Обман
Шрифт:
Катерина не знала, что отвечать. Слезы бежали по щекам, горло сжалось. Даже шесть лет назад, когда ее бичевали, ей не было так больно.
— Дело в том, что вы начинаете стареть, — небрежно продолжил Пьетро Джелидо, словно речь шла о простой констатации факта, — Ваше лицо покрылось морщинами, а грудь, которой вы так гордились, обвисла. Я видел на ваших ногах отвратительные голубоватые вены. И вы хватаетесь за любую возможность избежать распада, хотя при этом впадаете в гpex гордыни.
Катерина вскрикнула и согнулась пополам, словно получив резкий удар под ложечку. Ее громкий плач
— Я не старуха! Я не старуха!
Когда же она поняла, что сказала, ей стало совсем плохо, и к горлу подступила тошнота. И, словно венчая ее порыв, с площади донеслись гневные выкрики огромной толпы, собравшейся возле рынка. Но Катерина была не в том состоянии, чтобы что-нибудь воспринимать.
Голос Пьетро Джелидо вдруг сделался нежнее нежного:
— Нет, вы не стары. У вас самые прекрасные глаза, какие мне довелось видеть, и волосы, которые хочется ласкать все время, — Он поддержал Катерину и обнял ее, — Не плачьте, любовь моя, — прошептал он еле слышно, — Я был груб и прошу за это прощения. Чтобы заставить лошадь слушаться, иногда нужен кнут. А вы еще совсем молодая, необъезженная кобылка. Доверьтесь мне целиком, слушайтесь моей руки. Вы будете счастливы, и я тоже.
Катерина не понимала смысла его слов, но было достаточно смены тона, чтобы ее боль растаяла, а слезы хлынули рекой. Она изо всей силы прижалась к груди монаха.
— Вы мне нужны! Я люблю, люблю, люблю вас! Делайте со мной, что хотите, я не буду сопротивляться!
Краешком сознания Катерина с ужасом вслушивалась в слова, слетавшие с ее уст. А другая часть помутившегося разума властно отбрасывала все остатки щепетильности, насильно устанавливая абсурдную равнозначность страдания, унижения и счастья. Душа ее словно требовала наказания за какую-то скрытую вину.
Тем временем крики, доносившиеся с улицы, становились все громче. Слышался нервный цокот копыт и церковные гимны, которые распевались с откровенно угрожающими интонациями.
Пьетро Джелидо вдруг отпрянул и скрестил руки на груди.
— Моя вера не позволяет мне легкомысленных плотских нежностей. Греховные искушения и без того разъедают церковь изнутри. Но нам до этого нет дела. Вы действительно согласны во всем меня слушаться?
— О да! — воскликнула Катерина с восторгом, о котором мгновение спустя пожалела. — Да, только бы вы любили меня!
— Я люблю вас, но положение не позволяет мне выказывать свои чувства. Это вы понимаете?
Катерина опустила покрасневшие от слез глаза.
— Не понимаю, но обещаю слушаться. Вы именно этого хотите?
— Совершенно верно. Слушайте внимательно: вся шпионская сеть, которой располагает империя во Франции, в вашем распоряжении, чтобы уничтожить Мишеля де Нотрдама. Вы сами выберете место и время для удара: исполнитель найдется. Между тем…
— Между тем?
Катерину покинули последние остатки здравого смысла. В сознании все перепуталось, ей было хорошо и страшно.
— Необходимо остановить войну, которую Генрих Второй хочет развязать в Италии. Войска французского короля подтягиваются
к границам герцогства Тосканского. Это прямая угроза Козимо Медичи, верного императору. Нам жизненно необходимо компромиссное решение, которое гарантирует Флоренции спокойствие и в то же время не заставит ее поссориться с Карлом Пятым.Катерина удивленно глядела на него.
— И что должна сделать я?
— То, чего не сможет сделать ни один из наших агентов-мужчин. Вам надлежит заручиться поддержкой кардинала Франсуа де Турнона, как вы уже проделали с Алессандро Фарнезе. Кстати, они близкие друзья. Король Генрих доверил де Турнону руководить политикой в отношении Тосканы. Вы должны получить у Фарнезе рекомендательное письмо, войти в доверие к Турнону и убедить его заключить с Флоренцией пакт о ненападении.
— Полагаю, что взамен…
— Правильно полагаете: я сделаю так, что Мишель де Нотрдам окажется у вас в руках. И вы сможете вызнать у него любые секреты, хоть под пыткой. Кроме того, вы сполна сможете насладиться моим чувством. — Темные глаза Пьетро Джелидо потеплели и сверкнули. — Я уже сказал, что люблю вас, и, если вы повинуетесь, обещаю, что любовь моя будет более конкретной.
— О да! — Катерина протянула к монаху руки, но тут же опустила, увидев, что тот отступил, — Я готова служить вам и разумом, и преданностью…
Пьетро Джелидо поморщился.
— Мне достаточно преданности, разум — не женское дело. Вы посягнули на порядок вещей, угодный Богу, пытались воспользоваться добродетелью, которая вам не свойственна от природы. Только попробуйте еще раз — и я отлуплю вас, как скверную девчонку.
Катерина так никогда и не узнала, откуда взялась фраза, вдруг слетевшая с ее губ:
— Да! Побейте меня! Немедленно побейте, если хотите!
Воспоминание о бичевании в Эксе затмило отчаянное желание испытать боль. Герцогиня была сейчас как надутый воздушный шар и жаждала, чтобы кто-нибудь проколол оболочку и выпустил наконец нестерпимо распиравший воздух.
— Мама!
На пороге комнаты стояла Джулия. Ее обычно тусклые глаза сверкали негодованием.
— Придите в себя! Вы что, не понимаете, что находитесь во власти чудовища? Куда девалась ваша женская гордость?
Катерина, потрясенная то ли такими словами, то ли собственным поведением, наклонилась и приложила ладонь ко лбу, словно стараясь овладеть собой и стряхнуть наваждение. Пьетро Джелидо тоже смущенно отступил.
Джулия шла на него, уставив палец ему в грудь.
— Вы холодный и мерзкий тип. Господин Постель считает, что существует другая Троица: Адам, Ева и змей. И он прав. Только мы думали, что змей — это Молинас, а оказывается — это вы!
Пьетро Джелидо попытался возразить, но потом быстро вышел из комнаты, несвязно что-то бормоча. Джулия подбежала к матери, которая снова горько расплакалась, обхватила ее голову и прижала к себе.
— Джулия, помоги мне, — прошептала Катерина, — я сама не знаю, что со мной… Что там за крики?
Она только сейчас расслышала, что со стороны рынка напротив Сен Жермен де Пре доносятся резкие голоса. Джулии так хотелось продлить неожиданную нежность между нею и матерью, что она не сразу ответила.