Обман
Шрифт:
Эта угроза действует на меня, словно паралич.
А через пару минут Нина, как Шерлок из сериала, озвучивает вердикт: девочке около двух недель, у нее есть все положенные прививки и за ее пуповиной хорошо ухаживали. Но у Лизы на лицо признаки недоедания, и первое время ее нужно держать на особенном режиме питания.
— Пойдем, подвезу тебя домой, — говорит Вера подруге, и это «подвезу» заставляет меня насторожиться.
И не зря, потому что Вера в самом деле сует ноги в ботинки и озирается в поисках моего пальто.
Она правда собирается оставить меня наедине с маленьким чудовищем?!
— Я никуда тебя не
Буду стоять на смерть, а из дома она не выйдет.
— Червинский, постарайся хотя бы час побыть отцом, пока я не вернусь.
— Вернешься? — недоверчиво щурюсь я.
— С вещами, — ворчит Вера, и запросто отодвигает меня в сторону, словно фигуру с шахматной доски. — Освободи пару полок в шкафу и место на обувной полке: я переезжаю к тебе, женишок.
Все. Контрольный.
— Я люблю тебя, адская козочка, — тянусь, чтобы расцеловать ее, но вместо этого громко чмокаю закрывшуюся за Верой дверь.
Что за строптивая женщина.
И все же, даже зная, что моя Волшебная палочка вернется через пару часов я чувствую себя той самой собачонкой, которую заперли в клетке с тигром. И не важно, что Тигра в десять раз меньше меня: она лежит на диване с соской во рту и смотрит на меня огромными синими бусинами глаз. Я где-то слышал, что все младенцы рождаются с голубыми глазами, но все равно меня это очень беспокоит. Потому что у меня тоже синие глаза. Я даже иду в ванну, чтобы поближе рассмотреть себя в зеркало, и с облегчением выдыхаю: у меня они гораздо ярче, а у Тигры скорее серо-голубые.
Или это тоже нормально?
Спустя пару минут маленькая поганка начинает вертеться, хмурить брови и, выплюнув соску, издает вредный громкий писк. Я чуть не подпрыгиваю на месте, потому что так ушел в откапывание школьной программы по биологии, что на время даже забыл, что не один.
Попытки успокоить Тигру ни к чему не приводят: она заводится все громче и громче, словно внутри сидит пьяный в дым ди-джей и все время подкручивает звук.
— Ладно, Червинский, это же просто ребенок: они любят, когда их берут на руки и трясут.
Считай, что у тебя сегодня незапланированная кардио-тренировка.
Я кое-как, почти не дыша, беру ребенка на руки и широким шагом курсирую по коридору и всем комнатам, раскачивая девочку, словно гамак. И она неожиданно замолкает, только смотрит на меня с явным недоверием и подозрением.
— И нечего изображать из себя подкидыша, — ворчу я, когда взгляд Тигры становится на удивление осмысленным. — Между прочим, я понятия не имею, чья ты, но точно не моя.
Твоя мама, кажется, не очень хорошо училась, а у меня не было девушек, которые не знают, что ДНК пишется заглавными буквами, потому что аббревиатура.
Малышка снова кривит рот и мне приходится сделать крутой вираж в свою спальню.
Разглядываю смятую постель и тяжело вздыхаю: я не чужого ребенка должен был нянчить, а идти на второй круг феерического секса. Или даже на третий.
— Между прочим, — я строго шевелю бровями, поглядывая на Тигру с видом занудного дядьки, — ты еще не выросла, но уже стала той еще обломщицей, совсем как…
Я так резко останавливаюсь, что Лиза громко икает.
Изабелла была той еще любительницей динамить. И у нее были именно такие серо-голубые глаза. А чем больше я разглядываю малышку, тем больше
убеждаюсь, что они — на одно лицо. А еще Бель плохо говорила по-русски, потому что была итальянкой и училась на втором курсе нашего универа. Я все время поправлял ее школьные ошибки, а она все время морочила мне голову «не хочу» и «сегодня нельзя», а когда секс у нас все же случился, я понял, что пять недель ожидания и близко того не стоили.И все это было прошлой зимой, как раз в конце февраля.
Но я ведь предохранялся.
— Так, Тигра, ну-ка давай кое-что проверим, — говорю я, перекладывая девочку обратно на диван. — Только договоримся: ты не будешь орать, пока я ищу твою мамочку.
Лица не моргая смотрит на меня и раздувает щеки, а я быстро приношу из комнаты ноут и устраиваюсь в кресле напротив дивана. Ребенок под присмотром, стоит поднять взгляд над крышкой девайса.
А ведь все было бы намного проще, если бы я сохранил номер телефона. Но, когда у тебя внешность Аполлона и женщины сами вешаются на шею, только дурак будет хранить номера тех, с кем не согласится даже на секс по старой памяти.
У Бель красивая фамилия — Тиссони. Так что найти ее страницу в социальной сети совсем не трудно. Вот она, королева инстаграма: длинные темные волосы, оливковая кожа, миндальный разрез глаз, пирсинг в пупке и задница не хуже, чем у Джей Ло. Только чуть поменьше.
Я открываю последнюю фотографию: Бель позирует на фоне дорогой блестящей тачки, явно где-то на автовыставке. Судя по шубке, фотографии зимняя, а выглядит итальянская динамщица совсем не как недавно родившая женщина. Хотя, сколько я их видел? Ни одной, кажется.
Но выдохнуть не успеваю, потому что взгляд падает на дату публикации, и внутри все до противного сжимается: седьмое марта. Блядь, седьмое марта! Для тусовщицы, которая спамила ленту своими селфи и фотографиями каждой выпитой чашки капучино, на год забросить инстаграм, все равно, что добровольно лечь в гроб!
Под строгим взглядом Тигры я снова и снова пытаюсь отыскать следы итальянки, но она словно канула в лету: ни следа. У нее точно была страница в фейсбуке, где она переписывалась со своими итальянскими подругами, но сейчас ее нет, а единственная ссылка, которую выкапываю из архива, ведет в пустоту.
Неужели, она?
Пытаюсь вспомнить, что я вообще о ней знаю, как познакомились, найти хоть какие-то ниточки. И ничего. Имя и фамилия, и что училась на международном. Но там простых смертных нет, тем более тех, которые одевают младенца в грязные тряпки.
Да ну его все!
Это вообще не мой ребенок, чего я так завелся.
— А твоя мама очень не умная женщина, — говорю Лизе, когда она снова начинает орать и приходится взять ее на руки. — Потому что только неумная женщина подбросит ребенка Марику Червинскому. У меня даже улитки из аквариума с рыбками разбежались.
Глава двадцать восьмая: Вера
— Максимум, чем я могу помочь — оформить временную опеку, — говорит женщина в службе опеки, куда мы с Мариком едем вместе с полицией, малышкой и парой натасканных адвокатов на следующее утро.
— Что? — переспрашивает Марик, но смотрит на меня, словно это я тут все знаю и вообще каждый день усыновляю детей.
— Временная опека до выявления обстоятельств, — поясняет работница службы. — Если ребенок действительно ваш, нужно будет…