Обезьяны
Шрифт:
– «Эй ты, вонючая макака-говноед»! – заорал художник. – «Я тебя сейчас на части порву, проделаю в твоей сраной башке вторую задницу»!
В следующий миг, точно рассчитав, куда качнется философский шерстяной маятник, Саймон подпрыгнул, схватил Гребе за яйца и сорвал его с люстры.
Выдающийся оксфордский профессор с треском рухнул на пол, по пути смахнув со столика драгоценный графин с драгоценным говном и разлив тошнотворное содержимое по ковру, который немедленно приобрел характерный коричневый цвет. Не давая Гребе времени оправиться, Саймон начал охаживать специалиста по психосемиотике и человеческой жестикуляции совершенно нечеловеческими, то есть весьма шимпанзеческими ударами, нанося их не кулаками, а раскрытой ладонью, когтями. Грохот взбучки эхом разносился по зданию колледжа…
Никаких попыток
– «Иииииик!» «Аааааарррррггггххх!» Пожалуйста, пожалуйста, мистер Дайкс, сэр! Я без ума от вашего высокохудожественного взгляда на мир! Я преклоняюсь перед вашей «хуууууувввррааааа» задницей! Она лучезарнее полуценного солнца, в ее лучах я читаю свои книги! Я признаю ваше превосходство ныне и присно и «хуууу» во веки веков!
Саймон, конечно, тотчас прекратил избиение и ласково погладил Гребе, как теперь и полагалось ему как старшему в иерархии. Тем не менее, правду показать, он все же был бы не прочь проделать то, о чем вокализировал, – только почему-то забыл, что и где собирался проделывать.
Немного позднее, когда именитый психиатр и его пациент уже четверенькали по крытому оксфордскому рынку, Буснер не смог отказать себе в удовольствии выразить искреннее восхищение мужеством своего подопечного, неожиданно громко заухав.
– Покажите мне, Саймон, – щелкнул пальцами Буснер, пока тот прикуривал очередную бактрианину, – вам понравился сам процесс установления иерархических отношений «хууууу»? Я знаю, вы не настолько бесчувственны, чтобы остаться совершенно равнодушным.
Саймон краем глаза посмотрел на диссидентствующего специалиста по нейролептикам, окутанного никотиновым дымом, и показал, размахивая одноразовой зажигалкой за четверть фунта:
– Я объясню вам, доктор Буснер, что меня беспокоит, и уже довольно давно. Если, как показывал Гребе – и как подтверждают мои органы чувств, – мы действительно живем в мире, где визуальная жестикуляция первична, а аудиторная вторична, то разве телевидение не должны были изобрести раньше радио «хууууу»?
– Вы правы, – ответил Буснер, удивленно подняв брови, – так и есть. Насколько я помню, до Второй мировой войны никакого радио не было. Его изобрел шимпанзе по имени Логи Берд, [150] ну, вы знаете, он, кажется, шотландец.
– И как же он изобрел радио «хууууу»?
– Случайно, совершенно случайно. Как-то раз он причетверенькал к себе в лабораторию и застал своего научного ассистента за смотрением телевизора, который, как оказалось, тот прятал в шкафу. Берд просто захлопнул дверцу шкафа – вот и вся гениальность. Не поползти ли нам, мы опаздываем «хууууу»?
150
Берд Джон Логи (1888–1946) – шотландский изобретатель. Изобрел радио 26 января 1926 года.
Глава 18
Тем временем в Лондоне другой научный ассистент, куда менее полезный своему начальнику, которого он, однако, каким-то извращенным образом уважал, встречался с членами союза против Буснера. На экстренном заседании конспиративного комитета присутствовали все – Прыгун, Уотли, осунувшийся и усталый, и Филипс, по которому невооруженным глазом было видно, что он тяжело болен. Теперь Уотли понимал, что с фармакологом; от профессионального глаза не укрылись характерные черные пятна – симптом саркомы Калоши [151] – на затылке несчастного шимпанзе, заметные, даже несмотря на повязанный галстук. Консультант не отказался бы узнать, как это Филипса угораздило подцепить СПИД, но привык следовать правилам хорошего жеста и поэтому спрашивать не стал.
