Оборотная сторона героя
Шрифт:
– Правильно! Правильно Терсит, сын Агрия говорит! – поддержала толпа.
"Интересно, почему этот митинг надо было устраивать именно у палатки Ахилла?" – с тоской подумал Илья, понимая, что сейчас ему снова придётся проявлять инициативу, раздавать приказы, решать проблемы… Неужели грозная репутация вождя мирмидонов этого борца за справедливость не смущает?
– Я говорю – разделить добычу потребуем! Я говорю – заставим с нами поделиться вождей!
Сквозь согласное "Да!" Илья отчетливо услышал лязг мечей – мирмидоны приготовились защищать палатку своего вождя – и активно заработал локтями, преодолевая последние ряды собравшихся.
Пробившись сквозь толпу, он, как и ожидал, увидел мирмидонов, ощетинившихся
Состояние нерешительности и сомнения долго держаться не могло, и Илья это прекрасно понимал. Толпа колебалась на самой грани. Малейшее слово или жест – и солдаты либо разойдутся, либо в ярости бросятся на мирмидонов, не разделивших призыва к перераспределению захваченного вождями добра. Второй вариант куда более вероятен – лысый провокатор никуда не смылся и стоял неподалеку, явно готовый вмешаться и подтолкнуть шаткий баланс в нужную ему сторону.
Илья не успел еще сообразить, что ему следует предпринять, как Терсит тоном опытного шантажиста обратился к мирмидонам:
– Отчего вы не поддерживаете нас? Разве мы все – не греки? Разве не все заодно должны мы быть?
Хитрый ход. В греческой армии присутствовало несколько десятков племен, и концепция единой греческой нации, активно проповедуемая и насаждаемая Агамемноном, еще не нашла отклика в душе воинов, по-прежнему считавших себя в первую очередь аркадийцами, афинянами, итакийцами, коринфянами, пилосцами и родосцами, и только потом уже – греками. Но открыто выступать против официальной политики царя считалось крайне неразумным – Агамемнон старательно искоренял смутьянов.
– Что происходит? – торопливо вмешался Илья, и только миг спустя сообразил, что впервые с момента появления в лагере оказался в центре пристального внимания целой толпы, да еще и при свете дня. Кровь бросилась в лицо, по-прежнему по ощущениям напоминавшее тугую распухшую подушку – спасибо перенесённым в салоне процедурам "красоты". Вот как заметят сейчас, что Ахилл-то поддельный – и он даже добежать до храма Аполлона не успеет…
Подмену не заметили. Более того, солдаты позабыли о своем намерении броситься друг на друга и уставились на предводителя мирмидонов. Но радоваться было рано – Илья прекрасно понимал, что выиграл лишь несколько мгновений.
– Ну? – требовательно обратился он ко всем вместе и ни к кому в отдельности. Огляделся. От волнения лица расплывались перед глазами, но Илья все-таки нашел Терсита и буквально вцепился в него взглядом: – Чего тебе надо?
Терсит, надо отдать должное, хоть и растерял почти весь свой боевой запал перед лицом прославленного Ахилла, сумел собраться: судорожно сглотнул, вздернул бородёнку и заявил, отчаянно стараясь, чтобы его голос звучал вызывающе и твёрдо:
– Вы, вожди, себе забираете всю добычу, а нам – ничего.
– Кому – нам?
– Нам, воинам рядовым, – Терсит вжал голову в плечи, но все-таки добавил, правда, несколько неуверенно: – И мы недовольны.
Илья слегка кивнул и, повысив голос, обратился к воинам Ахилла:– Мирмидоны, вы недовольны?
– Довольны! – в один голос рявкнули те.
– Мои воины довольны, – заключил Илья, повернувшись к Терситу.
– Так это твои воины, – шмыгнул он, – Мирмидоны всем довольны всегда, у них всегда есть всё. Если захотят они себе что-то взять, они берут, и им не указ никто, кроме тебя. А остальные? Что делать нам? Нам ничего не достаётся.
