения, — фыркнула я и вновь вздрогнула от очередной порции смеха из-за того столика, где вовсю куражился Янковский.

— И всё-таки это странно, что он отстал от тебя, Ник.

— Почему? А по мне так, всё закономерно. Я сходила в полицию и ему сообщили, что девочка не будет сидеть сложа руки, а устроит этому засранцу широкомасштабные проблемы. Возможно, и папа подтянулся и настучал дитятку по рогам в качестве превентивных мер. Вот и остыл мальчик.

— Я бы всё-таки предпочла, чтобы с ним разобрался Басов, тогда бы меня не скребли в районе затылка смутные сомнения, — вздохнула тягостно Марта.

— Во-первых, Басов с понедельника более не отсвечивает в моей жизни. А, во-вторых, всё и так устаканилось, так что зачем козе баян?

Конечно, насчёт первого я нагло соврала лучшей подруге, потому что Ярослав продолжал писать мне и упорно искать встреч. Интересовался, как у меня дела, не донимает ли меня Янковский, не скучаю ли я по нему и не надумала ли всё-таки сходить с ним в гончарную мастерскую.

Я же на всю эту писанину отвечала железобетонным молчанием, хотя внутри меня беспрерывно творилась сущая сумятица. Я форменно словила раздвоение личности, где хорошая Ника твердила мне, что я поступаю правильно. Тогда как Ника плохая умоляла меня дать один-единственный чёртов шанс тому, кто однажды уже превратил меня в пепел.

Из всего этого напрашивался только один вывод — я сходила с ума!

— Ну не знаю..., — потянула подруга, а меня бомбануло.

— Тебе как будто три года, Марта. Нашла кого возводить в абсолют. Басов приехал в Краснодар, но не сегодня, так завтра свалит отсюда в свою расчудесную резиновую Москву, а там и поминай как звали.

— Ну так пусть бы и сделал хоть что-то полезное в своей грешной жизни перед тем как окончательно самоустраниться.

— Ты забываешь о том, что я-то тут останусь. Басов Янковского только бы ещё сильнее разъярил, а мне плоды пожинай. А полиция — это действенно. Да и у меня всегда с собой перцовка и тот шокер, что ты мне подарила на прошлый Новый год.

— Ты... просто чокнутая, Истомина! — простонала Максимовская, а я лишь затравленно улыбнулась, не понимая, чем ещё утешить девушку. Да и себя тоже.