Обладатель

– Рад, что вам понравилось, приятного аппетита.

Но только собрался опять бежать на кухню, как был остановлен ледяным голосом:

– Ты так и не сказал, что там ещё было в начинке, вместе с черносливом.

– Ах, мадмуазель! Не стоит быть такой любопытной. В искусстве кулинарии тоже есть свои определённые секреты, как и в кино. И не все эти секреты стоит раскрывать первому встречному поперечному.

И с наглой, улыбающейся физиономией умчался к плите. Так дальше и велось: прибежит к столу, что-нибудь скажет, что-нибудь разложит всем по тарелкам. Выпьет со всеми, поиздевается над здравым смыслом сущего бытия и умчится вновь. Не пьянея при этом, и не теряя отличного, шутливого настроения.

Первой не выдержала, и проскользнула за ним на кухню Елена:

– Ты как себя ведёшь?! – набросилась она на него шипящей коброй. – Вместо того, чтобы осыпать даму комплиментами, ты дерзишь, ведёшь несолидно и выглядишь как мальчишка.

– Ну, комплиментами вас и так сегодня есть, кому засыпать, – со смешком напомнил Иван. – А, во-вторых: как я себя должен вести? Выгляжу естественно, никого не играю, не пытаюсь кидаться заумными фразами. Я безмерно рад, что вам понравились мои блюда, мне приятно видеть твою красоту и свежесть, и я счастлив, что у моего друга такая очаровательная спутница в жизни. Так что не могу понять: чем я и кому не угодил?

Кажется, Елена обиделась на такое игнорирование её подруги, потому как ушла с фырканьем и неразборчивым ворчанием.

Затем разок попытался сунуться с нравоучениями сам Резвун. Но напоровшись на полное непонимание, попыткам всё свести в шутку и показную дурашливость, в сердцах сплюнул и пошёл пить водку ударными дозами.

После них на кухню стали выходить по очереди коллеги Ильи Степановича. Они оказались курящими, и старались пускать дым в приоткрытое окно. Самое интересное, что каждый из них, словно зная, о чём говорил предыдущий, довольно чётко и грамотно попытались принудить Загралова к признанию в том, что он ни много, ни мало, обманул целый институт. Причём вопросы задавали вроде деликатно, вежливо, но создалось чёткое убеждение, что данные специалисты прошли немалую практику работы в подвалах НКВД, ОГПУ, КГБ и прочих подобных организаций.

Не спрашивали в лоб: "Какого хрена ты нам подсунул какой-то поломанный транзистор?!", а мягко вопрошали: "Может эта никчемная радиодеталь завалилась вам в ботинок случайно?" Иван выкручивался, как мог: "Да нет, сколько себя помню, в выносе деталей с радиозавода не участвовал. Да и вообще, приборы ведь ясно зафиксировали работу этой микросхемы при нажатии на её корпус. А что чип сломался, так подобному горю уже ничего не противопоставишь. Что случилось – не вернёшь!"

И судя по взглядам "коллег", они жутко жалели, что на выходе из института, Загралова не обыскали как следует, прощупывая каждый шов и заглядывая в коренные зубы со сверлом и паяльной лампой. Как следствие, у допрашиваемого появилась вполне реальная, и самое главное здравая мысль:

"А не переехать ли мне на новое место жительство уже сегодня? А то и немедленно? Сделаю вид, что выношу мусор к мусоропроводу и…"

Мало того, во время очередного забега на кухню, с целью разогрева подливы, Ивану совсем не показалось, что курящий там гость, подаёт кому-то сигнал ладошкой снаружи. Могло показаться. Но почему бы не перестраховаться? Пробегая по коридору, заскочил в выделенную ему спальню, и, не включая свет осторожно выглянул в окно. Вроде бы никого, но над одной из машин поднимается ошмётками дымок, кто-то там сидит и курит. Тоже вроде никакой взаимосвязи. А вдруг? Обмануть целый институт, да ещё и секретный – это не куличи в песочнице лепить. Там вокруг Деда такие товарищи собрались, что если немедленно не получат ответы на интересующие их вопросы, живо арестуют и допросят в более комфортабельных и выгодных для себя условиях.

