Обман Инкорпорэйтед (сборник)

Я не только готовил им завтрак, но и укладывал девочек спать. Фэй назвала мою помощь «сказочным облегчением». Она снова могла выезжать по вечерам из дома и навещать знакомых. Она вновь могла отправиться в поселок и посмотреть какой-то фильм или спектакль. Сестра записалась на новые курсы и увеличила количество визитов к психоаналитику с одного раза в неделю до трех.

Раньше, оставляя детей с соседскими подростками, она все время тревожилась и не находила себе места. Теперь она могла оставаться в городе допоздна, задерживаясь на вечеринках и пикниках. В пятницу утром я ездил с сестрой в Петалуму и переносил в машину покупки. Когда мы возвращались домой, я тащил продукты на кухню, а затем сжигал пустые пакеты и коробки в печи для мусора на заднем дворе.

В обмен за свои труды я получал прекрасную еду, катался на коне и играл с детьми в разные игры. Больше всего нам нравился мяч, привязанный к металлическому шесту. Мы могли играть с ним целый день. Вскоре я освоил этот вид спорта и довел свои навыки до настоящего мастерства.

– Знаешь, – сказал мне однажды Чарли, – ты не понял своего призвания. Тебе нужно было стать директором игрового парка или работать в христианском союзе молодежи. Я впервые вижу парня, который так ловко управляется с детьми. Тебя даже не тревожат их крики. Не то что меня. Я от них просто зверею.

По вечерам он выглядел очень усталым.

– Мне кажется, что родители должны уделять детям больше внимания, – заметил я.

– Зачем? – спросила Фэй. – И как это поможет? Бог мой! Они и без того все время вертятся у нас под ногами. Лично я считаю, что, если бы родители не вмешивались в жизнь своих детей, малыши быстрее бы взрослели. Их нужно почаще наделять самостоятельностью.

Ей нравилось, что я нянчусь и играю с девочками, но она не одобряла моего вмешательства в их постоянные ссоры. Фэй позволяла им разбираться самим. Однако я заметил, что старшая девочка, используя свое интеллектуальное и физическое превосходство, всегда побеждала в спорах. Это казалось мне нечестным и побуждало меня к действиям.

– Только взрослый человек может научить детей справедливости, – сказал я Фэй.

– Да что ты знаешь о справедливости? – съязвила она. – Живешь в моем доме на дармовых харчах! А ну-ка вспомни, как ты здесь оказался!

Фэй смотрела на меня с полушутливой улыбкой, но я-то знал, что она всегда приправляла свои высказывания иронией, возможно, для того, чтобы никто не мог понять, насколько серьезно она относилась к тому, что говорила.

– Кто привез тебя сюда?

Я помнил, кто меня привез, но, на мой взгляд, мне нечего было стыдиться. Я отдавал им гораздо больше, чем брал.

Выполняя домашнюю работу и заботясь о детях, я экономил им кучу денег. В среднем сиделка получала по три доллара за вечер, и раньше Хьюмы тратили на такие услуги от шестидесяти до семидесяти долларов в месяц. Все эти подсчеты я занес в блокнот и мог точно сказать, во что обходилось им мое проживание и сколько денег они экономили на мне. Единственной реальной тратой были расходы на мое питание. Но я не наедал на шестьдесят долларов в месяц, и поэтому мое содержание окупалось уже одним присмотром за детьми. Я не вносил ощутимых изменений в счета за отопление и воду, хотя, конечно, мылся иногда. Время от времени Фэй пропускала мою одежду через автоматическую стиральную машину. Взамен я все время ходил по дому и выключал свет в комнатах, когда там никого не было. Еще я регулировал температуру обогревателей, что, по моим оценкам (а это действительно трудно подсчитать), давало Чарли неплохую экономию электричества. Плюс мои верховые прогулки продляли жизнь коню, который в ином случае мог бы ожиреть и заболеть от излишних нагрузок на сердце.

Однако самую большую помощь, не имевшую эквивалента в долларах и центах, я оказывал детям. Во мне они нашли того, кто заботился о них и радовался их играм, слушал рассказы и дарил им внимание. Я не считал это долгом или утомительным трудом. Мы совершали дальние прогулки. Я привозил им жвачку из магазина, смотрел с ними по телевизору «Дым пистолета» и убирал их комнаты…

Да! Чуть не забыл! После того как я взял на себя домашнюю работу и мытье полов, Фэй избавилась от миссис Мендини, приходящей уборщицы. Присутствие миссис Мендини всегда раздражало мою сестру. Ей казалось, что уборщица подслушивала каждое слово, а Фэй с детских лет предпочитала уединение. Наверное, именно из-за этого она и решила построить свой дом в уединенной сельской местности.

