Оборотная сторона героя

– Конечно, понимаю, – раздраженно передёрнул плечами Илья. – Всё понимаю, только… Не знаю…

– Боишься, что не сможешь даже оцарапать?

– Боюсь, что не захочу оцарапать, зная, что лезвие отравлено, – честно признался Илья. – Я себя знаю и боюсь, что буду тянуть время, буду сомневаться и решусь только тогда, когда меня окончательно припрёт. А поскольку припрёт меня Гектор, это значит, что решусь я слишком поздно.

Ян долго смотрел на Илью; его лицо словно застыло, только в прищуренных глазах вспыхивали холодные голубые искры. Затем он решительно поднялся и распорядился:

– Отдыхай, выздоравливай. А я пойду в проход, лекарство тебе принесу.

– Ян, – окликнул его Илья, – Раз уж ты в Москву, может, узнаешь, можно мне ещё фрейтса?

– Ты что – уже всё израсходовал?

– Не всё. Но осталась всего одна капсула.

– Этого достаточно, – твёрдо ответил Ян. – Илья, тебе выдали максимальную дозу, допустимую для приёма в организм за столь короткий промежуток времени. Три капсулы. Ещё одна – и всё.

– Что – всё? Умру я, что ли? Если нет, то со всем остальным я справлюсь.

– Не умрёшь. Но передозировка повредит мозг и серьёзно повлияет на психику.

– Ясно, – мрачно вздохнул Илья и, развернувшись, зашагал к шатру Ахилла.

Ян проводил его встревоженным взглядом и решительно направился в сторону храма Аполлона.

* * * Мысли о случившемся инциденте настойчиво преследовали Гожо. То, что в дело вмешались какие-то серьезные люди, было ясно, и теперь цыган метался по дому, не зная, что ему делать, куда бежать, у кого просить совета, и отчаянно пытался взять себя в руки. Ввязываясь в операцию с оружием, он понимал, что это не игра, а предельно серьезное мероприятие. Но всё казалось так легко, так просто! И вот – на тебе, едва не до убийства дело дошло! Хорошо хоть Ахилл в последний момент остановился. Что же делать? Что делать? Что делать? Паническая мысль билась, словно дикая птица, посаженная в клетку. В конечном итоге цыган так и не пришел ни к какому решению; не представляя, как себя вести в этой ситуации, Гожо был вынужден просто ждать, как станут развиваться события. Ждать – и наивно надеяться, что беседовавший с ним вчера мужчина был не очень важной шишкой, и потому все как-нибудь само собой образуется и утрясётся. Лекс из последних сил старался ничем не выдать свое смятение. От одной мысли, что о случившемся узнает отец, его бросало в холодный пот. Предстоящий вечером семейный праздник казался ему каторгой – Гожо не был уверен, что у него хватит сил притворяться и веселиться как ни в чем ни бывало. Барон пока ещё не заметил, в каком состоянии пребывает его младший сын. Поглощенный предстоящим застольем, он только мимоходом напомнил Гожо, чтобы тот не забыл взять с собой на праздник Ахилла. Неважно, что никто не знает, кто он, откуда и на каком языке говорит – для вступившегося за одного из них дом Тагира Алмазова – родной дом. К вечеру нервы Гожо были напряжены до предела, и в ресторан, где собирались праздновать день рождения, цыган отправлялся с энтузиазмом приговоренного к казни. Хорошо хоть, женщин на застолье не будет – они бы уж точно заметили, что с ним что-то не так. Несмотря на прогрессивные взгляды, цыганский барон придерживался ряда старых традиций; в частности, женщины и дети с мужчинами за столом не сидят. Вот и сегодня жёны, сестры, тёти, бабушки и дети день рождения Джуры будут отмечать дома у Алмазовых, отдельно от мужчин. Шумное застолье, от которого в любое другое время Гожо получил бы искреннее удовольствие, в этот раз тянулось мучительно долго. Веселый гомон, громкий смех, зажигательная музыка – все это невыносимо било по ушам, раздражало и действовало на нервы. Цыган стискивал зубы, заставляя себя сидеть спокойно, и мечтал лишь о том, чтобы непереносимый шум затих хоть на мгновенье. Его желание исполнилось. Но далеко не так, как ему хотелось бы. В самый разгар застолья в помещении вдруг появилось с полдюжины вооружённых незнакомцев. Цыгане далеко не сразу обратили на них внимание – они были безудержно веселы и шумно пьяны. Резкий звук выстрела прервал радостное многоголосье. А потом прямо напротив Гожо оказался тот самый бесцветный тип со стрижкой под короткий горшок, с ребятами которого сегодня утром так быстро расправился Ахилл. Цыган почувствовал, как замерло, а затем истошно заколотилось сердце в груди. Бесцветный уставился прямо на Гожо и медленно процедил:

– Ну как, ты всё ещё не хочешь договориться по-хорошему?

– Что происходит? – требовательно осведомился барон.

Бесцветный не обратил на него никакого внимания – он не спускал глаз с Гожо. Молодой цыган сглотнул и с трудом разжал онемевшие губы:

– Я действительно работаю на себя.

– На себя… Откуда у тебя товар?

