Оборотень на диете или я ушла, и все наелись

– Сама слышала. Он разговаривал со своим другом, так, что информация точная. Он с вами расстался из-за меня. Он считает, что я буду против, но я не против. Глупости. Понимаете, скоро заканчивается лето и мне придется уехать, и он останется совсем один. А мне бы не хотелось оставлять его вот так. Ну, что с ним будет? Останется как сыч в своей хижине дяди Бена. Это ужасно. Мой отец, он конечно бывает грубоват, и у него эгоистичная и своенравная дочь, которая умудрилась с ним не общаться пять лет. Но, на самом деле он хороший правда, он заботливый отец, и у него есть совесть. И он может много добиться, его нужно просто поддержать, помочь ему немного. Пожалуйста, сходите с ним на свидание, мисс Геллар!

– Подслушивала. Тебе никто не говорил, что это нехорошо – и это все, что она поняла из моей пламенной речи? Ну, и кто из нас ненормальный?

– А кто вам сказал, что я хорошая? Подслушивать иногда полезно. Я пытаюсь заботиться о своем отце, может, не так как надо, но мне хотелось бы, уезжая знать, что у него все в порядке.

– Послушай меня маленькая девочка не суй свой нос туда, куда тебя не просят. Бен взрослый человек. И если он решил, значит, так тому и быть. Не буду, я его приглашать, у меня есть гордость. А ты не лезь не в свое дело – резко отрубила Труди.

Ой, ну, зачем она вздумала меня останавливать. Я все и так знаю, что не права, что нельзя вмешиваться в личные дела родителей. Но мой воспаленный мозг кричал одно, «победа или смерть». Я просто должна была сделать для Бена ну, хоть что-то хорошее.

– Но послушайте меня , Труди я вас умоляю… - в порыве неумной страсти, я взмахнула рукой как крылом и опрокинула чашку горячего кофе прямо на Труди. Та завизжала

– О Бога ради простите, я сейчас все вытру – и я не нашла ничего лучшего, чем полезть через барную стойку. Убирая стаканы от моих ручонок, Труди не рассчитывала на ноги, а зря. Н-да скалолазка из меня никакая. Перелезая, я с легкостью сшибла пяткой всю стеклотару. А после упала за бар прямиком на многострадальную папину зазнобу.

Затем случился маленький пожар. Но я в нем не виновата. Охранник, который, видимо, принял меня за маньяка, так возбудился от возможности обезвредить опасную преступницу, что в смертельном броске выплюнул окурок изо рта. И тот удачно приземлился на барную стойку, на которой я предварительно все той же самой ногой разлила виски из бутылки.

После чего, я мило пнула охранника, а пожар затушила собственным топом. И наконец, добралась до мокрой и задыхающейся Труди:

– Ну, пожалуйста, пригласите папу на свидание, я вас очень прошу – завела я ту же пластинку.

Труди отмахивалась от меня, как от кошмарного чудовища

– Скажи мне ходячая катастрофа, если я тебе пообещаю, ты уйдешь отсюда, и больше не зайдешь в мое кафе – прохрипела она

– Конечно – я довольно улыбалась, победа за мной, пусть и с небольшими разрушениями, прости меня папа, но я хотела как лучше

– Тогда клянусь здоровьем своих родителей, только убирайся.

– Нет, извините меня бога ради. Давайте я здесь все приберу. И выстираю вашу кофточку. – мне хотелось оставить после себя хоть мало-мальски хорошее впечатление. Ну, я неисправимая оптимисткаJ

Труди испуганно, вскинулась.

– Нет, нет, не надо, теперь я тебя умоляю, иди домой – она снова замахала руками.

Я не стала ее огорчать и так уже перестаралась.

– Извините меня еще раз мисс Геллар. Я не хотела правда. Я хотела как лучше – неловко мямлила я, выбираясь из под барной стойки. До входа меня провожал бдительный охранник.

Вот так я и вышла на улицу, довольная и в одном лифчике, паленый топ я оставила Труди на память. Прямо перед вывеской кафе меня поджидал Винс.

