Обман

Снова град слез и удачная попытка схватить Марика за руки. Если она и дальше будет так же лихо подсекать, то у меня уведут жениха прямо из-под носа.

К счастью, Марик сам освобождает руки, и нарочно придвигается плотнее к моему бедру.

— Так это Наташа сказала тебе, куда и кому отнесла Лизу? — уточняет Марик.

— Нет, Наташа куда-то пропала! — энергично мотает головой итальянка. — Ее вещей нет, и она не отвечает на звонки. Но когда я поняла, что Елизаветы нет, то у меня словно… сделалось темно в голове!

— Разум помутился, — снова исправляю я.

— Я написала заявление в полицию, а потом подумала, что Наташа могла просто отнести ребенка тебе. — Темные и влажные, как у лани глаза, смотрят на Червинского с благоговением, словно от него зависит — жить ей или умереть. — Поэтому позвонила. Я просто хочу вернуть свою дочь, мне ничего не нужно! Я хорошая мать!

— Без работы и без денег, — обозначаю самое малое, что уже развенчивает ее образ.

— Она у тебя?! — вдруг начинает голосить Кукушка, пытаясь то ли перетянуть на себя Марика, то ли вскарабкаться на стол. — Я хочу видеть дочь! Где она?! Я умираю без нее!

Мое сердце болит!

Я качаю головой, прикладываю ладонь ко лбу, изображая тех чуваков с демотиваторов «фейспалма» и замогильным голосом говорю:

— Проверь чек, Червинский: сто процентов тебе всучили бесплатных клоунов к десерту.

Одно я вынуждена признать со всей ответственностью: девушка явно хорошо подготовилась. Не будь у Червинского тяжелой артиллерии в моем лице, она бы давно развела его этими трагическими слезами и большими печальными глазами. Не зря же она даже сейчас, пытаясь повиснуть на локте Марика, нет-нет — да и посмотрит в мою сторону. Как одна актриса всегда оценивает игру другой, мы хорошо понимаем друг друга.

На самом деле, у моего поведения есть цель, хоть высмеивать этот цирк мне искренне понравилось. Когда-то вычитала уже и не вспомню где, что лучший способ вывести человека на его истинные эмоции — выгнать его из зоны комфорта. Аферисты, которые разводят несчастных пенсионеров, разыгрывая перед ними заранее спланированный сценарий, явно забудут реплики по списку, если после милой бабульки на порог выйдет зловредный дедок с охотничьим ружьем. С итальянкой все то же самое: она видит, что ее спектакль на грани краха, начинает нервничать, пытаться что-то исправить и, в итоге, совершает ошибки. Вот, например, одна из самых главных — она уже нее смогла скрыть, что оценивает мою реакцию. Какая мать, потерявшая ребенка, будто заморачиваться такой чушью, как мнение совершенно незнакомой ей тетки? Я бы точно всех слала лесом и перегрызла глотку любому, кто хоть на минуту задержит меня вдали от малыша.

С другой стороны…

У Марика звонит телефон и после короткого скупого разговора, Червинский наклоняется к моему уху и шепотом говорит:

— Заявление о похищении действительно есть.

Не то, чтобы это такая уж неожиданность, но я была уверена, что отсутствие заявления будет самым лучшим способом поймать аферистку на лжи. Интересно, на что она рассчитывала, когда придумывала историю с похищением? Что Червинский вдруг воспылает родительскими чувствами и осыплет дитятко баснословными богатствами и колясками от «Феррари»? Дитятко и его маму, само собой. Но ради этого достаточно было просто с ним встретиться.

Тут что-то другое.

— Я хочу видеть дочь! — упрямо, как заведенная, повторяет итальянка, цепляясь в Марика, словно клещ. У нее и руки очень характерные: тонкие, сухие, с шишковатыми суставами, потому что на них реально почти нет мяса. — Отвези меня к ней.

Марик поглядывает в мою сторону с немым вопросом во взгляде, но на этот раз я просто пожимаю плечами. Его это ребенок или нет — еще предстоит выяснить, как и вывести на чистую воду эту драматическую Кукушку. Но ребенок-то тут причем? Девочка не виновата, что ее угораздило родиться не у той матери. Главное, что будет потом. А раз судьба забросила ее к нам с Червинским, значит, мы не имеем права от нее отвернуться.

Как в свое время от меня не отвернулись мои родители.

Я быстро отгоняю эти мысли, распрямляю спину и выхожу на сцену уже в новом амплуа.

Внезапность — наше все. Пока Кукушка будет пытаться угадать, что у меня на уме, я зайду через черный ход и взломаю ее мозги.

— Ну раз так, предлагаю уладить все дела с ребенком и вернуть Лизу ее матери.

Итальянка хлопает глазами, настороженно кивает.

Посмотрим, что ты будешь делать теперь, когда получишь ровно то, чего «хочешь».

Ведь взяв дочь на руки, эта прошмандовка должна будет срочно запустить следующую часть плана, под названием — «Приватизация Червинского и всех его капиталов».

Глава тридцать вторая: Вера

Пока мы занимаемся полицией и оформлением-переоформлением документов, я, между делом, собираю недостающие кусочки мозаики.

Записку с ошибками Наташа написала нарочно, чтобы выглядело так, будто это сделала Изабель.

Изабель было так плохо после отравления, что она выпила «много разных таблеток», которые тоже дала Наташа, поэтому так крепко уснула.

А еще — это Кукушка рассказывает без моих вопросов, добровольно — Наташа взяла все их деньги, которые они откладывали для оплаты аренды, и это кукушка узнала тоже только утром.

Не подруга, а просто стерва. Которая крадет последние крохи, но при этом из лучших побуждений крадет ребенка, чтобы устроить девочке незабываемую встречу с отцом.

— Интересно, — нарочно как бы себе под нос, но вслух размышляю я. — А если бы Червинского не было дома? Дом элитный, жильцы часто разъезжаются в теплые или холодные страны. Девочка могла просто замерзнуть насмерть.

— Елизавета родилась под счастливой звездой, — одухотворенно говорит Кукушка, и смотрит на Марика глазами кающейся грешницы. — Я всегда знала, что между ними есть духовная связь.

— Выложенная хрустящими купюрами, — снова себе под нос комментирую я.

Если очень коротко, то разбирательства с девочкой тянутся до самого позднего вечера.

Хуже всего решить вопрос с полицией, у которых тоже есть о чем расспросить «убитую горем мать». Но в итоге Марику приходиться вмешаться, потому что звучит фраза о том, что может быть целесообразнее оставить девочку под присмотром в специализированном учреждении. С поддержкой адвокатов, Лицу передают матери, а пока она рыдает от счастливой встречи, мы с Червинским стоим в стороне, и я пытаюсь понять странные чувства внутри меня. Теплые, уютные и… небезопасные.

— Если эта девочка — моя дочь, — как-то очень странно басит Марик, — я же себе не прощу, что она будет в казенных застенках и всяких латаных, штопаных вещах. А если не моя…

Ребенок-то все равно не виноват?

Вот, теперь я понимаю, что это за чувство.

Я пододвигаюсь к нему ближе, поудобнее хватаюсь за его пальто и становлюсь на цыпочки, чтобы чмокнуть в колючую щеку. На губах остается прохладных вкус лосьона после бритья, и хоть обычно меня тянет поскорее вытереть рот, в этот раз даже как-то приятно.