Обнаженная

Но тщетно старался художникъ забыть свою преступную мысль. Разъ зародившись, ужасное, чудовищное желаніе упорно не исчезало, отказываясь скрыться и замереть въ тайникахъ мозга, откуда оно явилось. Тщетно раскаивался Реновалесъ въ своей извращенности и стыдился гадкой мысли, желая подавить ее навсегда. Казалось, что внутри его выросло вдругъ второе существо, взбунтовавшееся противъ его приказаній, чуждое его совѣсти, противящееся всякому чувству состраданія, и это властное созданіе весело напѣвало ему въ уши, какъ бы обѣщая всѣ наслажденія въ мірѣ:

– Что, если бы она умерла? Ну-ка, маэстро! Что, если бы она умерла?

Часть вторая

I

Съ наступленіемъ весны Лопесъ де-Соса, «отважный спортсменъ», какъ называлъ его Котонеръ, сталъ являться въ особнякъ Реновалеса каждый вечеръ.

На улицѣ за рѣшеткою останавливался автомобиль въ сорокъ лошадиныхъ силъ, его послѣднее пріобрѣтеніе, о которомъ онъ говорилъ съ искреннею гордостью; этотъ огромный экипажъ, покрытый оливковою эмалью, давалъ задній и передній ходъ, управляемый опытною рукою шоффера, въ то время, какъ владѣлецъ проходилъ черезъ садъ въ домъ художника и являлся въ мастерскую, одѣтый въ синій костюмъ и фуражку съ большимъ, блестящимъ козырькомъ. Видъ у него былъ всегда самый развязный, какъ у моряка или отважнаго путешественника.

– Здравствуйте, донъ Маріано. Я пріѣхалъ за дамами.

Милита спускалась внизъ въ длинномъ сѣромъ пыльникѣ и бѣлой шляпкѣ съ густою синею вуалью. За нею шла мать въ такомъ же нарядѣ; маленькая фигурка ея выглядѣла совсѣмъ ничтожною въ присутствіи дочери, подавлявшей ее, казалось, своимъ здоровьемъ и крѣпостью. Реновалесъ очень одобрялъ это катанье. Хосефина жаловалась на слабость въ ногахъ, заставлявшую ее часто просиживать цѣлыми днями неподвижно въ креслѣ. Всякій моціонъ былъ ей непріятенъ; ей очень нравилось поэтому катиться въ моторѣ, пожиравшемъ огромныя разстоянія, и долетать до дальнѣйшихъ концовъ Мадрида безъ всякаго напряженія, какъ будто она не выходила изъ дому.

– Наслаждайтесь хорошенько, – говорилъ хуложникъ, радуясь пріятной перспективѣ остаться дома въ полномъ одиночествѣ и не чувствовать подлѣ себя присутствія враждебно-настроенной супруги. – Поручаю ихъ вамъ, Рафаэлито. Только не очень увлекайтесь быстрою ѣздою, слышите?

И Рафаэлито дѣлалъ жестъ протеста, словно оскорбляясь, что кто-нибудь можетъ сомнѣваться въ его осторожности. Съ нимъ нечего безпокоиться.

– А вы что же не покатаетесь съ нами, донъ Маріано? Бросьте свою работу. Мы недалеко поѣдемъ сегодня.

Но художникъ всегда отказывался, отговариваясь массою работы. Кроме того ему не нравилась такая быстрая ѣзда, при которой приходилось закрывать глаза, почти не видя окружающей природы, затуманенной облаками пыли и мелькавшей, какъ въ калейдоскопѣ. Онъ предпочиталъ спокойно любоваться природою, не торопясь и мирно изучая ее. Вдобавокъ душа его не лежала ко всему современному; онъ старился, и эти новшества были ему не по вкусу.

– Прощай, папа.

Милита приподнимала вуаль и протягивала отцу красныя, чувственныя губы, обнажая при улыбкѣ бѣлые зубы. За этимъ поцѣлуемъ слѣдовалъ другой, холодный, церемонный и равнодушный отъ долгой привычки; новостью было только то, что Хосефина избѣгала теперь поцѣлуевъ мужа, какъ вообще всякаго соприкосновенія съ нимъ.

