Обнаженная модель
Шрифт:
С веранды открывался вид на невысокие, зеленые горы, синее небо с облаками, а далеко внизу яркой полоской блестело море. По вечерам оно окрашивалось в розовый цвет от заходящего диска красного солнца. Больше всего меня удивляли разнообразные камни, которые были повсюду: на берегу моря — большие яркие, многоцветные, пористые, вдоль дороги — гладкие и белесые от пыли и жары.
— Володя, эту работу я посвятила тебе, — Римма показала на картину с идущим по бирюзовому морю корабликом. На первом плане были прекрасно написаны лилово-серые мощные прибрежные скалы. Они уступами спускались в
— Я сильно тосковала по тебе в Греции. Этот кораблик мне напомнил « Алые паруса» Грина. Я также стремилась встретиться с тобой, как героиня этой книги со своим возлюбленным.
Я обнял жену.
— Спасибо за подарок. Эта картина, пожалуй, лучшая из греческой серии. Хотя и остальные — просто шедевры. Главный подарок — твое возвращение ко мне.
Наша первая совместная персональная выставка состоялась в здании Арсенала, в одном из старейших залов Московского Кремля.
Накануне открытия, развеску картин четко и быстро, со знанием дела исполнили солдаты Президентского полка, рослые ребята славянской внешности. Мимо уже висевших на стенах работ быстрым деловым шагом прошел мужчина в штатском. На ходу он окинул взглядом экспозицию, на секунду задержав внимание на моей картине « Амазонка», и громко сказал, улыбаясь:
— Обожаю бирюзовый цвет! У меня майка точно такого цвета!
Он приветливо помахал нам рукой и исчез за одной из дверей.
— Ну, Володя, поздравляю, вот и первая оценка нашего творчества.
Мы пригласили своих друзей на торжественное открытие выставки. Список фамилий приглашенных был передан в отдел пропусков, располагавшийся в Никольской башнеКремля. Нас предупредили, что ровно в 18.00 двери для опоздавших гостей будут закрыты, так здесь заведено.
Я позвонил моему давнему приятелю, художнику Владимиру Коровину, и пригласил его с супругой Ликерией на открытие выставки.
— Володя, нас предупредили, что после шести вечера никого не пустят, очень прошу тебя, чтобы ты с Ликой пришел чуть пораньше, мы вас встретим. Никольскую башню ты знаешь. Позови Лику к телефону, я хочу пригласить ее персонально.
Лика взяла трубку.
— Лика, мы с Риммой приглашаем тебя и Володю на открытие нашей выставки в Кремле.
— Спасибо, Володя, обязательно придем.
— Будем встречать вас, пожалуйста, не опаздывайте, в шесть начнется открытие, позже вы не сможете войти в Кремль.
— Володенька, ты плохо меня знаешь! — ответила Лика, — в Москве нет такого места, куда бы я не смогла пройти, для меня все двери открыты. Можете не волноваться за нас, даже если и опоздаем, я все равно пройду.
Я до последнего момента встречал друзей у входа в Никольскую башню. Все пришли даже раньше, не было среди них только Коровиных. Гости поднимались по белой мраморной лестнице, а уже в зале их встречала Римма. Ко мне спустился офицер:
— Владимир Аннакулиевич, открытие начинается, вам надо подняться.
— Жду художника с супругой.
— Не положено. Время истекло.
Офицер повернулся к часовому и сказал:
— Больше никого не пускать.
Арсенальный
зал заполнили многочисленные гости, офицеры и солдаты Президентского полка.После официального открытия слово взяли доктор искусствоведения Светлана Михайловна Червонная и критик Юрий Иванович Нехорошев.
Нас поздравили и наши друзья: актеры Роберти ТамараСпиричевы, кинооператоры Юрий Уланов, Леонид Мирзоев и его супруга Юлия Андреева, художник Иван Тартынскийс женой Ольгой, кинорежиссер Владимир Довгань. Мой давний друг кинооператор Всеволод Симаковснял короткометражный фильм об этом памятном для нас дне.
После осмотра выставки и фотографирования на память все перешли в комнату отдыха, где огромный овальный стол был накрыт сверкающей белой камчатной скатертью и красиво сервирован.
Ведущий, офицер Президентского полка, сказал:
— Уважаемые гости, прежде чем мы начнем отмечать открытие выставки наших художников, Риммы Николаевны и Владимира Аннакулиевича, хочется рассказать, что мы стоим… — он сделал паузу, — за столом Иосифа Виссарионовича Сталина. При жизни вождя этот стол находился в центре гостиной его Кунцевской дачи.
Наши гости нагнулись, приподняли скатерть, чтобы лучше рассмотреть стол, погладили ладонью столешницу, постукали по ножкам стола.
— Обратите внимание на напольные часы в углу, — продолжал офицер, — они стояли в Кремлевском кабинете товарища Сталина.
— А этот дубовый резной буфет, тоже стоял у Сталина? — спросила Алла Нагаева, разглядывая вместительный темный зеркальный буфет.
— Нет, что вы, — офицер небрежно махнул рукой, — это буфет Алексея Николаевича Косыгина.
Все заполнили бокалы шампанским, водкой, коньком. Пили за выставку, за нас, за прекрасный прием в Кремле, за памятные дипломы, которые нам торжественно вручили.
Утром следующего дня мне позвонил Володя Коровин.
— Володя, извини, что нас с Ликой не было.
— Что случилось, мы ждали вас до последней минуты.
— Мы опоздали минут на десять, нас никто не встретил. Охрана нас не пропустила.
Я просил, чтобы тебя вызвали, но часовой ответил, что открытие выставки уже идет, и он не имеет права нас пропустить. Это все Лика виновата, я ей говорил, давай выйдем раньше, это же Кремль, объяснял я ей. Она все тянула и говорила: не волнуйся, пройдем. Пять минут раньше, пять минут позже, какая разница. Виноват я, простите меня. Но Лике этого никогда не прощу!
— Жаль, что вас не было.
6 ноября 2004 года был день моего семидесятилетия. Я пригласил моего давнего друга архитектора Абдулу Ахмедова и его жену Маргариту на открытие юбилейной персональной выставки в выставочных залах Московского союза художников России на Беговой. «Мастер и Маргарита», как мужа и жену называли приятели.
Стояла промозглая ноябрьская погода, и я не был уверен, что Ахмедовы смогут придти, поскольку Абдула плохо себя чувствовал. За день до официального открытия выставки мы с женой занимались экспозицией, продумывая в каком порядке повесить ту или иную картину. Часть из них уже висела, остальные стояли на полу, ожидая своей очереди.