Начал лихорадочно раздумывать, какие следы своей деятельности следует скрыть и как это сделать лучше всего. Делать это начал, во время коротких заскоков в комнату, благо роль подавальщика и официанта, такой деятельности весьма сопутствовала. Не придумал ничего лучше, как тщательно изорвать листики с попытками их расшифровке и утопить их в пакете среди отбросов. На второй ходке, заскочил в туалет и слил в унитаз обрывки газеты.

Ну и попытался вести себя как и прежде: недалёким, полностью расслабившимся недоумком.

Несомненно, что этакий моральный пресс на кухне, привёл к тому, что пришлось максимально возможное время проводить в гостиной. А там опять поставили музыку, зажгли свечи, и вновь начались танцы. Причём ни одного быстрого, а все медленные и неспешные. В голову ринулись теперь мысли паники и отчаяния:

"Да что же это творится?! Теперь придётся танцевать с обозлённой на меня красоткой? Она ведь явно сегодня пришла только с одной целью: поиздеваться, унизить своим совершенством и показать моё истинное место, под фундаментом её пьедестала. И что выбрать?"

Основополагающий вопрос. Хорошо, что вспомнились слова Базальта: "Не страшно, если будешь опозорен ты…". А значит, следовало при выборе путей отступления пойти на сделки со своей совестью. При подобном отсутствии щепетильности к себе, да при всей масштабности, чрезмерной важности спасения сигвигатора и получения возможностей его спокойно исследовать, о каких-то личных амбициях, чувстве гордости, и истинном благородстве лучше на некоторое время забыть.

А значит, следовало действовать совсем в ином ключе. И шаги в нужном направлении стали вестись с присущей в последние дни бесшабашностью и нахрапистостью. После очередного забега на кухню, Иван вернулся в гостиную и сходу бросился между готовящимися к танцу партнёрами:

– Занятым на кухне работникам, которые и так заняты больше всех – скидки! Поэтому я танцую с королевой вне очереди!

Уже начав танцевать с ним, Ольга надменно удивилась:

– Скидки? Когда это королевы доставались на дешёвых распродажах?

– Ах, махестар, прошу меня простить! Я имел в виду слово "льготы". Тем более что ты сама меня хвалила за моё усердие, таланты и ловкость официанта.

– Неправда! Не хвалила! И ты мне не рассказал до конца секрет начинки…

– Махестар! Неужели вам пристало интересоваться какой-то никчемной начинкой? – умудрялся Иван вопить шёпотом. – Неужели вы хотите стать заурядной хранительницей очага, погрязнуть в домашних хлопотах и готовить пищу десятку сопливых детишек?

– Почему сопливых? – возмутилась актриса. – И что это за…

– Да потому, что носики им вытереть в такой многодетной семье будет некогда, – не совсем вежливо перебил даму партнёр. – Но меня поражает, что ты не возразила против очага. Неужели надоело сниматься в кино?

– Одно другому не помеха! – и дальше продолжила с сердито и с нажимом: – И что это за вульгарное обращение ко мне ругательным словом?

– "Махестар", что ли? Ха! Так это в переводе с испанского обозначает "Ваше величество!" Неужели не знала?

– Как же! Только что вспомнила…

– А по поводу начинки: только тебе и только в твоё очаровательное ушко! Там было пол чайной ложки простейшего соуса, состоящего пополам из горчицы и майонеза…, – и, не делая паузы продолжил шептать на совсем иную тему, касаясь губами нежной, розовой мочки: – естественно, что если украсить твоё ушко взбитыми сливками и посыпать сахарной пудрой, то всё равно оно не станет боле сладким и более соблазнительным чем сейчас. Так и хочется ощутить его бархатистую нежность у себя во рту и облизывать, кусать, насыщаться…