Обман

Обычно бесстрастное лицо Пьетро Джелидо выразило неподдельное удивление.

— Война? Какая война?

— Кардинал уверен в том, что король Франции Генрих Второй снова собирается вступить в войну с императором, чтобы отбить Милан и другие итальянские земли, которые потерял. Его преосвященство думает, что это вопрос месяцев.

Катерина была удивлена ничуть не меньше Пьетро Джелидо. С ее дочерью разговаривали как с опытной шпионкой. Кроме того, ее обеспокоило то, что монах буквально впился в Джулию и совсем не обращал внимания на нее. Этого она позволить не могла.

Она уже собиралась вмешаться, как услышала реплику, донесшуюся с другого конца стола:

— Я только сейчас это заметил! Этот альманах подписан моим другом! Нострадамус — несомненно, латинская транскрипция имени Мишеля де Нотрдама, с которым мы вместе учились в Монпелье!

Это произнес усатый человек в квадратном берете. Один из его сотрапезников рассмеялся.

— Я его хорошо помню! Гляди-ка, Мишель занялся пророчествами… Это он подражает тебе, Франсуа Должно быть, прочел твои «Пантагрюэлевы пророчества» тысяча пятьсот тридцать третьего года или «Великое и Благое предсказание» тысяча пятьсот сорок четвертого.

— Нет, Антуан, это написано всерьез. Тут предсказаны наводнения, войны и напасти. Впрочем, Мишель никогда не обладал большим чувством юмора.

Человек, которого назвали Антуаном, взял из рук друга альманах и внимательно прочел титульный лист.

— Гляди-ка, Франсуа, здесь написано: Мишель де Нотрдам из Салона-де-Кро. Может, он там живет. А не навестить ли его? Кто знает, помнит ли он еще Франсуа Рабле и Антуана Сапорту?

Рабле грустно покачал головой.

— Было бы здорово, но мне надо в Париж с моим кардиналом дю Беллеем, а ты должен вернуться в Монпелье читать лекции. Мы уже не так свободны, как прежде. От тех золотых времен осталась всего одна страсть. — Он покосился на Катерину и Джулию. — Да и та становится по большей части платонической. К сожалению.

Катерина не обратила внимания на эти взгляды. Она взяла со стола альманах, брошенный Пьетро Джелидо, и стала его листать. Служанку, которая поставила на стол графин, несколько бокалов и три дымящиеся тарелки, она даже не заметила.

— Все верно, — прошептала она, — это он. И он вернулся к своему старому увлечению, к астрологии.

Пьетро Джелидо произнес так же тихо:

— Вы имеете в виду Мишеля де Нотрдама? Если он на самом деле автор этой брошюры, то живется ему несладко. Эти альманахи набиты глупостями, которые подобраны так, чтобы выколотить побольше денег. Этим, как правило, занимаются бедняки.

— Вы правы, но этот альманах, похоже, совсем другой. На каждый день месяца расписано положение звезд и дано короткое предсказание, почти всегда катастрофического характера. От этих предсказаний дрожь пробирает.

— Предоставьте дрожать глупцам, — Голос Пьетро Джелидо звучал так язвительно, что Катерина закрыла брошюру, — Лучше всего было бы забыть об этом Нотрдаме. Когда-то он причинил вам зло, но теперь ему плохо живется, и доказательство тому — составленный им календарь.

— Не только месть занимает меня. Помните Кардано? Странные растения в окрестностях Павии? Не говоря уже о возвращении Ульриха. Я видела «Arbor Mirabilis» и представляю себе, насколько извращен должен быть ее автор.

Губы Пьетро Джелидо сложились в невеселую улыбку.

— Маги, колдуны и астрологи думают пересилить историю. Послушать их, так все мы пленники случая и живем в постоянном кошмаре.

Он жестом поторопил служанку, и она согласно кивнула.

— К неудовольствию адептов оккультной философии, все обстоит совсем не так. Когда Генрих Второй задумает снова пойти войной на императора, все решать будет он. Он и обстоятельства. Когда мой патрон Козимо Медичи решит держать нейтралитет, он сделает это из соображений выгоды. Ни один зачинщик в любую эпоху не позволит песчинке всколыхнуться, если эта песчинка встанет ему поперек дороги. А это означает, что все их воображаемые силы…

Пьетро Джелидо не закончил фразы. Пущенный кем-то шарик из хлебного мякиша, прежде чем упасть на пол, отскочил от плеча Катерины. Монах обернулся в сторону, откуда был сделан бросок, и его помутившийся от гнева взгляд встретился со взглядом изрядно пьяного молодого горожанина.

Уставившись на монаха слегка косящими глазами, тот пробормотал:

— Простите, брат. У дамы, что находится с вами, такой широкий балкон, что я подумал, не кинуть ли туда хлебушка воробьям.

Рабле сурово взял его за руку.

— Ты что, Оноре? Стыдись! Дамам за корсаж положено запускать руки, а не кидать корки!

Юноша был слишком пьян, чтобы его услышать. Свободной рукой он бросил корку хлеба. На этот раз она попала как раз в складку между грудей герцогини и там застряла.

Катерина, которую это ничуть не обидело, увидела, что Пьетро Джелидо переменился в лице и вспыхнул. Это доставило ей огромное удовольствие, которое тут же померкло: монах вскочил на ноги, выхватил из-под сутаны короткую тонкую шпагу и нацелил ее в наглеца.

— Вооружайтесь, мессер, иначе я перережу вам горло, как разбойнику!

Со всех концов зала послышались восклицания и грохот отодвигаемых скамеек. Люди не столько испугались, сколько очень удивились. Штатским лицам запрещаюсь носить оружие в городе, но вооруженный монах — это было уж совсем немыслимо.

Горожанин, бледный как смерть, тоже вскочил и проворчат несколько слов, которых никто не понял. Рабле поднялся со скамьи и подошел к Пьетро Джелидо. Пристально глядя на монаха, он не спеша отвел шпагу в сторону.

— Прошу прощения, синьор, — сказал он спокойно, — и прежде всего прошу прощения у ваших дам. Мой приятель очень пьян, но, когда он в здравом уме, он вполне уважаемый человек. Его имя Оноре дю Шастель, он регент медицинского факультета в Монпелье. Что до меня, то меня зовут Франсуа Рабле, и я, как и вы, служитель церкви.

С минуту поколебавшись, Джелидо спрятал шпагу в ножны.

— Церковь и вправду низко пала, если ее служители и люди науки позволяют себе такую распущенность, — пробормотал он.

Рабле улыбнулся и подмигнул.

— Хотите дружеский совет? — сказал он тихо — Держите при себе подобные фразы. Здесь мы не в Женеве и не в Майнце. Вооруженные монахи вызывают подозрение. — И быстро добавил: — Но это не умаляет вашей правоты.

Последняя фраза, казалось, смирила гнев Пьетро Джелидо. Он расправил сутану, порылся в кошельке и бросил на стол несколько мнет. Потом обернулся к Джулии и Катерине:

— Пойдемте отсюда.

Не обращая внимания на реплики присутствующих, они прошли через зал. Когда они вышли, Катерина тронула его за руку.