Оборванные нити. Том 1

— Я же тебе ясно сказал — асфиксия мягким предметом, а не рукой, какие там следы? Никаких следов не остается.

— Как это — не остается? Ты кожу «маской» снимал?

На этот раз Георгий смотрел на Сергея как на инопланетянина.

— Чего? Какой «маской»? Ты о чем?

— А ты не знаешь, что при вскрытии трупа ребенка нужно кожу с лица снимать «маской» и послойно исследовать? Тебе никто об этом не говорил? Или ты благополучно забыл о том, что вскрытие трупа взрослого и вскрытие трупа младенца проводятся по разным методикам? — Саблин повысил голос и едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. Халтуры и безграмотности он не терпел и моментально впадал в ярость, сталкиваясь с их проявлениями.

Георгий вытащил из шкафа коробочку с пакетиками чая, положил два пакетика в свою чашку и со стуком поставил ее на стоящий возле окна в углу комнаты низкий столик Потом подошел вплотную к столу Саблина.

— Знаешь что, друг ситный, я в экспертизе четвертый год, и не тебе меня учить. Я вскрываю так, как вскрываю. А если ты такой умный, то иди и сам снимай кожу с лица «маской» у грудного ребенка. А я постою рядом и посмотрю, как ты это будешь делать. И самое главное — что ты будешь делать после этого, как спать будешь, как есть, как с женой трахаться, как дочку свою целовать. У нас любителей вскрывать детские трупы отродясь не водилось, от этой работы все бегут как от чумы и стараются сделать побыстрее, чтобы головой не тронуться. Но ежели ты за свою голову спокоен, я с удовольствием пойду к Куприянову и скажу, что ты убедительно просишь все детские трупы расписывать тебе. Хочешь? Всеволод Маркович будет счастлив, что у него в подчинении, наконец, начал работать клинический идиот.

Всеволод Маркович Куприянов был заведующим отделением экспертизы трупов в Московском Городском Бюро судебно-медицинской экспертизы. Если проще и короче — заведующий танатологией. А за глаза, среди подчиненных, — Куприян.

Сергей понял, что еще чуть-чуть — и он ударит Гошу. Причем ударит больно. И кончится все это плохо.

— Хочу, — сквозь зубы процедил он. — Иди к Куприяну и скажи ему все, что считаешь нужным. А пока ты не пошел и не сказал, пока труп ребенка расписан не мне, а тебе, поделись-ка опытом: как ты сейчас собираешься обосновывать асфиксию, если ты толком исследование не провел?

Гоша с облегчением принялся пить чай, настороженно посматривая на Сергея. Похоже, намерение Саблина устроить мордобой было очевидно и для Телеша, и он тихо радовался, что конфликт потихоньку угасает без физических травм.

— Да я и не собираюсь ничего такого обосновывать, — он старался говорить мирно, но голос предательски подрагивал от напряжения, и Саблин понял, что Гоша затаил злобу и прощать настырного коллегу не намерен. — Асфиксию ставить не буду, поставлю СВДС — и никаких проблем. Все так делают.

До самого вечера Сергей пытался взять себя в руки, успокоиться и понять, с чего вдруг он так вызверился на Георгия Телеша. В памяти всплыла старая история, имевшая место еще тогда, когда он после окончания школы и провала при поступлении в институт работал санитаром в реанимации.

…Женщина, отравившаяся зоокумарином, поступила и скончалась во время Серегиного дежурства. Дежуривший в этот день в одной с ним смене пятикурсник, тот самый, который рассказывал всякие ужасы про работу судебных медиков, подрабатывал еще и фельдшером на «Скорой», и когда женщину еще только доставили, сначала охнул недоверчиво, потом глянул документы и покачал головой:

— Вот же бывают в жизни совпадения! Я ведь две недели назад к ней домой выезжал на смерть ребенка.

— А что там случилось? — с любопытством спросил Серега, которому все было интересно.

Пятикурсник рассказал, что когда приехала «Скорая», четырехмесячный малыш лежал на диване, на спине, абсолютно чистый, без признаков жизни, с частичным трупным окоченением. Врач констатировал, потом зафиксировал смерть ребенка и спросил мать, что случилось. Та, не вполне трезвая, начала сбивчиво рассказывать, что вечером все легли спать, малыш лежал в детской на нижнем ярусе двухъярусной кровати, на верхнем ярусе спал старший сынишка девяти лет, родители спали в другой комнате. Проснувшись утром, обнаружили, что ребенок лежит на полу в детской и не дышит. Мать схватила ребенка, перенесла его в другую комнату, положила на диван. Врач осмотрел тело и никаких видимых повреждений не обнаружил. В итоге поставил посмертный диагноз — «синдром внезапной детской смерти», вызвал опергруппу, дождался работников милиции и убыл, оставив им сигнальный лист.