– А какое мне дело до остальных? Я не ваш вождь. Идите к своим царям и с них спрашивайте, – нахмурился Илья.
Суровые интонации
подействовали – собравшаяся у палатки Ахилла толпа как-то незаметно потеряла плотность – солдаты начали расходиться.Терсит, тем временем, нерешительно подошёл к Илье и, наклонив голову вбок, переспросил:
– У царя спросить?
Илья пожал плечами. Терсит почему-то просиял, а потом развернулся и понесся резвой рысью вглубь лагеря.
Илья незаметно выдохнул. Он только сейчас понял, как был напряжён. Поискал глазами Патрокла. Тот, словно чувствуя, когда в нем нуждаются, немедленно материализовался рядом.
– Что случилось? Почему они все пришли именно сюда?
– Из-за пленницы, – развел руками Патрокл.
– Из-за пленницы? – удивился Илья. – А чего она им вдруг далась?
– Сын Агрия решил, что если у тебя две пленницы, а у кого-то – ни одной, это несправедливо. Хотел одну себе забрать, я думаю.
– Две пленницы? – переспросил Илья. – Почему две?
Патрокл вместо ответа молча отодвинул полог палатки. Илья зашел внутрь и обнаружил там связанную по рукам и ногам высокую, крепкую белокурую женщину в изрядно потрепанных кожаных доспехах. Илья вопросительно взглянул на Патрокла. На лице рыжего грека появилась сдержанная ухмылка:
– Пенфесилея, предводительница амазонок. Нам повезло – мы её схватили прежде, чем успела она перерезать себе горло.
– А где вы ее схватили?
– Мы же конницу их разгромили!
– Ах, да, – выдохнул Илья, вспомнив, что в троянской коннице, на пути у которой он выстроил мирмидонов, был отряд амазонок. Знаком отпустив рыжего грека, конквестор уселся прямо на песчаный пол и обхватил голову руками. Мало ему одной пленницы – так теперь еще и царица амазонок появилась…
Обеспокоенный взгляд Брисейды он заметил не сразу. Девчонка, без сомнения, слышала всё, что происходило снаружи. И, похоже, представив перспективы ближайшего будущего, сделала соответствующие выводы. Прежде чем Илья успел что-то сказать, она подошла к нему, опустилась на пол напротив и тихо попросила:
– Если хочешь ты отдать меня им, потому что решил, что я бесполезна, прежде шанс мне дай доказать тебе, что это не так.
Амазонка яростно зашипела что-то сквозь зубы. Илья даже не обернулся, он смотрел прямо в ярко-зеленые глаза Брисейды. Девчонка не шевелилась; она не сделала попытки ни отпрянуть, ни податься вперед. Илья не увидел в её взгляде ни паники, ни страха, ни горечи – лишь спокойную решимость.
– Не отдам, – мотнул головой Илья.
Брисейда по-прежнему не двигалась, в её взгляде не отразилось ни облегчения, ни радости. Зато появились отрешённость и ожидание. И готовность принять свою судьбу. Выражение, чем-то схожее с тем, какое появляется на лице воина перед неизбежной битвой.
Илья поморщился – вся эта ситуация была ему бесконечно неприятна.– Иди, – махнул он рукой.
Брисейда испарилась. Илья медленно снял с себя доспехи, опустился на жесткий дифф и устало вытянулся. Вяло отметил про себя, что в этот раз не терзался ненужными сомнениями, а не развязать ли ему новую пленницу – такая закаленная в боях валькирия его запросто на лопатки уложит, безо всякого оружия, только дай ей шанс. Снаружи доносился шум лагеря, в голове гудело от всех произошедших событий. Илья прикрыл глаза и сам не заметил, как задремал. Его разбудили возмущенные голоса рядом с палаткой. "Неужели снова митинг надумали устраивать?" – удивился он. Нехотя поднявшись, отдёрнул полог шатра и увидел, как мирмидоны яростно спорят с воинами в изукрашенных блестящих доспехах.