Трое катающихся уходили. Хосефина шла, вяло опираясь на руку Рафаэлито, какъ будто она тащила съ трудомъ свое слабое тѣло; лицо ея было такъ блѣдно, точно вся кровь отлила отъ него.

Оставаясь одинъ въ мастерской, Реновалесъ чувствовалъ себя, какъ мальчишка на каникулахъ. Онъ работалъ легко и громко распѣвалъ пѣсни, съ наслажденіемъ прислушиваясь къ отзвукамъ ихъ въ высокой комнатѣ. Котонеръ, входя, часто заставалъ его за пѣніемъ неприличныхъ пѣсенъ, выученныхъ въ Римѣ, и спеціалистъ по папскимъ портретамъ улыбался, какъ старый сатиръ, и подтягивалъ пріятелю, апплодируя по окончаніи этой мальчишеской выходки.

Венгерецъ Текли, навѣщавшій Реновалеса часто по вечерамъ, уѣхалъ на родину со своей копіей съ картины Las Meninas, послѣ того, какъ онъ неоднократно поднесъ на прощанье руки Реновалеса къ сердцу, и напыщенно назвалъ его maestrone. Портрета графини де-Альберка не было уже въ мастерской. Онъ былъ вставленъ въ роскошную раму и красовался въ салонѣ модной дамы, возбуждая восторгъ ея почитателей.

Иной разъ, когда Хосефина съ дочерью уходили, и глухой стукъ колесъ мотора затихалъ вдали съ послѣдними звуками гудка, маэстро съ пріятелемъ начинали говорить о Лопесъ де-Соса. Это былъ добрый малый, глуповатый, но славный. Таково было мнѣніе Реновалеса и его стараго друга. Лопесъ де-Соса гордился своими усами, придававшими ему нѣкоторое сходство съ германскимъ императоромъ, и, садясь, всегда заботился о томъ, чтобы выставить на показъ руки, умышленно кладя ихъ на колѣни такъ, чтобы всѣ оцѣнили ихъ невѣроятные размѣры, напряженныя вены и крѣпкіе пальцы. Темою его разговоровъ служили постоянно атлетическія упражненія; онъ хвастался передъ обоими художниками, точно принадлежалъ къ другой расѣ, разсказывая о своихъ успѣхахъ въ фехтованьѣ, о подвигахъ въ борьбѣ, о тяжелыхъ гиряхъ, которыя онъ поднималъ безъ малѣйшаго усилія, о стульяхъ, черезъ которые онъ перепрыгивалъ, даже не прикасаясь къ нимъ. He разъ прерывалъ онъ обоихъ художниковъ, расхваливавшихъ великихъ людей въ области искусства, чтобы сообщить имъ о послѣдней побѣдѣ какого-нибудь знаменитаго автомобилиста, получившаго первый призъ на гонкахъ. Онъ зналъ на память имена всѣхъ европейскихъ чемпіоновъ, которые добились лавровъ безсмертія, прыгая, бѣгая, стрѣляя голубей, подкидывая ногами мячи или дѣйствуя холоднымъ оружіемъ.

Однажды вечеромъ онъ явился въ мастерскую Реневалеса, со сверкающими отъ возбужденія глазами и показалъ ему телеграмму.

– Донъ Маріано, я купилъ Мерседесъ. Меня извѣщаютъ о высылкѣ ея.

На лицѣ художника отразилось полное недоумѣніе. Что это за существо съ женскимъ именемъ? Изящный Рафаэлито снисходительно улыбнулся.

– Это лучшая фирма. Мерседесъ лучше Панаръ. Весь свѣтъ знаетъ это. Нѣмецкая фирма. Стоитъ около шестидесяти тысячъ франковъ. Второго такого автомобиля, какъ мой, не будетъ въ Мадридѣ.

– Ну, что же, поздравляю.