Прошло дней десять, и медбрата-пятикурсника, который выполнял в тот день функции фельдшера линейной педиатрической бригады «Скорой помощи», вызвали к следователю. Врача, как оказалось, вызывали накануне. Пятикурсник всю голову сломал, пытаясь догадаться, что у него будут спрашивать, а когда узнал — удивился еще больше, ведь неясные причины смерти младенцев редко у кого вызывали вопросы, тем более у работников прокуратуры. А вот у этого следователя, строгой худощавой женщины с недобрым лицом, вопросов оказалось немало, и несчастный фельдшер-медбрат весь взмок, описывая подробности событий десятидневной давности. Особенно следователя интересовало, как вели себя родители малыша, как выглядели, что говорили. Парень добросовестно рассказал все, что удалось вспомнить.

— И ты представляешь, что оказалось? — Его глаза горели от возбуждения. — Эта идиотка отправила мужа на работу в ночь, а сама пригласила подругу и уселась с ней водочку кушать. Начали где-то часов в десять вечера, детей уложили — и давай квасить. А малыш проснулся и начал плакать и кричать. Ну, мамашке-пьянице это не понравилось, ей ведь о мужиках да о сериалах поговорить хочется с задушевной подружкой, а тут ребенок орет, сосредоточиться на сплетнях не дает. Она его на руках поносила-поносила, тот не успокаивается, так она разозлилась, рот ему рукой зажала и орет: «Да заткнешься ты когда-нибудь, выродок!» Малыш затих, мать обрадовалась, положила его в комнате на диван и давай дальше на кухне водку пьянствовать. На рассвете подруга все-таки ушла, а мамашка прилегла поспать на диване. А там ребенок лежит, прямо посередине, лечь мешает. Она его и подвинула чуток. И уснула. Даже не заметила, что малыш не реагирует, не просыпается. Когда муж с ночной смены вернулся, то обнаружил жену слегка проспавшейся и несколько нетрезвой, а ребенка — мертвым. Она мужу-то ничего не сказала про то, что закрывала сынишке рот рукой, чтобы он ей не мешал радоваться жизни, наврала, что он упал со своей кровати, она его нашла, подняла и на диван перенесла, а так как была сонная, то не разобралась, когда ребеночек помер, то ли после того, как она его на диван уложила и уснула, то ли раньше, когда с кровати упал. Муж поверил. Вызвали «Скорую», нам все то же самое рассказали. Наверное, ментам, когда те приехали, слово в слово повторили. А потом правда вскрылась. Во как бывает!

Семнадцатилетний Серега с замиранием сердца слушал эту невероятную историю. Надо же, ведь преступление могло остаться не то что нераскрытым — о нем никто и не узнал бы, если бы не нашелся человек, который решил заглянуть чуть поглубже и разобраться в том, что произошло. И все считали бы, что ребенок умер сам по себе. Именно так объяснил пятикурсник неопытному Сереге смысл термина «синдром внезапной детской смерти».

— Так что, ты думаешь, мать поняла, что ее посадят, и с перепугу отравилась зоокумарином? — спросил Серега.

Тот посмотрел на младшего товарища снисходительно и ответил:

— Да протрезвела она. И поняла, что натворила. Собственного ребенка — собственными руками. Как жить-то после этого?

— А если бы она не отравилась, — настырно продолжал спрашивать Сергей, — ее надолго посадили бы?

— Надолго, — авторитетно заявил пятикурсник. — Это уж будь спокоен. И на зоне ей бы жизни не дали, бабы-зэчки таких вещей не прощают.

Еще несколько дней после этого разговора Серега, глядя на идущих по улицам молодых женщин, многие из которых счастливо улыбались, думал о том, что мать-убийца точно так же ходила бы сейчас по улицам, ездила в трамвае, ходила в магазины, покупала себе одежду, смотрелась в зеркало… Она жила бы так же, как все. Если бы не нашелся человек, который поставил под сомнение загадочную аббревиатуру «СВДС»…

Телеш свою угрозу выполнил, уже на следующий день все танатологическое отделение знало о том, что Сергей Михайлович Саблин считает себя крупным специалистом в деле вскрытия трупов маленьких детей, а еще через несколько дней на планерке Всеволод Маркович Куприянов расписал Сергею труп ребенка со словами:

— Отныне, коллега, все детские трупы — ваши. Вы этого хотели — вы это получили. И за это вам низкий поклон и горячая благодарность от всего нашего коллектива.

Послышались смешки, на Саблина кидали и сочувственные, и ехидные, и насмешливые взгляды. Вскрывать детские трупы не хотел никто.