Обольщение в красном

Одрианна бросила долгий и мрачный взгляд на кровать.

– А где окажетесь вы? – спросила она.

– С другой стороны этой перегородки, – с усмешкой ответил он.

– Но это невозможно! Это неприлично!

– Полагаю, сейчас не самое подходящее время думать о приличиях подобного рода.

Одрианна покорно склонила голову. Завернувшись в шаль, она приподняла уголок простыни и скрылась за ней. Они оказались в нелепейшей ситуации независимо от того, что привело ее сюда, так что действительно было не до церемоний. Не может же он всю ночь сидеть на стуле с раненой рукой. В то же время лорд Себастьян не допустит, чтобы на стуле устроилась она, пока он будет спать в постели.

Одрианна улеглась, сдвинулась на свою сторону и закрыла глаза. Несмотря на усталость, ее тело было напряжено, как тетива лука. Она слышала, как он ходит по комнате. А потом матрас заскрипел под его спиной и за колышущейся между ними перегородкой. Одрианна всем телом и даже разумом чувствовала его близость, хоть они и не прикоснулись друг к другу.

Одрианна попыталась заснуть. Нет, это было невозможно. Он же там. Она представила, как он тянется к ней и…

Эта мысль шокировала ее. А ее тело запылало. Она попыталась направить мысли в другую сторону, думать о маме и Саре, об отце. Даже о Роджере. Но это не помогло. Вместо этого интимность стала почти физически ощутимой, она заполнила собою почти всю комнату и охватила ее.

Это было хуже, чем сидеть в переполненном экипаже в окружении незнакомцев. Там хоть каждый делал вид, что не замечает своих соседей. Все эти люди оставались незнакомцами друг для друга, даже если они и перекинулись парой словечек, потому что их разговоры были ни о чем. В конце путешествия все расходились в разные стороны, что служило концом вынужденной интимности, которой словно и не было.

Но лорд Себастьян никуда не денется. Утром ей придется смотреть ему в глаза, и она не сможет притвориться, что ничего этого не было. К тому же он больше не был для нее незнакомцем, да и разговаривали они об очень важных вещах.

А еще он поцеловал ее. И она это позволила! Именно это наполняло ее страхом, к которому примешивалась немалая доля… да-да… ожидания. Она дала ему повод думать, что если он прикоснется к ней, она не станет возражать. Именно это заставляло ее все острее чувствовать его присутствие рядом.

Себастьяну тоже не спалось. И она знала почему. Поэтому Одрианна не смела пошевельнуться. Даже чуть-чуть. Всю ночь.

Себастьян прождал четверть часа, сидя на деревянном стуле, пока его рука пульсировала от боли. Потом он лег – одетый, в сапогах и во всем остальном – на освобожденную для него половину кровати, отделенную легкой тканью. Боль с такой силой терзала его, что он даже не решался прикоснуться к этой ткани, за которой лежала она.

Правда, покой помог руке и плечу. Хотя, возможно, близость женщины заставила бы его забыть о ране и боли. Как и большинство мужчин, а может, и больше, чем большинство, он был склонен к искушающим размышлениям. Себастьян печально улыбнулся, почувствовав легкое возбуждение, когда до него донеслось ее слабое дыхание.

Черт возьми! Вот он лежит тут, в одежде и сапогах, находясь в такой ситуации, которую кто-то другой мог бы назвать катастрофической, а его тело тем временем призывает его подумать об открывающихся возможностях.

Себастьян постарался отогнать от себя мысли об искушении. Но стоило ему вернуться к реальности, как рука заболела снова, причем боль была яростной, пульсирующей. Себастьян заставил себя думать о том, как быстро эта ночь превратилась в сплошную катастрофу.

Он восхищался отвагой мисс Келмслей, которая осмелилась встретиться с Домино, однако, вспоминая недавние ночные события, Себастьян не мог не чувствовать раздражения. Если бы она осталась в Лондоне, как поступила бы любая другая женщина, он, возможно, осуществил бы свой план и узнал правду о заговоре. Неплохо было бы придать брату Моргану решимости в этом деле, ободрить его. На вместо этого ему теперь придется расплачиваться за произошедшее, черт побери!

Себастьян попытался вспомнить хоть что-то о незваном госте, но все его воспоминания сводились к чему-то невнятному: он действовал под влиянием интуиции, защищал их обоих. А видел он только шляпу – низко натянутую на лоб, темную, с широкими полями. Себастьяну стало казаться, что человек, покупавший эль, когда он наводил справки у хозяина гостиницы, был как раз в такой шляпе, однако он не был уверен в этом Но если это и был Домино, то он слышал, как хозяин описывал Себастьяну путь до комнаты, так что у него даже не возникло необходимости самому задавать эти вопросы.

Как бы ни хотелось Себастьяну избавиться от раздражения, вызванного тем, что Одрианна помешала развитию событий, он так и не смог этого сделать за долгие часы ожидания. Да и поцелуи имели к этому не последнее отношение. К тому же Себастьяну нравилось, что она старается восстановить доброе имя своего отца. Он понимал, что такое родственная любовь и каких жертв она может потребовать. Также он был вынужден признать, что безрассудный поступок Одрианны говорит в ее пользу, несмотря на то что толку от него так и не было. У Хораса Келмслея не было сына, который мог бы защитить его имя, так что за это дело взялась дочь.

Себастьян стал вспоминать, что ему известно о семье Хораса, не считая того, что он узнал за последние часы об Одрианне. Он видел похороны Хораса, которого опустили в могилу на неосвященной церковью земле, потому что он покончил жизнь самоубийством. Проводить его в последний путь пришло совсем мало народу. У человека, которого при жизни публично осудили, много друзей не бывает.

Себастьян видел вдову в черном платье. С ней пришли две девушки. Одна из них шла рядом с матерью, разве что за руку ее не держала. Другая стояла поодаль – возможно, она сильно горевала и испытывала потребность в одиночестве. Он находился на некотором расстоянии от этой маленькой группы, так что заметил лишь то, что у всех женщин были темные волосы.

В тот день Себастьян следил за похоронами, надеясь, что кто-то из заговорщиков под видом друзей или родственников придет проститься с покойным. Впрочем, лишь несколько человек, собравшихся вокруг могилы, привлекли его внимание, и это точно не были женщины.

Жена и дочери потеряли не только мужа и отца. В последующие месяцы женщинам Келмслей пришлось весьма тяжко в финансовом отношении. Правда, Себастьян особо не задумывался о последствиях самоубийства для этих невинных душ. Честно говоря, он вообще о них не думал.

И вот теперь одна из них лежит рядом с ним на постели, в комнате, где им не следует даже находиться наедине.

Интересно, подумал Себастьян, мировой судья окажется человеком разумным или глупцом?

Ожидающий их разговор мог завершиться лишь двумя вариантами. И оба варианта не принесут мисс Келмслей ничего хорошего.

Стук в дверь прозвучал как-то слишком резко. Себастьян тут же пробудился от чуткого полусна, который, кажется, только что охватил его. Когда он встал с кровати, в глазах у него на мгновение потемнело от вызванной раной боли. Себастьян выглянул в окно. Сквозь полуприкрытые ставни в комнату едва проникал серый свет. Скоро рассветет.