Обольщение красотой
Шрифт:
— В вас есть любопытное противоречие. Вы скрываете лицо, но по вашей походке не скажешь, что вы скромница.
Он не только хочет, чтобы она осталась, он еще и пытается завести разговор — довольно необычно для мужчины, который привык искать уединения после занятий любовью.
— Разве? — промолвила она, почти касаясь губами его щеки.
— У вас горделивая поступь. Не чванливая, разумеется, а твердая и уверенная. Дама, которая путешествует одна, скрывая лицо под вуалью, не может не привлекать внимание, не всегда желанное. Но вы держитесь так, словно вас это нисколько не беспокоит, словно вы привыкли, что на вас глазеют.
Баронесса
— И вас это интригует?
— Меня интригуют причины, которые стоят за этим. Я спросил себя, может, вы беглянка, и решил, что нет. Вуаль делает вас более чем заметной. Есть, конечно, крохотный шанс, что вы мусульманка, но мусульманки, которые считают нужным полностью закрывать лицо, никогда бы не отправились в путешествие без сопровождения. Что оставляет только две возможности. Либо вы просто не желаете показывать свое лицо, либо в ваших чертах есть что-то крайне необычное.
Она слегка отстранилась.
— Вы имеете склонность к женщинам с увечьями, сэр? Поэтому вы попросили меня стать вашей любовницей?
— Разве я просил вас стать моей любовницей?
— Конечно… — Она умолкла на полуслове.
Когда он сказал, что хотел бы узнать ее лучше, именно она спросила его, не ищет ли он любовницу.
— Когда вы сразу же предположили, будто я хочу переспать с вами, вы ответили на мой вопрос. Женщина с крайне необычными чертами лица отнеслась бы к моему интересу подозрительно. Но вряд ли она тут же обвинила бы меня в похотливых поползновениях. Вы, однако, восприняли как должное, что интерес мужчины к вам лежит в этой области. — Было на удивление легко разговаривать в темноте с этой безликой леди, словно он разговаривал с морем или небом. Кристиан откинул ее волосы назад. — Хотя, если бы я знал, как велико наслаждение, которое вы принесли в эту сделку, я бы преследовал вас с большей настойчивостью.
Должно быть, его попытка объясниться позорно провалилась — или задела ее чувства. Баронесса отодвинулась от него и села на постели.
— Мне нужно идти.
— Не хотите, чтобы я помог вам найти одежду? Она, наверное, разбросана по всей комнате. Боюсь, я был не настолько прилежен, чтобы сложить ее в аккуратную стопку.
Его немецкий был довольно беглым, в голосе чувствовалась улыбка. Венеция прикусила нижнюю губу. И почему она не продумала все заранее? Как она найдет одежду в темноте и оденется, чтобы выглядеть сколько-нибудь прилично?
Он встал с постели следом за ней.
— Вот что-то ваше. А это, кажется, мое. А это что такое? Корсет?
Венеция наткнулась на свои туфли и чулки. Но прежде чем она успела поднять их, Лексингтон оказался рядом и сунул ей ворох одежды, коснувшись рукой ее локтя.
— Помочь вам одеться?
— Нет, я…
— Давайте притворимся, что это место раскопок и будем работать методично, — сказал он, забрав у нее одежду. — Я буду класть каждый предмет на постель, и мы попытаемся угадать, что это и чего не хватает.
Венеция не ожидала подобной готовности помочь. Судя по звукам, ее одежда приземлилась на постель, а герцог переместился на другую сторону кровати, видимо, чтобы приступить к классификации означенных предметов.
Она нагнулась, чтобы поднять свои чулки. Выпрямившись, почувствовала прикосновение к спине чего-то мягкого, как одеяло.
— Набросьте, иначе замерзнете, — сказал Лексингтон.
Это был халат из мериносовой шерсти. Венеция завязала
на талии пояс.— А как же вы?
— Я нашел брюки. А теперь давайте займемся вашей одеждой. Ваше платье, — последовала пауза, заполненная шорохом ткани, затем он продолжил: — поместим в самый низ стопки, положив сверху все остальное в обратном порядке. Сколько у вас нижних юбок?
— Одна.
— Только одна?
— В юбке имеется разрез, поэтому в комплект входит вышитая нижняя юбка. А поскольку разрез очень узкий, если надеть больше одной юбки, пострадает покрой.
Зачем она все это рассказывает? Словно боится, что он подумает, будто отсутствие множества юбок свидетельствует о ее моральной распущенности. И это после того, как она переспала с ним, не будучи даже надлежащим образом представленной!
— Разумно, — промолвил Лексингтон. И опять в его голосе послышалась улыбка. — Покрой, определенно, не пострадал.
У Венеции было такое ощущение, будто она провалилась в кроличью нору [7] . Или Лексингтон оказался воплощением доктора Джекила и мистера Хайда, но с точностью до наоборот: вместо того чтобы под покровом тьмы превратиться в злодея, он стал намного приятнее.
— Найдете сюда дорогу? — спросил он. — Ваши вещи в полной готовности.
Венеция обошла кровать.
7
Намек на сказку Льюиса Кэррола «Алиса в стране чудес».
— Где вы? Я не хотела бы наступить вам на ногу.
— Хм-м-м, — произнес он. — В вашем немецком чувствуется акцент.
Венеция резко остановилась. Она выросла с гувернанткой-немкой. Обычно считалось, что урожденные немцы говорят без английского акцента.
— Какой?
— Я некоторое время провел в Берлине, ваше произношение отличается от прусского или характерного для выходцев из польских земель. Вы говорите как уроженка юга Германии — я бы сказал, Баварии.
Ее гувернантка действительно происходила из Мюнхена и говорила на баварском диалекте.
— Неплохо для англичанина.
— И все же я не уверен, что вы немка.
Слишком хорошо для англичанина.
— Почему? Вы сами заметили баварский акцент.
— Когда я упомянул акцент, вы замерли на месте. И все еще стоите, кстати.
— Неужели это так важно, кто я: немка, венгерка или полячка?
— Полагаю, нет. Ваше имя действительно фон Шедлиц-Гарденберг?
— А что, если я не баронесса? «Родезия» пойдет ко дну?
— Нет, но я убежден, что это вызовет шторм.
Судя по его голосу, он опять улыбался… и стоял слишком близко.
Его рука прошлась по ее волосам.
— Чего вы боитесь?
— Я ничего не боюсь. — Но ее голосу не хватало убежденности.
— Отлично, вам и не следует бояться. Что я могу сделать для вас? Когда мы сойдем на берег, я не узнаю вас, даже если мы столкнемся лицом к лицу.
Но у нее другие планы? В Саутгемптоне Венеция предполагала открыться, дав ему понять, что он оказался в дураках. Она представляла себе эту сцену в самых разных вариациях, но каждая вела к его неизбежному поражению и гневу. Оглядываясь назад, она понимала, что это было так же самонадеянно с ее стороны, как если бы она планировала путешествие на Луну, не имея никакого опыта, кроме почерпнутого из научно-фантастических романов месье Верна.