Обнаженная натура
Шрифт:
Глава 7
Астралы
Это было счастье, от которого ныло сердце.
Именно так.
Теперь почти всякий их разговор неизменно заканчивался размолвкой и отчуждением. Родионову удавалось кое-как загладить, угасить зарождающуюся беспричинную ссору, и прощались они у старого тополя, словно ничего и не произошло.
Пока еще, как понимал Родионов, их взаимного влечения друг к другу хватало на то, чтобы преодолевать это непонятное, все чаще возникающее отчуждение. Но где-то там, в близком будущем, все дольше будут тянуться эти периоды взаимного отталкивания, все скупее
Все это он будет додумывать после, когда у него появится время. Бездна пустого, медленного, вялого времени, с которым неизвестно, что делать, и куда его, черт побери, можно деть…
Оставаясь прежним Родионовым, ничуть не переменившись внешне, разве что став более аккуратным в одежде, в прическе и прочих внешних мелочах, Павел чувствовал в себе внутреннюю перемену, произошедшую с ним за то время, которое провел он с Ольгой. И главным в этой перемене было то, что он перестал ощущать себя центром вселенной, добровольно уступив это место Ольге. Его собственная жизнь перестала быть для него безусловной ценностью в этом мире. Это было новое чувство, никогда прежде не испытанное им, и чувство это было отрадным для сердца, хотя оно и болело.
Но даже самые близкие люди не замечали ничего. Правда, Кумбарович обижался из-за того, что Павел, беседуя с ним в буфете, то и дело терял нить разговора и глаза его делались отсутствующими.
— Паш, елки-палки! Ты что, анаши накурился? — возмущался Кумбарович. — Грыбов, говорю, приглашает. Он из Штатов вернулся. В подвал-то…
— Грыбов, — повторял Павел рассеянно. — Грыбов это хорошо…
Спустившись вниз, он решил наконец-то одолеть тот роман про ветер с городских помоек, теперь ему было не страшно, теперь никакая мерзость не могла прижиться в его душе. Там все было занято Ольгой.
Бестрепетной рукою придвинул он роман.
— Родионов! — позвала из коридора секретарша Леночка. — Скорей беги к главному. Полчаса тебя ищут. Там этот у него, носатый с гривой…
— С тростью? — спросил Павел, поднимаясь.
— Да, да. Склочный…
— Сагатов, — вздохнул Павел и отправился к дубовой двери.
— Можно, Виктор Петрович? — спросил он с порога кабинета.
— Родионов! — строго отозвался Пшеничный. — Это что же у нас получается? Вот пришел товарищ… простите?
— Всеволод Арнольдович Сагатов. — не двинувшись в кресле, мерно произнес тот. И веско добавил: — Член Союза писателей. Автор шестнадцати книг.
— Да! — подхватил Виктор Петрович. — Вот. А вы тянете. Ни «да», ни «нет»…
— Рукопись почти прочитана, Виктор Петрович, — стал оправдываться Родионов, стараясь не глядеть в сторону постукивающего тростью Сагатова. — Процентов на девяносто…
— Ну? Что? — спросил главный.
— Скорее, Виктор Петрович, «нет», чем «да»…
Трость стукнула в паркет сильно и гневно.
— Так, — покосившись на Сагатова, распорядился главный. — Рукопись немедленно ко мне. Сейчас же… Извините, э-э?..
— Всеволод Арнольдович Сагатов. —
по-прежнему мерно продекламировал тот. — Член СП. Автор шестнадцати книг.— Рукопись требует поисков, — уклончиво сказал Пашка. — Зашилась где-то… Несут-то кипами. — он ядовито посмотрел на Сагатова, но тот Пашку взглядом не удостоил.
Импозантный, важный, он сидел, с достоинством откинувшись в кресле и положив подбородок на грудь, отчего был похож на задремавшего грача.
— Пять минут на поиски, — строго предупредил главный.
Родионов покинул кабинет.
Он силился вспомнить, куда могла подеваться злополучная папка. Он заранее, идя еще по коридору, мысленно разгребал завалы на подоконнике, рылся в пыльных шкафах, выдвигал ящики стола… Он отлично помнил ее, аккуратную, туго набитую папку багрового цвета с золотым тиснением: «Участнику совещания Северо-западного региона». Когда в первый раз заявился с ней Сагатов, Павел насторожился и подумал, что надо отнестись к ней с повышенным вниманием, не дать ей утонуть в хаосе бумаг. Еще и Боря Кумбарович заметил, что рукопись опасная, чреватая жалобами и неприятными последствиями. В последний раз она попадалась ему под руку в пору знакомства с Ириной. Боже, как летит время!..
Кумбаровича на месте не было, не было и Неупокоевой. Стояли на чайном столике шахматы, фигуры выстроились по краям доски, готовые к бою. А у стола Родионова на шатком стульчике примостилась щуплая женщина неопределенных лет, плотно сжав острые коленки и держась обеими руками за сумочку. Родионов, бегло осмотрев ее, молча кивнул и сразу ринулся к подоконнику, заранее чувствуя бесплодность предстоящих поисков. Рукопись, конечно, рано или поздно обнаружится сама собою, всплывет из неведомых глубин, как всегда обычно бывает, но ведь «пять минут»!
Родионов сосредоточенно рылся в старых завалах. Все время почему-то под руку подвертывалась одна и та же повесть с дурацким и назойливым названием: «Каптер, не спи!» Он совсем забыл о посетительнице, сразу определив, что автор не его, что это, вероятно, искательница правды и справедливости и ждет Кумбаровича, специалиста по социальным вопросам. Сумочка явно мала для рукописи…
— Простите, пожалуйста, — робко напомнила о себе женщина.
— Слушаю вас, — Родионов продолжал рыскать глазами по подоконнику.
— Не могли бы вы выделить мне секунду внимания…
— К сожалению… — начал Павел.
— Сейчас много лжеучений в мире! — крикнула женщина и Родионов понял, что влип.
— Стоп! — он поднял руки, пытаясь сразу развязаться, но не тут-то было.
— Во вселенной существует шестнадцать астралов! И мне поручено предупредить человечество…
— Стоп же! — гневно перебил Родионов. — Я православный. Для меня все эти астралы…
— Нет! Вы будете слушать истину!.. Будете! Будете!.. Я вступила в контакт с иерархами…
— Вот что! — радостное озарение осенило Павла. — Вам повезло! Ступайте к главному! Он в этом профессионал… Над ним, между прочим, из-за этого смеются за глаза…
— Я понимаю, понимаю! — обрадовалась визитерша. — Столько непонимания в мире…
— Пока не ушел, немедленно к нему. Он поймет. Ему ведь тоже многие не верят…
— Не верят! — всплеснула руками собеседница, позабыв про сумочку, которая с металлическим звяком свалилась на пол. Родинов кинулся поднимать.