Обнаженная со скрипкой
Шрифт:
Черри-Мэй. Понятно. Ее я тоже живо осажу. (Памеле). Не суйтесь не в свое дело, моя милая, если не хотите неприятностей, крупных неприятностей.
Па мела (свысока). Вот что, мисс… как вас там… я не привыкла, чтобы со мной говорили таким тоном.
Черри-Мэй. Моя фамилия Уотертон, Черри-Мэй Уотертон. Теперь вы знаете, как меня зовут, и можете заткнуться, да?
Памела(поднимаясь). Как вы смеете?!
Черри-Мэй. Мне наплевать, кто вы такая и к чему привыкли.
Колин. Я не боюсь вашего хахаля!
21
Пойдем, Фабрис. Мне осточертели эти субъекты.
Изобэл. Колин… ради бога…
Джейн. Успокойся, Колин. Ты ведешь себя как идиот.
Черри-Мэй(тыча в Колина зонтиком). Отойдите от двери, вы, дурак неотесанный!
Колин(обращаясь к Черри-Мэй). Я уже сказал: вы не уйдете отсюда, пока не покажете документ!
Черри-Мэй. Ах так! Ну, это мы еще посмотрим! (Подходит к Колину и дает ему пощечину.) Fabrice! Continuez le bon travail! [22]
22
Фабрис, продолжайте в том же духе!
Джейн. Ах, что же это такое!
Громко рыча, Фабрис через сцену бросается к Колину и ударом сшибает его с ног. Памела, опустившись на колени, наклоняется к Колину, Фабрис тоже. Изобэл пронзительно кричит. Общая сумятица. В этот момент появляется Мари-Селест.
Мари-Селест(докладывает). Господин Обадайа Левеллин.
Входит прилично одетый очень черный негр. В руке у него документ.
Себастьян. Боже мой! «Ямайский» период!
Действие третье
Еще через несколько часов.
На сцене, как и в начале второго действия, — атмосфера обшей подавленности. Изобэл с закрытыми глазами лежит на диване, под ногами у нее подушка. Колин сидит перед тарелкой с едой, лоб у него украшен большим крестом из липкого пластыря. Памела лениво переворачивает страницы иллюстрированного журнала. Джейн расположилась у кофейного столика, заставленного посудой с остатками еды. Джейкоб — в кресле, в руках у него шляпа Черри-Мэй.
Джейн(поднимается и ставит тарелку на поднос). Мама,
ты должна непременно заставить себя что-нибудь съесть. Ты ничего не ела весь день, только поковыряла вилкой эту яичницу.Изобэл(говорит убитым голосом, закрыв глаза). Она с чесноком.
Джейн(берет тарелку Колина). Попросить Мари-Селест сделать тебе обыкновенный омлет?
Изобэл. Нет, милая, спасибо, мне не хочется.
Джейн. Если ты не поешь, у тебя опять начнется головная боль. (Ставит тарелку на поднос).
Изобэл. Она и так уже началась.
Колин. Что ты все пристаешь к людям, если они не хотят есть?
Джейн. Ну уж к тебе-то, во всяком случае, приставать не приходится, ты и так целый час только и делаешь, что ешь.
Памела. Почему мы не можем вернуться в отель?
Джейн. Потому, что должны сначала узнать, чем все это кончится.
Памела(бросает взгляд на дверь библиотеки). Они уже сидят там целую вечность.
Джейн. Как мне хотелось бы знать, что там делается! (Подходит к двери и прислушивается). Себастьян все еще говорит.
Колин. На каком-нибудь диалекте или просто по-английски?
Памела(хихикая). О, Колин, как ты смешишь меня!
Джейн. Ну а меня он совсем не смешит. Если бы он умел хоть капельку считаться с чувствами других людей, то не затеял бы этот унизительный скандал с французом и не получил бы нокаута.
Колин. Какой там нокаут! Я сам стукнулся головой о ножку стула.
Джейн. Чепуха. Ты свалился, как подбитая кегля.
Колин. Он захватил меня врасплох. Я не успел прийти в себя от удивления.
Джейн. А я удивлена только тем, что он не вздул тебя еще раньше. Ты так высокомерно, грубо разговаривал с этой бедной женщиной.
Памела. Она показалась мне отвратительной.
Джейн. А ты ей показалась дурой с претензиями, так что вы квиты.
Памела (сердито). Джейн!
Колин. Действительно! Бедная женщина! Обыкновенная проститутка, а парень, вне всякого сомнения, сутенер.
Изобэл. Колин, я запрещаю тебе так выражаться в моем присутствии! Ты не в казарме!
Колин. Клянусь богом, я хотел бы очутиться там.
Изобэл. И богохульства я тоже не выношу. Ах, как ты огрубел в армии! Ведь ты был таким воспитанным, деликатным мальчиком!
Джейн. Это тебе казалось, мама.
Изобэл. А теперь ты с каждым днем все больше и больше походишь на дядю Эдуарда.
Памела(возбужденно). Нехорошо так говорить! Колин ничуть не похож на дядю Эдуарда, и во всяком случае дядя Эдуард никогда бы не был разжалован, если бы не эта миссис Фолкнер.
Джейн. Неужели мы сейчас будем спорить о дяде Эдуарде и миссис Фолкнер, Памела? Можно подумать, что у нас нет более важных вопросов.