И художникъ пожалъ плечами и снова принялся за работу. Лопесъ де-Соса былъ богатъ. Отецъ его, владѣлецъ фабрики консервовъ, оставилъ ему послѣ смерти крупное состояніе, которымъ сынъ распоряжался разумно, не играя въ карты (это никогда), не имѣя содержанокъ (у него не было времени для такой ерунды) и разрѣшая себѣ тратить деньги только на спортъ, который укрѣпляетъ здоровье. У него были собственныя конюшни и гаражъ, гдѣ онъ держалъ экипажи и автомобили, показывая ихъ друзьямъ, съ видомъ знатока и артиста. Это былъ его музей. Кромѣ того у него было нѣсколько великолѣпныхъ выѣздовъ, потому что новыя увлеченія не позволяли ему забывать о старой пассіи, и онъ принималъ одинаково близко къ сердцу свои успѣхи въ автомобильномъ искусствѣ, какъ прежніе кучерскіе лавры. Время отъ времени, во дни параднаго боя быковъ или сенсаціонныхъ состязаній на Ипподромѣ, онъ получалъ первый призъ, правя шестью лошадьми, увѣшанными бубенчиками и кисточками и объявлявшими, казалось, всему міру о богатствѣ и славѣ своего хозяина.

Лопесъ де-Соса гордился своимъ образомъ жизни; онъ не дѣлалъ никакихъ глупостей, не держалъ любовницъ и посвящалъ себя цѣликомъ спорту и шику. Расходы его превышали доходы. Многочисленный персоналъ въ конюшнѣ и гаражѣ, лошади, бензинъ и его собственные туалеты поглотили уже добрую часть его состоянія. Но молодого человѣка ничуть не пугало это начало раззоренія, въ которомъ онъ прекрасно отдавалъ себѣ отчетъ, будучи разумнымъ человѣкомъ и хорошимъ управляющимъ, несмотря на свою расточительность. Это было увлеченіемъ его юныхъ лѣтъ; послѣ свадьбы онъ собирался сократить свои расходы. Онъ проводилъ всѣ вечера за чтеніемъ и не засыпалъ спокойно, не просмотрѣвъ предварительно свою классическую литературу (спортивныя газеты, каталоги автомобильныхъ фабрикъ и т. д.). Каждый мѣсяцъ дѣлалъ онъ новыя пріобрѣтенія заграницей, переводя туда десятки тысячъ франковъ и жалуясь съ видомъ серьезнаго, дѣлового человѣка на повышеніе курса, на непомѣрную пошлину, на ограниченность и близорукость скверныхъ правительствъ, тормозящихъ развитіе своихъ странъ. Каждый автомобиль сильно возросталъ въ цѣнѣ при переходѣ черезъ границу. И при такихъ условіяхъ политическіе дѣятели осмѣливались еще говорить о прогрессѣ и реформахъ!

Лопесъ де-Соса воспитывался въ іезуитской коллегіи де-Деусто и получилъ званіе адвоката. Но это вовсе не сдѣлало его набожнымъ. Наоборотъ, онъ былъ либераломъ и любилъ все современное. Онъ навсегда распрощался со своими добрыми наставниками, какъ только умеръ его отецъ, бывшій ярымъ приверженцемъ іезуитовъ, хотя продолжалъ относиться къ нимъ съ уваженіемъ, какъ къ своимъ прежнимъ учителямъ, признавая за ними великую ученость. Но современная жизнь ставила свои требованія. Онъ читалъ очень много и завелъ себѣ библіотеку, составленную по крайней мѣрѣ изъ сотни французскихъ романовъ. Онъ покупалъ всѣ парижскія новинки съ голыми женщинами на обложкѣ и съ безконечнымъ множествомъ иллюстрацій въ текстѣ, на которыхъ, подъ предлогомъ обрисовки греческихъ, римскихъ или египетскихъ нравовъ, рэзныя красавицы и эфебы изображались въ натуральномъ видѣ, одѣтые лишь въ шапки и ленты.