Обитель Варн

усталости и пережитого напряжения и отчего-то слезились глаза. Может, пыль

попала? А может… осколочек той жизни, что она не планировала забирать, да

забрала?

Человека было отчетливо видно. Лиса могла сказать, что он точно был брюнетом,

носил обувь 42 размера и делал наращивание ногтей в том салоне, что и искомый

граф Рицу. Более ничего. Потому что из-под гранитных глыб были видны лишь

верхняя часть головы: лоб, волосы; да две части тела — кисть руки и нога.

Хорошая могила, — оценила Лиса и потянулась за фляжкой: надо бы помянуть

невинноубиенного, раба Божьего… Как его звали? Неважно. Противно, что еще один

на ее совести.

Сталеску поморщилась, отворачиваясь. Сняла стакан с фляжки, открутила крышку с

горлышка… и замерла, почувствовав чей-то взгляд. Мертвец жив? Ага, и смотрит

сквозь камни на своего убийцу.

Девушка вскинула взгляд и… встретилась с глазами графа. Бэфросиаст лежал прямо

перед ней, напротив убитого. Левое плечо и грудь придавлены валуном, тело

наполовину засыпано камнями. То, что мужчина жив — чудо. А жив точно: смотрит на

девушку, моргает, щурится. Зрачки огромные, над бровью кровоподтек, у угла губ —

кровь, щека вспорота. Вряд ли это осколки — края слишком ровные. Такую рану либо

нож нанести мог, либо ногти. И ясно, не его.

Взгляд Лисы переместила на виднеющуюся из завала руку неизвестного.

— Неплохо вы пообщались, — усмехнулась с пониманием и приложилась к горлышку.

Спирт обжег горло, перехватил дыхание, тем привел в чувство. Эмоции уступили

место разумному расчету. Девушка села на камень и задумчиво уставилась на

Бэфросиаста: подойти и добить его не составит труда. Потом в бодром темпе дойти

до домика, вернуться домой и написать рапорт об отставке. И жить, как обычный

человек…

Как тварь!

Жить и помнить о каждом убитом, о каждом неправильно прожитом дне, о каждом

проступке, преступлении против себя и других. Прикрывать бунтующую совесть

службой Отечеству, приказами, что не обсуждают.

Но ей не давали приказа добивать раненого!

Лиса посмотрела на Бэфросиаста. Тот по-прежнему не сводил с нее глаз и будто

напряженно ждал чего-то: губы сжаты, взгляд острый, не столько настороженный,

сколько — изучающий. Ни страха в нем, ни мольбы.

Этот человек должен поставить точку в ее карьере? Послужить путевкой в гребанную

жизнь обывателя? И преследовать ее до самой смерти, выжигая этим взглядом душу?

Зато все довольны: капитан в экстазе, начальство удовлетворено, родные Алисы

прикрыты, в восторге от ее возвращения в лоно семьи.

К черту! — скрипнула зубами.

Встала и медленно подошла к графу, еще надеясь убедить себя, что нужно следовать

приказу, думать о собственной выгоде. Но как найти доводы, если не хочется знать

их в принципе? Все противится малейшему `за', выдавая в ответ двадцать яростных

`нет'. Просто так, без логики и фактов, на одних эмоциях и велениях души.

Бэф молча смотрел на нее снизу вверх. Скажи он хоть слово за это время, издай

хоть звук, и возможно, Лиса бы не думала, не мучалась выбором — пристрелила бы и

пошла вниз, к пункту эвакуации, уверяя себя, что избавила объект от мучений, а

себя от неприятностей. Но мужчина вел себя, как боец, воин, достойный уважения.

Нет, не поднимется рука убить его. Не настолько еще Алиса опустилась.

Девушка нагнулась к графу и приложила горлышко фляжки к его окровавленным губам:

— Глотни. Легче станет.

Тот мотнул головой.

— Как хочешь, — села рядом, закрывая фляжку и оглядывая завал. Вытащить

Бэфросиаста можно, но, учитывая вес валуна и количество камней, засыпавших тело,

повреждения мужчина получил серьезные, как бы и не смертельные. Тревожить лишний

раз его не стоит. Похоже, шок у графа. А молчит — силы экономит. Разумно.

Девушка прикрепила фляжку к поясу и вытащила из нагрудного кармана шприц-тюбики.

Всего три — взвесила в руке, пытаясь взглядом оценить, насколько Рицу нуждается

в противошоковой терапии и наркотике. Очень нуждается. Лучше, конечно, сразу два

поставить, но тогда останется один. Ни о чем. К утру, максимально протянув время,

она использует и его, к вечеру следующего дня граф просто умрет от боли. О том

же, чтоб поставить раненого в домик за два дня, успев к назначенному сроку, не

может быть и речи. Вес, разница комплекций, количество повреждений, дорога,

погодные условия. Эх, была бы аптечка.

— Ладно, придумаем что-нибудь, — попыталась бодро улыбнуться Бэфросиасту

девушка, засовывая обратно в карман два тюбика. — Одно плохо — большой ты

больно. Тяжелый.

Сняла зубами колпачок с иглы и вколола лекарство в предплечье графа. Тот

вздрогнул, непонимающе уставился на нее.

— Сейчас завал разбирать начну, поймешь. Шок у вас, ваша светлость. Думать не

пытайтесь. Бесполезно, — отвлекая раненного, принялась болтать, убирая мелкие

камни с тела. — Лежите и наслаждайтесь. Вот… вижу, что наиважнейшая часть

вашей анатомии не пострадала. Ушибы — ерунда. Эх, граф, в таких брючках вам бы

на светский раут, а не в горы. Что вас сюда понесло? Дружок здесь обосновался?

Монах? В ближайшей пещере скит организовал? Позвал примкнуть к нему, а вы не

вняли и получили по знатной физиономии. Права? Ногти у вас с ним, один в один,

как у братьев-близнецов. Зачем такие длинные, острые. Удобно, да? Холодное

оружие носить с собой не надо, нарываясь на посты правопорядка. Но неудобно,