Однажды субботним вечером, когда Фэй уехала в Сан-Рафаэль за покупками, а девочки ушли на ферму Эдит Кивер, чтобы поиграть с соседскими детьми, Чарли попросил меня помочь ему в загоне для уток. Он устанавливал там новую трубу для подачи воды.

– Тебя не утомляет домашняя работа? – спросил он между делом.

– Нет.

– Мне кажется, мужчине не следует заниматься уборкой, – сказал он чуть позже. – Да и девочкам не нужно видеть, как ты моешь полы и посуду. Это наведет их на мысль, что женщина может распоряжаться мужчиной.

Я промолчал, потому что не нашел подходящего ответа.

– К примеру, Фэй никогда не заставит меня выполнять ее чертову работу, – добавил Чарли.

– Конечно, – вежливо ответил я.

– Мужчина должен сохранять самоуважение. Мытье полов и прочие домашние хлопоты лишают его авторитета.

Как только я переехал в их дом, Чарли сильно изменился. Он стал более грубым и непримиримым в отношении к Фэй. Казалось, что его обижали любые ее просьбы, даже насчет обычной помощи в огороде. Однажды вечером, когда моя сестра попросила его открыть какие-то консервы, я не видел, какие именно, поскольку находился в своей комнате, он разбушевался, швырнул банку на пол и начал обзывать ее разными словами. Я отметил это событие в своих записях, потому что посчитал его дурным знаком.

Раз в неделю Чарли посещал один из баров и напивался там до помутнения рассудка. Обычно он выбирал для этого «Западный бар» или забегаловку в Олеме, которая нравилась ему своей разгульной атмосферой. Таким образом он выражал протест или, точнее, свое возмущение моей сестрой. Когда Чарли не пил, злость, кипевшая внутри, ввергала его в мрачное и сварливое настроение. Но, перебрав спиртного, он начинал угрожать Фэй физической расправой. Я не видел, чтобы он бил мою сестру, но, судя по ее реакции, она боялась его в такие моменты. Не думаю, что Фэй понимала причину, по которой ее муж так напивался. Он высвобождал скопившуюся злость. Однако она объясняла его выходки врожденными пороками его характера и подозревала всех других мужчин в скрытом пьянстве.

Каждый раз, когда он являлся домой навеселе, Фэй вела себя по-деловому и спокойно. На брань и крики она отвечала тихими укорами. В конце концов ей удалось убедить супруга в том, что с ним творится неладное, что эти регулярные визиты в бар и пьяные угрозы являются психическим недугом. Вместо того чтобы рассматривать его попойки как средство выпускания пара, она избрала другой вариант и сочла их симптомом глубинного, всеобъемлющего и даже опасного порока. Возможно, она притворялась, что верит в это. В любом случае после каждой его выпивки Фэй настаивала на своем и продолжала относиться к нему, как к порочному мужчине, с которым ей волей-неволей приходилось жить. Чем больше он бунтовал, напивался и угрожал ей расправой, тем ярче Фэй раскрашивала созданный ею образ, и протрезвевшему Чарли приходилось принимать его за чистую монету. Их семейный быт описывался моей сестрой как тревожное сосуществование спокойной мудрой женщины с мужчиной, одержимым грубыми инстинктами. Она в мельчайших подробностях передавала ему слова своего аналитика, доктора Эндрюса из Сан-Франциско, который разъяснял ей смысл пьяных выходок супруга. За деньги Чарли этот доктор рассказывал Фэй об уродливых психических аномалиях ее мужа.

Естественно, Чарли не беседовал с доктором лично. Он не мог опровергнуть сфабрикованное против него обвинение. И он не мог привести в пример какие-нибудь слова аналитика не в пользу Фэй. В свою очередь доктор черпал информацию лишь из рассказов моей сестры, а она, вне всякого сомнения, подавала ему факты под нужным соусом. То есть Эндрюс составил представление о Чарли на ложной основе в том контексте, который был нужен Фэй. Она постоянно редактировала входящие и исходящие данные, так что вся ситуация находилась под ее контролем.