151
Саркома Капоши – вид рака кожи, некогда очень редкий, в настоящее время встречается часто: это самый характерный симптом СПИДа в последних стадиях. Обозначен в честь австро-венгерского
дерматолога Мориса Калоши (1837–1902, настоящая фамилия Коэн, родился в городе Капошвар, отсюда псевдоним), который описал его в 1872 г.– Ничего не покажешь «ггрррннн», Прыгун, удачное место ты выбрал для встречи «хуууу». Впрочем, неважно, мы ведь недавно плотно общались на интересующую нас тему.
Филипс махнул лапой в сторону украшенных фресками стен ресторана. На одной росли яркие джунгли в стиле Таможенника, [152] меж двух широких зеленых листьев торчала морда взрослого самца человека, а ниже, в подлеске, виднелись и другие, еще более звериные морды самок сдетенышами на спинах.Обнаженные груди смотрели из двухмерного леса как дулапушек.
152
Имеется в виду французский художник Анри Жюльен Феликс Руссо (1844–1910), предтеча современного наивного искусства. В один из периодов карьеры работал в таможенном управлении Парижа, отсюда прозвище.
Тема «человек в лесу» повторялась в разнообразных вариантах навсех плоских поверхностях, наличествовавших в ресторане.На страницахменю скакаличеловеческие детеныши, на потолке красовалась репродукцияочень редкой фотографии, где люди спаривались в своей уникальной манере, морда к морде, задние лапы самки плотнообнимают живот самца, атрофированные пальцы сжаты.Даже официанты в «Человеческом зоопарке» – именно так обозначалось заведение – носили человеческие костюмы из синтетической ткани, текстура которой была призвана походить на резиновую, безволосую кожу людей.
Уотли показал пальцем на одного из официантов:
– Почему вон у того черная кожа, Прыгун «хуууу»? Я не знал, что бывают чернокожие люди.
Прыгун оторвал глаза от листка бумаги, который внимательно изучал:
– Прошу прощения, вы что-то показали «хуууу»?
– Я вон про того чернокожего «уч-уч». – Уотли раздраженно повторил свой жест.
– Да-да, в природе встречаются и люди с черной кожей. Этот официант изображает западного человека, по-латыни Homo sa pi ens troglogytes verus, то бишь настоящий пещерный человек разумный. Есть и другие подвиды центральноафриканского и восточноафриканского человека…
– Вроде наших рас «хуууу»? – перебил Уотли. – Как если бы этот человек был бонобо «хуууу»?
– Типа того.
– А черные люди отличаются от других людей, как, например, бонобо отличаются от белых шимпанзе «хуууу»? – спросил Филипс. Его тоже весьма позабавил черный официант.
– Представления не имею, – отзначил Прыгун. – Я психиатр, а не антрополог «уч-уч».
Филипс конечно, заметил, как зло и резко взмахнул лапами Прыгун, но продолжил:
– Я хотел показать, с ними интересно танцевать и развлекаться, как с бонобо «хуууу»? Развлекаться в разных смыслах, вот что я хотел показать «хуууу».
– «Рррряв!» – пролаял в отзнак Прыгун – Филипс был так тяжело болен, что пятый самец потерял всякий страх перед ним. – Почему бы вам не засунуть свои лапы в задницу, Филипс, официант уже идет к нам принимать заказ, и, к вашему сведению, он в самом деле бонобо. Надеюсь, вы помните, под шерстью мы все одинаковые.
Разумеется, здоровье Филипса пребывало в столь плачевном состоянии именно оттого, что фармаколог ни секунды не верил в истинность показанной Прыгуном последовательности жестов. Мало того, сотрудник «Крайборга» был бисексуал и любитель порезвиться с бонобо, а еще и принадлежал к тем западноевропейским самцам, которые забавлялись поездками в страны Центральной Африки и спариванием с местными. Для Филипса результатом такого вояжа стала болезнь, от которой он умирал прямо на глазах своих союзников. Все трое хорошо понимали, сколько иронии заключено в том весьма вероятном обстоятельстве, что бонобо, заразивший Филипса СПИДом, скорее всего сам заразился от дикого человека – через укус.