Обман Розы

Слова ее заглушили пронзительный вой и адский грохот. София взвизгнула, месье Огюст оглянулся, а я только и успела, что отступить вглубь комнаты, чтобы не быть замеченной.

Снова повторился странный звук – как фабричный гудок, только выше и пронзительней, сердце от него так и переворачивалось. Из кухни выскочили перепуганные Сесиль и мадам Пелетье, и бросились к выходу. Я побежала за ними, гадая, что могло быть причиной такого шума.

Мы высыпали на крыльцо одновременно с Аржансонами, которые спешили из сада.

На дорожке перед домом стояла карета – с открытым верхом, на четырех металлических колесах, с металлическими же бортами. На облучке восседал закутанный в черную шубу граф де ла Мар и вдохновенно давил ладонью на резиновую грушу с металлической воронкой – она-то и издавала пронзительный звук. На голове графа были кожаная шапка и круглые очки, которые он сдвинул на затылок. Волосы растрепались и смешно торчали в разные стороны, а руки и левая щека были перепачканы чем-то черным и маслянистым.

– Ради всего святого, Этьен! – завопила София, затыкая уши. – Прекрати!

– Как вам? – похвалился он и нажал еще пару раз, вспугнув голубей. – Теперь даже глухой не встанет у меня на пути!

– Что это? – строго спросила его мать.

– Клаксон! – объявил он гордо. – Гораздо лучше, чем кричать, чтобы убирались с дороги.

– Ты перепугал нас до смерти!.. – София погрозила ему зонтиком. – У меня до сих пор сердце не успокоится… - она облокотилась на руку мужа и прикрыла лицо ладонью.

– Пойдем в дом, дорогая, - предложил ей месье Огюст. – Может, тебе лучше прилечь?

– Мы собирались в церковь после завтрака, - напомнил Этьен, лихо выпрыгивая из кареты. – Я специально подогнал машину…

София отняла руку от лица, и они с мужем выразительно переглянулись.

– Тут дорога почти ровная, - принялся убеждать их Этьен. – Это не как в Шале, тут нет камней.

– Благодарю, но мы лучше отправимся в Санреж на лошадях, - тоном, не терпящим возражений, сказала София. – Вымой руки, и пойдемте завтракать, - она поднялась по ступеням и добавила, прежде чем войти в дом: – И лучше переоденься, Этьен. Ты весь пропах керосином.

Служанки потянулись в дом следом за мадам Аржансон и ее мужем, и я осталась на крыльце одна.

Граф достал из кармана платок, безуспешно пытаясь стереть темные пятна с ладоней. Он тер скомканным платком с таким ожесточением, словно собирался протереть собственную кожу до дыр. Потом он поднял голову, увидел меня и сразу отвернулся. Я не стала раздражать его и тихонько вернулась в столовую.

– Предлагаю не ждать Этьена, - командовала София, хмуря брови. – Садимся за стол, а то опоздаем к службе.

Мадам Пелетье поставила перед ней блюдо со сладкими слойками – еще горячими, пахнущими вишневым вареньем, и София немного подобрела.

– Этьен как с ума сошел со своими машинами, - пожаловалась она мне. – Я ничего не имею против, если он занят фабрикой – хотя, на мой взгляд, это дело купцов и ремесленников, а графу можно было заняться чем-то более благородным – воинской службой, например. Или политикой… Но сегодня можно было не устраивать переполох с утра!

– Он предложил прокатиться до церкви, - смущенно хмыкнул месье Онгюст, передавая мне баночку с мармеладом.

– Нет, благодарю покорно! – мадам София картинно схватилась за сердце. – Мне хватило прошлого раза! Я не сяду в эту адскую телегу даже под страхом смерти!

В это время в столовой появился Этьен. Лицо его было замкнутым, и было похоже, что он прекрасно всё слышал. С грохотом отодвинув стул, он демонстративно показал матери чистые руки и взял кусочек хлеба, щедро намазывая его маслом.

За столом повисло неловкое молчание, и София сочла нужным извиниться:

– Не хотела тебя обидеть, - сказала она ласково, - но мы с Огюстом лучше проедемся в двуколке.

Я наблюдала за ними, не вмешиваясь в разговор. Мне было любопытно и непонятно, но я боялась, что если вмешаюсь, то сразу выдам себя с головой.

Этьен съел бутерброд, сжевал слойку, залпом выпил кофе – и все это с таким похоронным видом, как будто ел не нежнейший хлеб и самое сладкое французское масло, а жевал подметку своего башмака.

София и месье Огюст переговаривались вполголоса, обсуждая погоду и стрижку розовых кустов в саду.

Я тоже допила кофе, и теперь ждала, когда остальные закончат завтрак, искоса наблюдая, как граф мрачно крутит в пальцах серебряную вилку.

Вдруг он повернулся ко мне и спросил:

– А ты не хочешь прокатиться?

– Этьен, - сказала София с мягким укором, тут же позабыв о стрижке кустов. – Вряд ли Розалин захочется сменить удобную коляску на твой… эм… на твой…

– Я с удовольствием прокачусь, - сказала я неожиданно даже для самой себя. – Хотя не совсем понимаю, о чем речь.

– О-о… - София приподняла брови и покачала головой.

– Пусть прокатится, - тут же поддержал меня месье Огюст. – Молодые кости – не старые, - он раскатисто засмеялся. – В молодости тело требует встряски!

– И все же… - протянула его жена.

– Да бросьте, - сказал Этьен, бросая вилку на стол. – Можно подумать, это что-то страшное! Пойду, заправлю двигатель. Керосином, - он с грохотом отодвинул стул, поднимаясь из-за стола. – Надень шубу, Розалин. Замерзнешь.

Он вышел из гостиной, и Аржансоны опять переглянулись.

– Я его обидела, - вздохнула София.

– Ну что ты, - успокоил ее муж. – Он все понимает.

Но София уже смотрела на меня, и во взгляде ее я читала сострадание:

– Вы такая добрая, - сказала она и снова вздохнула. – Господь любит добрые дела.

– Жду вас во дворе! – крикнул граф уже из прихожей.

– Удачи вам, моя дорогая, - пожелала София и вздохнула в третий раз.

Я посчитала, что надевать шубу было бы слишком – солнце светило ярко, погода была ясной и тихой, но Этьен скривился, увидев меня в пальто и шляпке с вуалью.

– Сказал же – надевай шубу, - он забрался на облучок и теперь натягивал перчатки.

– Но зачем? – удивилась я.