Обезьяны

Путешествие прочетверенькало без приключений. Буснер не пожалел денег на билеты в первый класс, разумно полагая, что там и шимпанзе будет меньше, и Саймону легче. В результате в состояние дичайшего раздражения приполз сам именитый натурфилософ, как он любил себя обозначать. Непрерывный стук когтистых пальцев по клавишам ноутбуков и бесконечный вой бизнессамцов по мобильным видеофонам привели его в такую ярость, что незадолго до Рединга он решил, что пора действием показать, кто в вагоне главный.

Буснер схватил с полки на стене пачку бесплатных журналов для пассажиров и пробежался туда-сюда по проходу между креслами, швыряя добытую полиграфию прямо в морды беспокоящим его обезьянам. Для острастки он отколошматил по физиономиям парочку особенно шумных персонажей. И хотя процедура установления иерархии произвела желанный эффект – до самого конца путешествия в вагоне царила мертвая тишина, – достигнут он оказался лишь ценой общего, типично английского молчаливого недоумения. Да, подумал Саймон, Паддингтонский вокзал – только начало; есть и другие вещи, которые решительно отказываются меняться. Решительно.

Спрыгнув с поезда в Оксфорде, Саймон поспешил за Буснером, который бодрой рысью продвигался к парковке такси. Очень низко поклонившись, экс-художник показал:

– Надеюсь, вы не против прогуляться пешком к колледжу этого шимпанзе «хуууу»? Вы же знаете, я жил близ Оксфорда и был бы не прочь снова взглянуть на старый знакомый город.

– Отлично, я созначен, Саймонушко мой, – отмахнул Буснер, дружески потрепав пациента по загривку, – но помните: если почувствуете, что не можете держать себя в лапах, что вам страшно, пожалуйста, постарайтесь «грруннн» показать об этом мне.

На пути от Вустерского колледжа [135] по Бартоломью-стрит до Сент-Джайлс-стрит Саймон вел себя превосходно, испытывая, однако, нечто среднее между приятным изумлением и отвращением. Он помнил Оксфорд как элегантный город эпохи Возрождения с вечной, изящной архитектурой, а глазам предстал вульгарный заштатный городишко с замшелыми развалюхами вместо зданий, к тому же доверху набитыми шимпанзе.

То, что жизнь обезьян протекает не в двух, как у людей, а в трех измерениях, экс-художник понял еще в Лондоне, однако подлинный масштаб этой трехмерности открылся ему только по приезде в Оксфорд. Обезьяны, чаще всего студенты, были везде – сидели на крыше гостиницы «Рандольф», лезли вверх по аркам Памятника Мученикам, [136] трахались на парапетах зданий колледжей Бейллиола [137] и Св. Иоанна [138] и так далее. Тот факт, что это были именно студенты – только-только начался Михайлов триместр [139] – в коротких мантиях, сшитых с тем расчетом, чтобы демонстрировать окружающим задницы, веселил Саймона еще больше.

135

Вустерский колледж – основан в 1714 г. баронетом сэром Томасом Куксом, родом из графства Вустер, отсюда обозначение.

136

Памятник Мученикам – часовня, возведена в 1838 г. в память о двух протестантских епископах и архиепископе, сожженных за веру в 1555–1556 гг. по повелению «Кровавой Мэри», королевы Англии католички Марии I (1516–1558, на троне с 1553).

137

Колледж Бейллиола – основан в 1263 г. дворянином норманнского происхождения Джоном Бейллиолом, обозначен в его честь.

138

Колледж Св. Иоанна – основан в 1755 г. сэром Томасом Уайтом, лорд-мэром Лондона и старейшиной гильдии портных. Обозначен в честь Св. Иоанна Крестителя, покровителя гильдии.

139

В Оксфорде учатся по триместрам – первому (обозначен по празднику Св. Михаила Архангела, отмечается 29 сентября), второму (по празднику Св. Илария, 5 мая) и третьему (по празднику Троицы, в разные годы по-разному).

Но, обогнув Бейллиол (пришлось встать на задние лапы, так как в противоположном направлении [140] четверенькало неимоверное количество туристов), Саймон увидел такую картину, что не удержался и согнулся в три погибели от истерического хохота. Буснер замер и наклонился к пациенту, беспокоясь, как бы этот симптом не предвещал приступ, но Саймон просто протянул именитому психиатру лапу.

– «Груууннн», – прорычал он, затем показал: – Вот, посмотрите туда!

140

То есть к Памятнику Мученикам и Музею искусств и археологии Ашмола (основан в 1677 г. как хранилище коллекции антиквара Элиаса Ашмола, 1617–1692), расположенному на углу Бартоломью-стрит и Сент-Джайлс-стрит.

