Обещаю, ты не узнаешь о сыне
Шрифт:
Глава 3. Мира
Прошлое. 4 года назад
Кирилл Никольский стал моим первым парнем, первым мужчиной и первым разочарованием. Он притворялся милым влюбленным парнем, добился моего расположения, повстречался со мной пару месяцев и прилюдно бросил.
В тот день, во время выпускного вечера, я думала, что моя жизнь закончилась. Я думала, что умерла. Что осталась только пустая оболочка, у которой даже слез нет - я не проронила ни слезинки. Ни тогда, когда Кир говорил унизительные
— Это все было игрой. Шуткой. Розыгрышем. Зря ты придумала что-то в своей голове. И вообще сюда пришла сегодня. Тебе просто не повезло.
Ни тогда, когда надо мной смеялись одноклассники и хохотала, видимо, настоящая девушка Кира. Та самая Алекс… Лучшая подруга. Друг детства. Девушка без сердца, которая с легкостью тасовала чужие судьбы. Потому что она умудрилась притащить иностранца к нам на выпускной и оставить в чужой стране. Я видела его - он вышел из ресторана чуть раньше меня, но идти ему было некуда. Он стоял, подняв голову к небу… И плакал.
А я прошла мимо, потому что своя боль разъедала на части, что было даже дышать тяжело.
Тогда, убегая от самой себя, я не представляла, что ожидает меня по возвращению домой.
Наша квартира горела. А родителей спасти не удалось… Мама забыла выключить плиту со стоящей на ней сковородкой с маслом, и ушла с папой отсыпаться после пьянки. Они заснули и больше никогда не проснулись. Нам даже тела не показали… В один день мы с сестрой стали сиротами и бездомными.
Мы даже не стали претендовать на квартиру - иначе пришлось бы платить соседям за ущерб, который они получили из-за пожара.
Одной из самых страшных сцен было, когда на нас с сестрой чуть ли не кинулся сосед:
— Мой ремонт! Я потратил больше ляма! Вы, что ли, мне его оплатите, выродки?!
— Серый, угомонись. У детей родители умерли, а ты про ремонт. Совсем с катушек слетел? — за нас вступилась соседка. — Ещё пожарники работу не закончили, посмотри сначала, что там у тебя с квартирой.
А Лидия Петровна потащила нас на детскую площадку, подальше от озверевшего мужчины. Но я краем уха все же слышала его:
— Ну и хорошо, что они подохли. Биомусором они были, а не людьми. Ты их хоть трезвыми в последние года видел? К себе ещё пьянь таскали всякую! — он продолжал распаляться. — Ты ещё увидишь, эти тоже в родителей пойдут. Яблочко от яблони…
Я тогда смотрела на ночное небо, прижимаясь вместе с Олесей к сердобольной старушке… И думала, что вдруг действительно так? Что я тоже когда-нибудь стану такой, как мама. Тогда мне не хотелось жить, но… Сестра. Я не могла ее оставить одну, как это сделали родители.
— Сиротинушки мои, — Лидия Петровна гладила нас по макушкам. — Не слушайте всяких идиотов, им бы лишь языком сейчас почесать. Я вас к себе заберу, хотите? Одна же живу в большой квартире, как раз хоть не одиноко будет. Только надо вам все равно родственника найти, на кого опеку оформить над Лесей.
— А я не могу? Я уже совершеннолетняя, — тут же подобралась я.
— Вряд ли получится, у тебя ни жилья, ни работы, — отозвалась она. — Я бы попыталась, но из-за возраста, сама понимаешь, мне откажут.
— Меня заберут в детский дом? — всхлипнула младшая сестра. — Но я не хочу! Мира, как я без
тебя там буду?— Ты чего? Я не позволю, — я обняла сестру. Прижала к себе крепко-крепко.
Она уткнулась мокрым лицом в шикарное черное платье, которое мне подарила соседка на выпускной.
Я напряженно думала, что делать. А потом в голову ударила мысль - ведь у нас есть бабушка! Она живет далековато, конечно, но бабуля нас с Лесей любит и все порывалась забрать у непутевых, как она говорила, родителей.
Бабушка нас действительно забрала. Сначала мы с ней похоронили моих родителей. А потом уехали почти на все лето к ней в деревню. Она жила в очень живописном месте, но при этом не прямо диком - дороги были развиты хорошо, можно было за три-четыре часа доехать до города на автобусе. Я так и моталась, пока поступала в университет.
То лето можно назвать самым худшим и самым лучшим одновременно… Я тогда работала без выходных. А если брала выходные - чтобы поехать в город на экзамены.
— Совсем себя не бережешь, — качала головой бабуля. — Я ведь у вас есть, я со всем помогу! Что ты так горбатишься с утра до вечера на халтурах? Девчонка молодая, надо хотя бы гулять, подружек завести. Худющая стала - кожа да кости! И бледная такая…
— Все хорошо, бабуль, — пыталась держать лицо я, хотя меня тошнило без остановки. Мой организм даже воду отвергал - выворачивало тут же. Я думала, это из-за стресса. — Нам в город надо будет перебираться. Я буду учиться, Леся должна школу закончить. Коплю на съем жилья.
— Зачем в город Лесю тащить? Оставь ее со мной. Устрою тут в школу, что самая близкая. А ты сама в общежитие живи, тебе дадут место бесплатно. Себя беречь надо, милая.
Я не хотела лишать сестру будущего. И к тому же ей нравится ее школа, одноклассники ее очень любят - они ей даже какие-то подарки дарили и поддерживали, пока мы были в городе. Все пришли на похороны и утешали ее.
Со мной же ситуация была другая… Мои одноклассники меня травили. А тот, кого я считала своим парнем, поступил куда хуже…
— Пока не позавтракаешь, никуда не пущу! — заявила в один день бабушка, встав у двери. — Ты когда что-то ела в последний раз? С ног же валишься! Мира, так дела не делаются.
На столе стояла тарелка с ажурными блинами, заботливо политыми бабушкой сгущенкой. Мое самое любимое блюдо. Но сейчас при виде блинов начало тошнить сильнее.
— Садись и ешь! Иначе… Иначе я даже не знаю, Мира! Я боюсь, очень боюсь за тебя, моя девочка, — бабушка начала плакать. — Я свою единственную дочь не уберегла, а тебя потерять с Лесей не хочу…
У нее крупные слезы катились из глаз. Она так даже на похоронах не плакала.
— Ты чего? Не плачь, пожалуйста. Я все съем!
Села за стол, но больше одного кусочка я съесть не смогла. Меня сразу затошнило, и я едва успела дойти до мусорного ведра.
— Мирочка… Ты как? — причитала бабушка, держа мои волосы, пока меня выворачивало. — Ты чего не сказала, что тебе плохо? Мирочка…
Бабушка не пустила меня на работу и потащила к врачу. Терапевтом был мужчина возраста примерно бабули с забавной лысиной и доброй улыбкой. Он, сощурившись, посмотрел на меня. Выслушал мою сбивчивую речь.