Оборотни в погонах
Шрифт:
– На первый раз ты прощен, дядя, – заявил ему Стас. – Ну а вообще надо поаккуратнее с мордобоем. Это ведь Москва, а не деревня, здесь разные люди шастают, и надо смотреть, на кого руку поднимаешь. Сегодня ты на доброго полковника милиции нарвался, а завтра так же, по дурке, можешь злого киллера повстречать, приняв его за лоха.
– Мужики, извиняйте, правда ведь, не допер сразу, – смахнув кровь с разбитой губищи, пролепетал Микола. – К нему же тут один сброд ходил, вот я и принял вас за…
– Ладно, ладно, – поспешно похлопал его по плечу Крячко и добавил: – Ну а в целом линия на гигиену правильная, одобряю.
Микола кивнул, так не поняв до конца, как ему теперь себя вести в отношениях с соседом Лавриковым.
Уже садясь в машину, Гуров улыбнулся и спросил Стаса:
– Ну как челюсть? Жевать-то сможешь?
– Если надо, я и загрызть смогу кого угодно. Моя челюсть и не такие наезды выдерживала. А этот урод толстопузый нас в старики записал, надо было ему еще по репе настучать за это. Кстати, а почему ты его головой-то в пузо боднул? Что за странная техника драки?
– Стас, да какая там техника драки, – отмахнулся Гуров. – Нам главное противника нейтрализовать и задержать, а там уж как получится. Сегодня получилось головой его обездвижить, завтра другой частью тела, мне все равно – главное, чтобы был эффект.
Крячко с удивлением смотрел на друга, никак не комментируя сказанное. Гуров же, помолчав секунду-другую, произнес, на сей раз уже смущенно:
– Если честно, то я не был уверен, что смогу его кулаком пробить. Больно уж здоровым он мне показался, вот я и решил его сначала удивить, а потом понадежнее действовать. Не знаю, может, старею уже.
Крячко тяжело вздохнул и, отвернувшись от Гурова, повернул ключ зажигания и завел двигатель машины.
– Лева, – печально обратился он к Гурову, – с такими мыслями у тебя скоро не только руки, но и другие части тела работать нормально перестанут.
Уловив многозначительность в словах Крячко, Гуров насупился и замолчал. Однако молчание длилось недолго, прервал его Стас, желая вывести друга из глубокой задумчивости.
– О чем задумался, полковник? – начал он веселым тоном. – Не переживай, мы еще покажем с лучшей стороны все свои части тела.
– Завтра же и начнем, – задумчиво ответил ему Гуров. – Только для большей эффективности работы нам надо будет разделиться. Я завтра с утра поеду на Павелецкий вокзал, а ты двинешься гораздо дальше.
– Не понял, – насторожился Крячко. – Ты, значит, решил послать меня куда подальше и мне заранее ничего об этом не сказал?
– Я это только сейчас решил, – спокойно ответил Гуров. – Где, ты говоришь, сидит этот лейтенант, неудачно торговавший конфискованными стволами? Кажется, в Мордовии?
– Лева, это жестоко, – категорично заявил Стас. – И это все из-за неудачной шутки в твой адрес?
– Ты уже не мальчик, должен знать, как шутить с непосредственным начальством, – равнодушным тоном поучал Гуров друга. – Ну а если серьезно, то у нас практически нет пока никаких стоящих зацепок, и надо использовать по максимуму хотя бы все то, что есть. Съезди поговори с этим сидельцем, пообещай ему что-нибудь, может, он тебе что-то и скажет полезное для нас.
– Что он там скажет? – возмущенно махнул рукой Крячко. – Ты сам-то хоть представляешь, что именно мне надо оттуда привезти?
– Если честно, то не очень, – устало вздохнул Гуров. – Может быть, фамилию,
может, если повезет, то и адрес. Но пустой не возвращайся. Шутник, блин!..Лаврик не подвел. Как и было условлено, с девяти утра он уже стоял в переходе от метро Павелецкая к вокзалу и… работал.
Свою работу Лаврик действительно исполнял с незаурядной творческой фантазией. На лице его, несомненно, был наложен грим, оно приобрело большой синяк под глазом и густой землистый цвет. Взгляд был потухший и одновременно печально-задумчивый. Выражение лица ясно показывало, что этот усталый мудрый человек оказался не в силах перенести свалившиеся на него жизненные коллизии. Этому образу соответствовала и одежда – рваная и изношенная, но в далеком прошлом солидная и дорогая.
Гуров, глядя на Лаврикова, подумал, что бывший артист имел право на этот небольшой маскарад, поскольку в этом образе сосредоточились и были доведены до некоего абсурда его собственные жизнь и судьба, конечно, с поправкой на то, что при этом Лавриков решил заработать на своих несчастьях.
Он сидел, прислонившись к стене, недалеко от лотка с газетами. Перед собой артист поставил небольшую картонную коробочку, в которую периодически лазил для того, чтобы малозаметным жестом изъять купюры покрупнее, опущенные туда особо сердобольными прохожими, оставляя в копилке лишь мелочь.
То, что Лаврик сидел, было условным знаком, о котором они договорились накануне. При появлении в зоне видимости Кирпича Лаврик должен был бы встать.
Гуров провел в ожидании почти час. За это время он погулял по переходу осмотрев ассортимент почти всех киосков и книжных лотков. Сыщик купил газету и принялся ее читать, отойдя подальше от Лаврика, но не теряя его из вида, когда вдруг заметил краем глаза, что этот суперагент медленно поднялся.
Гуров свернул газету и направился к Лаврикову, остановившись у картонной копилки, наклонился, чтобы положить туда купюру. В этот момент Лаврик тоже присел и прошептал:
– Высокий мужчина в верблюжьем пальто бежевого цвета. Стоит у ларька с кожгалантереей. У него на левой руке толстая печатка. Джип его, кажется белый «Ниссан», как я вам говорил, должен стоять у спуска в переход.
Гуров молча кивнул и отошел от информатора.
Кирпича он заметил сразу, тот вышел из киоска кожгалантереи и направился в сторону Гурова. Сыщик отвернулся и, когда тот проследовал мимо с озабоченным видом, двинулся за ним.
Через минуту они вышли из перехода, и Кирпич направился к своему джипу, который с радостным звуком мигнул ему габаритами. В тот момент, когда Кирпич уже уселся за руль, Гуров открыл пассажирскую дверцу и бесцеремонно сел в машину.
– Ты что, дед, попутался, что ли? – с недоумением заявил Кирпич, увидев, как высокий пожилой мужчина в потертом пальтишке садится к нему в машину. – А ну пошел на…
– Закрой рот, Кирпич, и сиди тихо, – резко оборвал его Гуров и сунул руку во внутренний карман пальто.
Заметив этот жест незнакомца, Кирпич вздрогнул. Его поразила нехорошая догадка, и круглое полное лицо вмиг приобрело меловой оттенок, а глаза расширились от ужаса.
– Да не пугайся ты так, милый, я не мокрушник, как ты подумал, я из органов, – рассмеявшись, успокоил его Гуров и, достав из кармана удостоверение, раскрыл его перед собеседником.