Обнаженная натура
Шрифт:
Какой-то длинноносый любопытный гость упрямо лез в кадр, еле сдерживаемый сухой женской рукой. Наконец длинноносому удалось вырвать плечо из костяных пальцев, но в этот миг свет юпитеров померк, съемка закончилась.
Народ задвигался живее и раскованнее.
Тут Грыбов заметил новоприбывших гостей, направился к ним, приветливо и напряженно улыбаясь. Конечно, прежде всего он увидел Ольгу. Но в первый раз Павел встретил человека, который на Ольгу никак не отреагировал. Подчеркнуто никак. Так не бывает, со злостью подумал Родионов, и тут ты врешь, сукин сын!..
— Ба! — громко удивился
Родионов злорадно отметил, что Грыбов стал еще плюгавее, лысее и даже меньше ростом.
— Это наша Ольга, — представил Кумбарович, отрывая ее от Пашкиного локтя. — Извините, Эрнст, опоздали. Так получилось…
— Красота не нуждается в оправданиях, — оборвал его Грыбов, прикладываясь к руке Ольги и повторяя давешние отвратительные приплясывания Кумбаровича. — Прошу вас, будьте как дома. Ничего, если я ненадолго отвлеку вашу избранницу? — бросил он Родионову, уводя Ольгу за собою.
— Ничего, — буркнул Пашка ему в спину. — Я тут тоже похожу пока. Посмотрю…
Зря я так с самого начала рассвирепел, попенял он сам себе, проталкиваясь сквозь гомонящую на все лады публику. Он стал невнимательно и бегло осматривать картины, все время чувствуя спиной, где в это время находится Ольга.
Две студентки, стоя у стены подле смутной и неясной работы, что-то записывали в блокнотики и понимающе переговаривались, близоруко склоняясь к нижнему углу картины, особенно смутному и неясному.
Нет, Грыбов остался все тем же, ничего нового ожидать от него не стоило. А может быть, это я такой тупица, не могу понять глубины и смысла? Ведь вот ходят же все, склоняют набок головы, записывают… Глухо закипала в груди новая волна раздражения от абсурда и издевательской серьезности происходящего. Только не заводиться, в который раз предупредил себя Родионов и, не вынеся одиночества, подался поближе к Ольге. Там сгустилась почти половина зрителей.
— Это бой Акунов с Манаками! — растолковывал Грыбов, указывая на бурое полотно с алым пятном в центре. — Этот серый фон есть знак ожидания, предчувствия… Тут вы не увидите, сколько ни вглядывайтесь, никакого примитивного реализма, академической банальщины. Реальность в картине безусловно есть, и в то же время ее нет… Вот вы, к примеру. — обратился он неожиданно к студентке с блокнотиком, которая мгновенно зарделась. — Вы же не видите затылком ничего, что у вас за спиной! Но вы же не станете отрицать, что за вашей спиной нет реальности оттого, что вы ее не видите?
— Ни за что не стану! — поклялась студентка. При этом дернулась ее голова с мышиным серым хвостиком волос, ей хотелось оглянуться, чтобы убедиться в реальности за ее спиной, но она усилием воли сдержала свой порыв.
— Не станете! — напирал Грыбов. — Но она есть! Нет в природе никаких Акунов и Манаков! Это я их создал! Это мой феномен. Я вызвал их из несуществующих бездн, из глубин своего подсознания, и теперь отныне они — есть! Есть! Есть!
— Есть! — радостно подтвердила студентка. — Я их чувствую, что они есть!
— Но их не было! —
торжествовал Грыбов. — И вот, наконец, они — есть! Их энергии схлестнулись. Разве можно изобразить эти энергии обычным тривиальным способом? Опошлить космос? Обратите внимание на красное пятно в центре. — указал Грыбов. — Говорит оно о чем-нибудь?..Длинноносый любопытный гость протиснулся к полотну и принялся внимательно изучать алое пятно.
— Ни о чем не говорит, — тихо и грустно произнес в наступившей паузе Пашка.
Все оглянулись на него, как на умалишенного.
— Нет никаких Акунов и Манаков! — окрепшим голосом воззвал Родионов.
— Есть! — взвизгнула студентка, с ненавистью глядя на нарушителя.
— Есть! Есть! — послышалось еще два-три голоса.
Вокруг Родионова образовалась отчужденная пустота.
— Родионов, не надо, — кротко попросила Ольга, но его уже повлекло, понесло.
— Все это «творчество», — он махнул рукой в сторону развешанных полотен, — нуждается в подпорках и толкованиях. В словах и в терминах. Без этого все рушится и линяет… Ну да, во всяком сочетании линий и цвета можно найти что-нибудь… Но ведь это же для дураков, Грыбов… Вы-то уж это знаете…
Грыбов молча и снисходительно улыбался.
Бросаясь в бой, Пашка заранее знал его исход, предвидел свое неизбежное поражение, но не мог удержаться. Это было бы предательством и отступничеством по отношению к искусству…
— Да что ж это такое? Да выведите вы его! — крикнул кто-то из-за спин.
— Сон разума рождает чудовищ! — выкрикнула и вторая студентка, указывая карандашом на Родионова.
— Господа! Господа! — поднял руку Грыбов. — Пусть товарищ выскажется, а мы послушаем. С удовольствием послушаем и попробуем ответить ему…
Бесспорно, небольшой скандальчик, всплеск оппозиционной энергии был Грыбову приятен, как-никак все это касалось его творчества. Он улыбался. Обе студентки, поглядев с тревогой на улыбающегося Грыбова, успокоились и стали тоже улыбаться.
Бой был изначально проигран и все слова были бесполезны.
— Ага! — прорычал взбешенный Родионов…
— Павел! Не надо, — снова попросила Ольга и потянула его за рукав. Родионов обернулся, увидел ее умоляющие глаза…
— А вот не хотите ли! — потащил он ее в круг, затем, выпустив сопротивляющуюся кисть, бросился к стене. Схватил за долгое кадыкастое горло полуметровую бронзовую скульптуру, под которой стояла надпись «Женщина». С нелепым этим изваянием вновь шагнул в круг. Со стуком опустил скульптуру посередине, уронил на бетонный пол, отчего ахнул и схватился за сердце Грыбов.
— Вот эта бронзовая железяка! Этот кривой домкрат… Этот микроцефал зовется у вас «женщиной». Женщиной! — повторил он и оскалился, пытаясь изобразить саркастическую улыбку. — Ну что скажете? Вот вы что скажете? — напал он на длинноносого любопытного гостя. — Хотите эту женщину? Обладайте!
Длинноносый отшатнулся и попятился, а Родионов еще раз поглядел на «женщину» и теперь от души расхохотался, представив ее, ожившую, в постели с длинноносым. Две-три осторожные сочувствующие ухмылки обнаружил он в окружающей его толпе. Грыбов молчал, все еще продолжая держаться рукою за сердце.