Обман

Я продолжаю рыться на полках вплоть до обеда, когда заставляю себя пойти на кухню и что-нибудь съесть. Перед едой принимаю аспирин, чтобы остановить начинающуюся головную боль. Немного прогулявшись по саду и досмотрев почту, еду в школу за Джошем. Но на самом деле я просто убиваю нестерпимо медленно тянущееся время.

Мы с Морландом проходим в оранжерею и садимся на свои обычные места в плетеные кресла. Ричард открывает бутылку вина. Такое начало вечера превратилось у нас уже в ритуал. Мы договорились не касаться вопроса о спасательном судне. И оба исходим из того, что если появятся какие-то новости, нам сообщат.

Мы пьем вино и ведем неспешную беседу. Я чувствую, что в компании с Ричардом успокаиваюсь. Он создает мне ощущение защищенности.

Появляется Джош, держа в охапке несколько учебников. Он спрашивает, о чем ему написать в сочинении. Внимательно выслушивает советы Морланда, менее внимательно – мои. Джош топчется вокруг нас (явно тянет время), но наконец уходит.

Разговор у нас перепрыгивает с темы на тему. Ричард рассказывает об инциденте с тренером из яхт-клуба – тот сильно разозлился из-за того, что его бывшая жена вновь собралась замуж и устроил скандал на свадебной церемонии.

Мне жалко тренера и я размышляю вслух:

– Может, ему следовало просто поговорить со своей бывшей женой? И она изменила бы свое решение?

Морланд скептически поджимает губы.

– Не думаю. Такие решения люди легко не меняют.

– Но по статистике большинство людей после разводов сожалеют о случившемся, – мягко возражаю я.

– По статистике? – с сомнением в голосе произносит Морланд. – Но ведь она берет в расчет только одну сторону, не так ли? А что думает другая?

– Другая всегда может бороться.

– Бороться?

– Да, бороться за сохранение брака.

– Может быть, может быть… Но бить морду новому мужу – это уж слишком.

– Не знаю, – полушутливо говорю я. – Во всяком случае, в этом можно увидеть и проявление настойчивости, а такое качество всегда привлекает.

– Сомневаюсь. – Ричард изображает на лице гримасу. – Уж лучше принимать жизнь такой, какая она есть.

Возникает пауза. Мы оба не решаемся развивать тему дальше. Иначе разговор затронет наши судьбы. Несколько раз Морланд упоминал о своей жене. Ее зовут Триция. Она специалист по средневековым гобеленам и работает на одну известную транснациональную корпорацию. Много ездит. Любит театр. Детей у них нет.

Примерно в таком же объеме я рассказываю Морланду о Гарри. Наши путешествия. Смешные случаи из его парламентской жизни. Отдых. У меня возникает мысль, что, по моим рассказам, у Ричарда может сложиться впечатление, будто мы с Гарри были счастливы в браке.

Морланд говорит о том, что через два дня должен снова ехать в Саудовскую Аравию. Отложить поездку не удалось. Он обещает звонить.

– Я вернусь в Англию в пятницу, но к вам смогу подъехать не раньше понедельника, – произносит он каким-то странным тоном. – Дело в том, что на уикэнд сюда приедет Триция. – Ричард смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Тут уж ничего не поделаешь.»

– О! – восклицаю я с неестественным оживлением. – Это же здорово!

Несколько секунд Морланд молчит. У меня создается впечатление, что он мучительно подыскивает слова, чтобы сказать что-то еще, но он лишь подливает в бокалы вина.

Нарушая наконец паузу, Морланд спрашивает, чем я сегодня занималась. Я говорю, что искала кое-какие бумаги.

– Какие именно?

– Вся беда в том, что этого не знаю и я сама.

– В них важные сведения?

– Да, они могут иметь большое значение.

Ричард молча ждет.

И тогда я начинаю говорить. Мне необходимо перед кем-нибудь открыться, а Морланд – единственно подходящий для этого человек.

– Речь идет о том, что, по некоторым данным, произошла пропажа солидной суммы денег, за которую отвечал Гарри. – Краска стыда проступает у меня на лице. – Денег, собранных на благотворительном концерте, организованном с помощью Гарри. – Я смотрю в сторону лужайки. – Люди из благотворительного фонда считают, что Гарри знал, что произошло с деньгами. Они подозревают его в незаконном их сокрытии. – Я рассказываю о счетах от фирмы «Маунтбэй», о том, что их не могут найти, о платежных поручениях, на которых стоят подписи Гарри и престарелого члена попечительского совета. О том, что никто не может установить характер услуг, которые оказывала благотворительному обществу «Маунтбэй». Я рассказываю о компании «Симмондс Митчел» и стараюсь изобразить дело хоть немного в пользу Гарри. – Если он и использовал деньги для того, чтобы играть на бирже, то должен был действовать, исходя из желания приумножить их в интересах общества, – говорю я, понимая, что это звучит неубедительно.

Морланд слушает меня очень внимательно. Глаза у него серьезные. Он смотрит куда-то вдаль, слегка покачивая головой. Это, видимо, должно означать одновременно и неверие в мои слова, и сожаление.

– И что же именно вы надеялись найти? – спрашивает он наконец.

– Что-нибудь. Адрес «Маунтбэй». Имя или телефон кого-нибудь, кто связан с этой фирмой. Кто мог бы пролить свет на ситуацию.

– И ничего?

– Пока ничего.

– Вы обращались к юристам?

– Нет. Но я говорила об этом Гиллеспи. Он сказал мне, что никаких доказательств вины Гарри нет. Поэтому, дескать, я могу быть спокойна. Заверил, что благотворительное общество никогда не обратится в суд. Я, лично, сомневаюсь, да и дело-то совсем не в этом, правильно?

– Когда это произошло, Эллен?

– Деньги пропали в течение последнего года. Последняя выплата в адрес «Маунтбэй» произведена в январе.

Кресло под Морландом жалобно скрипит. Он наклоняется вперед и упирается локтями в колени. Его хмурый взор устремлен в сад. Пару раз Ричард взглядывает на меня, как бы желая получить подтверждение каким-то своим тревожным мыслям. Наконец от спрашивает:

– Раньше вы ничего не знали об этом деле с «Маунтбэй»?

– Нет. Я видела, что Гарри чем-то озабочен, но думала, все это из-за экономического спада…

– А сейчас? Вы считаете, он переживал из-за «Маунтбэй»?

– Ему, видно, было очень тяжело. Эта мысль о потере всех денег, о позоре…

– Так вы думаете… – Морланд останавливается на полуслове.

– Да, мне часто приходила в голову мысль о том, что это могло быть самоубийство. – Я отворачиваюсь и горестно машу рукой. – Не знаю, почему. Поэтому я и увезла детей. Боялась, что тело Гарри найдут, и все станет ясно. Поэтому и не хотела, чтобы искали обломки яхты.

На лице у Ричарда проступает понимание.

– Так вот в чем дело…

– Я не хотела, чтобы смерть Гарри омрачила бы жизнь моих детей.

– Но Эллен… – Морланд подыскивает слова. – Прошло столько времени. Они ничего уже не смогут найти. Я имею в виду тело Гарри.

– Может быть, – с сомнением произношу я. – Но я боюсь… – Мой голос понижается до шепота. – Я боюсь, что они найдут ружье.

Морланд в изумлении смотрит на меня.