Обитель подводных мореходов

На перроне Егор появился в тот самый момент, когда ленинградский скорый уже покидал привокзальную зону. Насмешливо, как два фингала на подбитой физиономии, светили на последнем вагоне красные фонари.

Непрядов плюнул с досады и снова повернул к подземному переходу, откуда только что выскочил. "Сколько же мне так вот по-дурацки может не везти?.." - подумал с отчаяньем. Но поразмыслив, всё же решил, что всё к лучшему. За какую-то минуту или две ничего уж не могло бы измениться в их отношениях. "А то и ловиторы могли бы запросто на смех поднять, - больно укололо его.
– Явился, мол, не запылился..." Непрядов уже досадовал на себя, что так легко и доверчиво "клюнул" на разгулявшуюся фантазию Вадима.

37

Как ни пробовал, Катю Непрядов забыть не мог. Она стала теперь его не проходящей тоской, не утихающей болью, от которой избавиться не было сил. Не так уж угнетал разрыв между ними, как полная неясность, из-за чего всё это могло произойти. Что там наговорила о нём Лерочка, он мог только догадываться. Непрядов несколько раз пытался объясниться с ней по телефону, только из этого ничего не вышло - она попросту отказывалась с ним разговаривать, да и на танцах в училище перестала бывать.

Иногда Егору казалось, что все недоразумения развеются как бы сами собой: пройдёт какое-то время, и он снова будет любим и счастлив, как некогда прежде. Не могла же Катя так вот просто уйти от него, даже не попытавшись во всём как следует разобраться. Но все же надежды с каждым днём становилось гораздо меньше, чем сомнений. На все его письма Катя отвечала упорным молчанием. Да вскоре он и сам перестал ей писать.

Не менее тягостными и мрачными становились его отношения с Чижевским. С некоторых пор "милорд" сделался раздражительным и злым, почти ни с кем не разговаривал. Впрочем, его по-человечески стало немного жаль, особенно после того, как намечавшаяся женитьба на Лерочке не состоялась. Во всём случившемся тот, конечно же, винил Егора: не мог не догадаться, что невольно служил для капризной Лерочки чем-то вроде разменной карты, которая пускалась в ход каждый раз, как только надо было хоть чем-то досадить Егору. Чижевский держался так, будто для него Непрядова в классе вообще не существовало. И Егору ничего другого не оставалось, как отвечать Эдуарду тем же самым - полным равнодушием, а то и презрением. Каждый из них желал поскорее разъехаться, с тем чтобы никогда уже по своей воле не встречаться. Слишком неудобными оба они стали друг для друга.

38

А вот у Обрезкова и его преданной Регины Яновны, казалось, не существовало никаких проблем. Во всяком случае уже не было причин откладывать помолвку. По настоянию Кузьмы на взморье, где жила Регина, друзья выбрались накануне экзаменов. Устоялись погожие майские дни, когда меньше всего хотелось бы корпеть над учебниками и конспектами, когда сама душа неудержимо рвалась поближе к морю.

У Егора, впрочем, настроение было прескверным. Мысли о Кате по-прежнему не выходили из головы. Он попробовал от этой поездки отказаться, но Кузьма с Вадимом едва не силой выволокли его за КПП. В конце концов Непрядов смирился, и они отправились на вокзал. По пути зашли в цветочный магазин - какая же помолвка без цветов, затем и в гастроном за шампанским. Вскоре дружки стояли в тамбуре, где можно покурить и запросто поболтать, а шустрая электричка с перестуком колёс и посвистом несла их в Саулкрасты.

Спустя минут сорок сошли с поезда и направились в сторону посёлка, видневшегося неподалёку от станции. Аккуратные, утопавшие в юной зелени домики вытянулись вдоль берега. Море начиналось где-то за могучими старыми соснами. Заштилевшая, ленивая вода проглядывала меж стволами деревьев, как бы шелушась на солнце рыбьей чешуёй.

Субботний день близился к вечеру. На улице не видно ни души. Лишь куры, недовольно квохтая, горделиво расхаживали вдоль штакетников. Пахло разогретой сосновой смолой и дымком тлевших в угасавшем костерке прошлогодних листьев.

Кузя смело пихнул дверь калитки и размашистым жестом владетельного хозяина пригласил дружков во двор. Они прошли по тропинке мимо вскопанных грядок, обогнули пышный куст зацветавшей сирени и ступили на крыльцо. Пока для порядка шмыгали ботинками по половичку, в дверях появилась улыбающаяся хозяйка. Регина Яновна выглядела моложе своих тридцати с небольшим лет. Широкая в кости, но не полная, крепко сбитая, с короткой спортивной стрижкой, она производила впечатление подвижной и решительной чемпионки по баскетболу. Лицо её могло бы показаться миловидным, если бы его слегка не портили веснушки. Но Кузя уверял, что для настоящей женщины даже в этом имеется свой шарм, надо лишь поставить себя превыше досужих предрассудков и прежде заглядывать в душу, чем обращать внимание на внешность и даже на возраст. Друзья не возражали, целиком доверяя его вкусу.