Мысли Гожо лихорадочно метались. Он обещал полковнику Непыренко, что о нем никто не узнает, но…

Терпеливо дожидаться ответа бесцветный не собирался.

– Значит, так, молокосос, слушай меня внимательно, – он сделал знак рукой, и в зал ресторана один из амбалов втащил девушку, в которой Гожо с ужасом узнал свою сестру Гили. – Ваших женщин с детьми мы забрали с собой, и у тебя есть сутки, чтобы сообщить мне интересующие меня сведения. Если будешь благоразумен, то все еще может обойтись хорошо – для всех, и для тебя в том числе. Мы не звери, без надобности не калечим. Надумаешь – позвонишь по этому телефону, – бросил он на стол листок бумаги. – Советую не размышлять слишком долго. И ещё одно условие: если хочешь, чтобы весь ваш выводок вернулся домой в целости и сохранности, сдай мне того урода, который порезал моих ребят.

Мрачные парни, умело прикрывая бесцветного и держа под прицелом присутствующих, вышли из ресторана.

В гробовой тишине Тагир Алмазов вперил в Гожо требовательный взгляд:

– Что происходит?

Глаза всех присутствующих обратились на младшего сына барона. В этот миг Гожо пожалел, что его просто-напросто не пристрелили.

Медленно, с трудом подбирая слова, то и дело сбиваясь, он принялся объяснять. Рассказывал всё как есть, без утайки. Старательно избегал смотреть на отца; он знал, что не сможет выдержать его взгляд – пристальный, холодный, ничего не выражающий. За которым наверняка скрыто разочарование и осуждение. Когда Лекс закончил, Тагир Алмазов мрачно обвел взглядом всех присутствующих:

– Что будем делать?

Гожо сковало оцепенение; он не слышал, что обсуждали за столом, механически, бездумно сел в чью-то машину, не замечал дороги и едва ли понял, что приехал домой. Спасительное отупение все длилось, и Гожо был этому рад – как только он придет в себя, чувство вины раздавит его.

В разгромленных комнатах дома Алмазовых ярко горел свет, сновали туда-сюда люди, хлопали двери, звонили телефоны….

В смятенной суете никто, в том числе и Гожо, не заметили, что молчаливый незнакомец Ахилл исчез.

* * * Всю дорогу до Москвы Ян провел в сосредоточенном молчании. Тарас, уже смирившийся с тем, что его некоторое время будут использовать исключительно как шофера, не рискнул вывести обычно такого словоохотливого и жизнерадостного Яна из состояния хмурой задумчивости. Солнце давно потухло за крышами домов, и вечерний поток машин достиг наивысшей плотности, когда УАЗик бодро зарылся в лабиринт отходящих от Яузы улочек. Но хотя рабочий день и подошел к концу, Яну было необходимо поговорить с Папычем прямо сейчас, не откладывая на завтра. Офис "Бастиона" пустовал; тихо гудели системные блоки в аналитическом отделе и тикали часы на стене. Папыч сидел в своём офисе и что-то сосредоточенно печатал на компьютере.

– Добрый вечер, Андрей Папыч. Ты как? – Ян единственный из всех сотрудников обращался к шефу на "ты" – солидный стаж в "Бастионе" позволял.

– Здравствуй, – кивнул Папыч в ответ, не отрываясь от экрана. – Уже затосковал по цивилизации?

– Вроде того, – с улыбкой поддержал Ян, усаживаясь напротив. Потом посерьезнел: – Дело есть.

– Да я сообразил, что не по мне соскучился.

– Я про Илью, – не поддержал шутки Ян.

Папыч оторвался от клавиатуры и откинулся на спинку стула, ожидая продолжения.

Ян чуть нахмурился, пытаясь сообразить, как лучше выразить свои мысли.

– Объективно – Илья старается, и получается у него неплохо. Особенно с учётом того, что задание ему досталось беспрецедентно сложное, да и риск быть убитым довольно велик. К тому же, кроме общих битв ему ведь ещё и на поединки выходить приходится, и это при том, что на мечах он, сам знаешь, сражается посредственно. Но он выходит. Без энтузиазма, конечно, однако винить его за это глупо…

Папыч внимательно смотрел в глаза одному из самых опытных своих конквесторов и не говорил ни слова.

Молчание шефа привычно нервировало. Ян скрестил руки на груди и тут же чертыхнулся про себя, поняв, что невольно выдал себя этим жестом.

– Давай, выкладывай, – наконец сказал Папыч.

– Илью сделали похожим на Ахилла внешне, но ведёт он себя совсем не как Ахилл, – вздохнул Ян. – Своим примером он должен вдохновлять целое войско, но о чем там говорить, если Илья даже убить толком не может? В битвах он ещё как-то справляется, но в поединке один на один только обезоружит противника – и всё. Мораль греческой армии падает, и если так дальше дело пойдёт, они просто развернутся и уплывут. И даже если ускорить поединок с Гектором, всё равно мораль войска поднять не получится, ведь убить принца Илья, во-первых, просто не сможет, Гектор слишком хорош, а во-вторых, даже если бы и смог – я ему про техасский коктейль уже говорил – он не захочет…