Буснер исполнил просьбу экс-художника. На противоположной стороне Броуд-стрит висела вывеска с надписью «Незабываемый Оксфорд». Саймон помнил ее со времен Браун-Хауса, так называлось развлекательное заведение для туристов. У входа толпились американцы – даже Саймон в своем теперешнем состоянии без труда опознал в этих шимпанзе американцев, кто еще носит такие короткие макинтоши от «Бёрберри», – которые смешались с группой новоиспеченных студентов, возвращавшихся из театра Шелдона [141] с церемонии принятия в университет.

141

Театр Шелдона – построен в 1664–1668 гг. по проекту знаменитого архитектора сэра Кристофера Рена (1632–1723, он же строил сбор Св. Павла в Лондоне) на деньги Гилберта Шелдона (1598–1677), в разные годы бывшего смотрителем оксфордского Колледжа всех душ, епископом Лондона, архиепископом Кентерберийским и канцлером Оксфордского университета, отсюда обозначение. Университет проводит в театре разнообразные светские мероприятия, в частности посвящение в студенты.

Некоторые самки-студентки были в самом разгаре восхитительной течки, их набухшие седалищные мозоли розовыми маяками освещали замызганный тротуар. Разумеется, тотчас образовалось несколько очередей на спаривание, самцы-туристы бегали туда-сюда, размахивая дорогими фотоаппаратами и видеокамерами, колотили ими себя по голове. И над всем происходящим подписью к карикатуре висела знакомая Саймону вывеска. Да уж, в самом деле, разве можно забыть такой Оксфорд, где толпы волосатых чудищ трахаются прямо у тебя на глазах.

Саймон замахал лапами:

– Что мне больше всего нравится, – он указал Пальцем на сотрясающиеся тела через дорогу, – так это что оксфордские студенты, противу ожидания «хи-хи-хи-хи» такие низколобые!

И Саймон зашелся от хохота.

Буснер схватил его в охапку и сначала оттащил к зданию Бейллиола, а потом взял за лапу и повлек за собой прочь от толпы спаривающихся; отчетверенькав на приличное расстояние, шимпанзе перебрались на другую сторону улицы, ныряя между припаркованных автомобилей, и Буснеру пришлось еще раз осаживать Саймона, когда тот взорвался хохотом при виде бюстов античных философов-шимпанзе, украшавших ограду театра Шелдона, – Сократ с клыками торчком, Платон с могучей переносицей, Гераклит, поддерживающий лапами каменный лавровый венок, который бы возлежал на лбу, если бы тот у философа был…

У двери в кабинет Гребе Буснер проухал:

– «ХуууууГраааа!»

Услышав ответное уханье, гости вползли. Саймон инстинктивно упал на персидский ковер, повернулся задом вперед и пополз, подставляя оный под морду сухого, тощего шимпанзе, который сидел в гигантском кресле и попивал из хрустального бокала для хереса какую-то непрозрачную коричневую жидкость. Как всегда, Саймон был ошеломлен тем, что его тело само понимает, каким шимпанзе надо кланяться.

Гребе водрузил бокал говна на восьмиугольный столик и ласково погладил подставленную часть тела. Он внимательно следил, как Саймон полз к нему от самой двери, и от его глаз не ускользнула странная негибкость задних лап и некий автоматизм в поклоне гостя. Когда за Саймоном проследовал Буснер и двое старших шимпанзе поклонились друг другу, Гребе, не откладывая дела в долгий ящик, изложил именитому психиатру свои впечатления:

– «Уч-уч» Буснер, по-моему, у вашего пациента аутоморфизм, [142] не так ли «хууу»?

Буснер, довольный тем, как глубоко копнул выдающийся ученый, вскочил на кресло и крепко обнял Гребе, одновременно настучав ему по спине:

– Нет, на самом деле это не так «чапп-чапп». Насколько можно судить, он видит нас такими, какие мы есть; и хотя рамки психоза пока непоколебимы «хух-хух-хух», он уже не воспринимает свое тело как целиком и полностью человечье. Вот, глядите…

142

Аутоморфизм – склонность приписывать собственные свойства другим.

Саймон, поклонившись и осознав, что подчиненное положение в иерархии освобождает его от необходимости вступать с хозяином кабинета в длительную взаимную чистку, принялся рассматривать книжные шкафы, переходя от одного к другому, вынимая книги, разглядывая их и ставя наместо то передними, то задними лапами.

– Похоже, наша поездка почетверенькала ему на пользу, Гребушко мой «чапп-чапп». Я впервые вижу, как он делает задними лапами что-то осмысленное, а несколько минут назад на улице он одарил меня каламбуром. Более того, когда мы подползали к поезду, он выдал метафору – первый настоящий художественный образ в исполнении его пальцев «грруннн».