В просторной, обставленной старой мебелью комнате был накрыт широкий стол. У окна о чём-то таинственно перешёптывались две молодые женщины, примерно одних лет с Региной, - верно, её подруги. При виде вошедших курсантов они перестали "секретничатъ", приготовившись знакомиться с неприступно серьёзным, едва не деловым видом. Регина тотчас представила подруг. Одну из них, с рыжеватыми волосами, поджарую, бойкую, звали Вероникой. Другая же, немного полноватая и поскромнее, назвалась Линдой.

Ещё не сели за стол, а Вероника с ходу "положила глаз" на Егора, вызвав его на разговор о каких-то пустяках. Она слегка, как бы нарочно, картавила, несомненно убеждённая, что это ей идёт. Непрядов с трудом, скорее из приличия втягивался в разговор - он всё ещё был не в духе. Однако ему не хотелось показаться в чьих-либо глазах нелюбезным, и потому он, как мог, пересиливал хандру.

Пришли ещё несколько человек, уже немолодых и степенных родственников Регины, как догадался Егор. Кузьма со всеми запросто расцеловался и радушно пригласил к столу. Чувствовалось, что в этом доме он давно освоился и потому держался едва ли не полноправным хозяином.

Махнув рукой на прежний аскетизм и воздержанность, Егор пил шампанское и на душе становилось спокойно - по крайней мере, он старался себя в этом уверить. Рыжеволосая Вероника забавляла его манерами провинциальной аристократки. В разговоре она постоянно старалась брать верх. Как бы уверовав в свою неотразимость, немного жеманилась и капризно дула губки, если с ней не соглашались. Ленивым мановением руки требовала положить ей на тарелку то салата, то колбасы, то заливной рыбы. Аппетит у нее был пролетарский. Вероника всё время как бы давала почувствовать, какое великое одолжение оказывает Егору своим вниманием. Она не столько заинтересованно разговаривала с ним, сколько пыталась о чём-то попросить, либо чему-то возразить. Это всё Непрядову надоело. Девица с её непомерным самомнением Егору совсем не нравилась. "Вот рыжая бестия, - нескромно думал о ней. Попадись такой в мужья - всю жизнь отравит. Начнёт пилить как бревно в козлах, пока всего на опилки не переведёт..."

Вадим недвижно сидел за столом, скрестив руки на груди и предавшись молчаливой меланхолии. Погрустневшая толстушка Линда, всё ещё остававшаяся рядом с ним, его нисколько не интересовала. Она уж, верно, потеряла всякую надежду завладеть вниманием непроницаемо-серьёзного кавалера. Вадим был верен себе. Он и Егору, казалось, не прощал его легкомысленного флирта с Вероникой. Лишь Кузя понимающе подмигивал Непрядову, мол, не дрейфуй, так держать... и плюнь ты на этого интеллигента, который баб как кораблекрушения боится...

Однако Егору всё больше становилось не по себе. И он постарался найти повод, чтобы избавиться от "рыжей бестии". Сперва вышел на крыльцо, будто покурить, а там и до калитки рукой подать. Хотелось побыть наедине с самим собой и немного проветриться. Он брёл по улице наугад, радуясь полнолунию, звёздам и упиваясь ощущением полученной свободы.

По дороге попалась колонка, и Егор, надавив на рычаг, сунул голову под холодную струю. Вода взбодрила. Распрямившись, он провел рукой по мокрому лицу, прогоняя хмельной дурман. Вскоре от него не осталось и следа. Мысли были ясными и весёлыми. Его разбирал смех, как только он вспоминал о Веронике, пытавшейся столь нелепым способом приручить его наподобие "ничейного" кота: "Меня-то, свободного альбатроса!.." И он тихонько захохотал.

Неведомыми задворками Непрядов выбрался на берег. У самых ног чуть плескала вода. Немного мористее покачивались на волне сонные чайки.

Откуда-то сбоку, из-за кустов ракитника, появился Колбенев.

– Ты здесь?
– удивлённо спросил он, приближаясь.

– А где же ещё?
– подтвердил Егор.

– Но я думал... Извини, но Вероника спрашивала о тебе.

– Что мне до неё?..

– А впрочем, тебе видней, - рассудил Вадим.

До рассвета дружки бродили по пустынному берегу. Казалось, обо всём на свете переговорили. Никогда ещё обоим не было так легко и спокойно, оттого что хорошо чувствовали, понимали мысли друг друга. Всходившее солнце застало их далеко от посёлка. Они шли по упругому песку и слушали, как просыпается море. Уже застучал лодочный мотор, поскрипывали разбуженные чайки и где-то далеко, почти еле слышно, надрывал глотку встревоженный Кузьма. Дружки удивлённо переглянулись и прибавили шагу, заторопившись обратно в посёлок.