– Ба, какой прогресс, лифчик ты надела, а кофту видимо забыла. Классный лифик, тебе идет красный.

Мое лицо сравнялось цветом с бельем.

– Винс, дай мне рубашку, и пойдем, мне надо поесть

– А мне выпить – Винс присвистнул – Ты горячая штучка Эш, ни за что не дам тебе рубашку, тебя надо показать массам.

Я зарычала и подняла одну бровь

– Ты хочешь, чтоб я сама тебя раздела, Вини? – протянула я

Видимо зяблику что-то не понравилось в моем взгляде, и он, молча, отдал свою рубашку. Впрочем, хватило этого юмориста ненадолго, уже через две секунды он начал надо мной прикалываться и не мог успокоиться до самого кафе.

А на следующий вечер Бен засуетился, как молодой петушок в майскую пору. К моему полному удовольствию, прямо скажем.

– Папа, ты куда-то собираешься? – коварно улыбаясь, спросила я.

Бен покраснел до ушей.

– Да, на встречу со старым другом, копейка – буркнул отец.

– На встречу с женщиной нельзя идти в таком виде – безапелляционно отрезала я.

– Да с чего ты взяла – покраснел еще больше Бен. Это так забавно – смущающийся папаша.

– Ты побрился и начистил ботинки, и от тебя разит духами. Нетрудно догадаться, папа – веселилась я.

– Эш…. – прошипел, в конец смущенный, Бен

– Пап, давай наденем костюм. Джинсы и рубашка хороши для ранчо. Для женщины внешний вид много значит, поверь мне. Твой солидный прикид скажет ей о солидности твоих намерений – уже серьезно прокомментировала я.

Бен морщился, а я с большим удовольствием его наряжала.

– Подари ей цветы, и скажи что у нее красивые туфли. Не груби, не дави на нее и потанцуй с ней обязательно. Это так романтично! – напутствовала я.

– Дожились, моя малолетняя дочь дает мне советы как увлечь женщину. Эш, а ты как не против? – проворчал Бен.

– Нет пап, я за тебя рада. – искренне ответила я.

Провожая отца, я подумала, что сегодня хороший день. Мой последний хороший день, как оказалось в последствие.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Может быть, я больше никогда не вернусь. Вернее, я никогда не вернусь. Но все же я верила, нет, я знала. Моя душа осталась с тобой, она там, застыла памятью моего лица в твоих глазах, теплом моих рук на твоих руках, вкусом моих губ на твоих губах. И пусть мой вкус стал для тебя горше пепла, пусть призрак моих прикосновений оставляет ледяной ожог, пусть ветер моего имени навевает лишь горечь. Пусть! Ведь это значило, что ты меня не забыл. Твои звонки говорили, что не забыл и держишь мою душу в плену по-прежнему, не отпускаешь ни на миг, любуешься каждым движением, каждым проблеском меня в тебе. Но, что память людская, как быстро она меркнет, как быстро все теряет свою остроту! Как быстро! Ты перестал звонить, и значит только одно, ты забыл. И теперь моя душа на свободе. Зачем ей свобода?

«Боже, мамочка, мама, родная, мама, я не могу, спаси меня. Мамочка, я умираю. Мамочка!!!!» Мама» - я кричала, беспомощно, как малое дитя. Больно, слишком, больно, невыносимо больно!!!!

– Ой, Кел, это так романтично! – восторженно прошептала Дейзи – Ты так про нее рассказываешь! Ах, вы с ней прям волк и ягненок!

– Да, только в моем случае, это не овечка, а коза, бодливая с двумя левыми копытами, абсолютна полоумная – зло выплюнул я.

«Дрянная коза. Не девушка, а танк без руля управления. Проехала по тебе влево, вправо, а потом еще гусеницами вдавила, для пущего эффекта!!! А еще у нее дикие глаза, как черные дыры, ядовитый рот, и волосы пахнут, так, что у меня крышу срывает, и тело такое, что при одной только мысли в дрожь бросает. И кожа у нее белая, как шелк мягкая. И веснушки и улыбка, и словечки. Самый милый танк в мире» - Кел, куда тебя несет, больной ты человек, чокнутый.