Обольщение Евы Фольк
Шрифт:
Схватившись за живот, Ева поморщилась.
— С тобой все в порядке? — спросила Герда.
— Не знаю. Мне кажется, что со мной что-то не то.
— Да откуда тебе знать, то это или не то? Это же твои первые роды. — Взяв Еву за руку, Герда отвела ее в гостиную. — Приляг, а я пока вызову Кребеля.
Поудобнее устроившись на диване, Ева подложила себе под голову мягкую подушку, пропахшую табачным дымом и пылью. Закрыв глаза, она прислушивалась к голосу разговаривающей по телефону матери. От самого Рождества Герда практически не брала в рот спиртного, хотя время от времени, невзирая на установленные для
От резкого приступа боли Ева вскрикнула.
Покрытая испариной Ева лежала в своей бывшей спальне. Она совершенно выбилась из сил. За дверью родители о чем-то тихо переговаривались с доктором Пришедшая на помощь к Фолькам соседка, фрау Нубер, приложила к потному лбу роженицы влажное полотенце.
— Где мой ребенок? — встрепенулась Ева.
— Его сейчас осматривает доктор Кребель, — тихо сказала седоволосая вдова.
— Его? — лицо Ева просветлело. — Это мальчик! Вольф будет рад.
— Ах, дорогая… — печально вздохнула фрау Нубер. — Но ничего, все будет хорошо.
Эта преданная прихожанка преподобного Фолька была всеми уважаема за свою нравственную чистоту. Ева пристально посмотрела на нее.
— Что-то не так? — спросила она, зная, что фрау Фольк не будет лгать.
Вдова опять приложила ко лбу Евы прохладное мокрое полотенце.
— Знаешь, Ева, — сказала она после долгой паузы, — Божья воля порой непостижима.
Ева быстро перевела взгляд с двери на фрау Нубер.
— Что случилось? — она приподнялась на локте. — Папа! — крикнула Ева. — Папа!
В комнату вошла Герда. Придвинув к кровати стул, она села возле дочери.
— Где папа? — спросила в панике Ева.
— Он в коридоре с доктором.
Ева устало откинулась на подушку.
— Я хочу увидеть своего ребенка, — прислушавшись, она вдруг поняла, что в доме тихо. — Почему он не кричит? Что с ним? Умоляю вас, скажите мне кто-нибудь, что с моим ребенком!
— Дочь, держи себя в руках, — холодно ответила Герда. В комнату вошел доктор Кребель.
— Ева, дорогая, — сказал он, беря ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Скажите мне, что с ребенком.
Обеспокоено переглянувшись с Гердой, доктор повернулся к Еве.
— Видишь ли, я пока не могу сказать наверняка, но, думаю, у твоего сына — синдром Аперта, — сочувственно сказал Кребель. — Он… В общем, он неправильно сформировался.
Ева оцепенела. Будучи не в силах что-либо сказать, она бесцельно блуждала взглядом по комнате, пока не остановилась на знакомом с детства изображении «Доброго Пастыря».
— Если ты позволишь, я сегодня же отвезу ребенка в Кобленц, — сказал доктор. — Там мы сможем надлежащим образом позаботиться о нем.
— Нет, нет! Покажите мне его! — воскликнула Ева.
— Думаю, лучше…
— Я требую, чтобы
вы показали мне моего сына. Он, наверное, хочет есть.В комнату со слезами на глазах вошел Пауль.
— Я молился о тебе и твоем сыне, — сказал он, взяв дочь за руку. — Мне так жаль, Ева, так жаль!
— Папа, пожалуйста, дайте мне увидеть моего ребенка! Пауль повернулся к доктору и жене.
— Она имеет право.
Герда, будучи не в силах выдержать этого зрелища, быстро вышла из комнаты. Тем временем Пауль попросил фрау Нубер принести новорожденного.
Ева, затаив дыхание, ожидала, когда седоволосая женщина войдет в комнату, неся на руках маленький сверток. Когда ребенка положили на колени матери, она со страхом приподняла угол одеяльца и охнула. Лицо ребенка было сильно вдавлено. Его невидящие глаза отчаянно блуждали в поисках мамы. Ева заплакала.
— Вы выбрали для него имя? — спросил Пауль, вытирая со своих щек слезы. — Доктор Кребель должен внести его в свидетельство.
Младенец начал ворочаться и тихо хныкать. Не обращая внимания на отца, Ева инстинктивно приложила сына к груди. Ребенок начал медленно, с большими усилиями, сосать.
— Ева.
Она, закрыв глаза, молча кивнула. Пауль и доктор подождали.
— Можно ли ему чем-то помочь? — спросила Ева.
Кребель покачал головой.
— Мне очень жаль. Некоторые хирурги в Швеции немного продвинулись в устранении подобных изъянов, но воспользоваться их услугами — нереально.
Ева невидящими глазами смотрела в одну точку перед собой.
— Вольф выбрал имя Герман.
Кребель вписал имя в свой блокнот.
— Значит, будет Герман Кайзер. 21 июня 1939 года.
Ева кивнула. Посмотрев на сосущего грудь младенца, она медленно высвободила из-под одеяльца его руки. К ее горлу подкатил комок. Пальчики ребенка срослись, образовав одну бесформенную массу. То же самое было и с его ножками.
Кребель спрятал блокнот в карман. Вся эта ситуация была ему крайне неприятна.
— Твоему сыну потребуется специальный уход. Из-за деформации черепа у него будет сплюснут мозг. Медики называют это краниосиностозом. У него будут проблемы с сердцем, дыханием, ушными инфекциями…
— Достаточно, доктор, прошу вас, — взмолилась Ева, со слезами на глазах глядя на то, с каким трудом беспомощному младенцу дается каждый глоток. — Он — мой сын, и я найду способ позаботиться о нем.
Ева хотела быть мужественной. Кребель собрал свои инструменты.
— Да благословит тебя Бог, Ева Кайзер. Я завтра навещу вас.
Поблагодарив доктора, Ева заверила его, что в ближайшее время рассчитается с ним. Она пыталась держать себя в руках, но, вспомнив о муже, разрыдалась.
— Ох, папа… Что скажет Вольф?
Воскресенье 2 июля 1939 года стало для Евы, наверное, самым тяжелым днем в ее жизни. С Гюнтером и Линди Ландес с одной стороны и Гансом Бибером и Оскаром Оффенбахером с другой она стояла перед алтарем церкви с маленьким Германом на руках. Пока отец молился над одетым в красивую рубашечку ребенком, Ева крепко прижимала младенца к себе. Она могла представить, о чем перешептываются у нее за спиной люди. Ева знала, что все вытягивают шеи, чтобы взглянуть на ребенка-монстра, о котором все только и говорили. Хорошо, хоть Вольфа не было рядом.