Обострение

Иван Палыч сел, отхлебнул горячего чаю. Удивленно приподнял брови.

— С коньяком?

— Только чтобы кровь разогнать, Иван Палыч. И согреться. Но если не одобряешь, то я тебе обычного…

— Нет уж! — улыбнулся доктор. — Какой дали — такой и буду пить!

— Это правильно!

Некоторое время пили чай, потом Гробовский сказал:

— А что, Иван Палыч, помощница твоя домой ушла?

— Аглая что ли?

— Да, она самая. Вроде ее же сегодня смена.

— Домой отпустил ее. Мне реакцию нужно смотреть в лаборатории — высев сделал бактерий, контроль нужен. А что?

— Да, так, просто… — отмахнулся Гробовский. — Просто спросил.

— Алексей Николаич, я вот что тут подумал. Сильвестр скользкий, как угорь. Отпечатки — это конечно хорошо. И если они совпадут, то дело выгорит. А если нет? Если не получится с отпечатками? Мало ли — стерлись, размазались. А суду нужны доказательства, железные, чтоб не отвертелся. Надо поймать его за продажей морфина, с поличным, чтоб ни уезд, ни связи не спасли. Мне просто за Андрюшку тревожно. Как бы этот Сильвестр парня не угробил.

— Верно, Иван Палыч, говоришь. Поймать с поличным — это идеально. Подловить его в трактире, где он Субботину склянки толкает, или у лабаза, где спирт прячет. Но как? Нужен свидетель, а лучше — вещдок, что в суде засияет, как штык на солнце. Понимаешь?

Артём замер, глаза вдруг загорелись. Улыбнувшись, он с лёгкой хитринкой произнес:

— Вещдок, говоришь? А что, Алексей Николаич, если тайную слежку устроить и Сильвестра сфотографировать? Как тебе такой вещдок? Прямо за преступлением — с морфином, с деньгами, с Субботиным. Фотография — козырь, от неё не отвертишься, суду яснее некуда.

Гробовский вскинул брови.

— Сфотографировать? Иван Палыч, ты что, в синематографе? Где я тебе фотографа выпишу? Это ж дорогое дело — аппарат, пластинки, мастер, что не сплошает. В отделе знаешь какая очередь на них? Да мне бумаг придется заполнять столько, чтобы выписать его. И еще месяц потом ждать, — он замотал головой. — Нет, не получится.

Доктор улыбнулся шире.

— А и не нужно никого выписывать. У нас в селе свой фотограф есть! Батюшка Николай, что на велосипеде зимой носится. Он камерой балуется, снимки делает — церковь, крестины, даже Аглаю раз щёлкнул. Поговорим с ним, попросим. Думаю, не откажет. Да и мы рядом будем, в случае чего.

Гробовский задумался.

— А что? — словно пробуя на вкус эту идею, произнес он. — Будь у нас фотография, да отпечатки в придачу — тогда Сильвестру точно не отвертеться! Отличная идея, Иван Палыч! Молодец! А что, братец, давай еще по рюмочке чая за это дело?

* * *

Когда Иван Палыч вернулся со второго ночного обхода, Гробовский уже мирно спал в кресле, свернувшись калачиком. Доктор не стал его беспокоить и решил сходить в лабораторию проверить как протекает процесс вызревания.

В кладовой было душно. Температуру держали нужную — 37°C. Стол походил на алтарь — на нем, словно подношения богу врачевателей, разместились склянки, мензурки и чашки с агаром.

Прикрыв дверь, доктор зажёг спиртовку, голубое пламя дрогнуло, осветив тетрадку с расчётами.

Артём вытер руки спиртом, взял чашку с агаром, внимательно осмотрел. На питательной среде появились темные точки — уже хорошо.

— Та-ак-с… — протянул он.

И затаив дыхание, приготовил срез. Потом капнул на склянку йод, закрепил под микроскопом и, склонившись, приник к окуляру. Нахмурился. Сердце забилось быстрее.

— Что за черт?..

Никаких нужных колоний, ни единой клетки Salmonella typhi — лишь мёртвые пятна.

Доктор сменил чашку, другую, третью. Но и там ничего не было.

— Но как же так… Постой…

Он вновь осмотрел все три чашки. Пусто.

Что-то было не так — температура, раствор, концентрация. Но ведь все по расчетам! Доктор глянул на тетрадку. Может, загрязнение? Спирт плохого качества? Температура скакала?

Иван Палыч, отшатнувшись, сжал кулаки.

— Твою мать!

Вакцина, что должна была спасти Зарное, не получалась. Неужели ничего не выйдет?

Черная как могила ночь зашептала сквозняком: «Спасения нет». И словно услышав это в изоляторе застонали больные.

Глава 8

Что было делать с вакциной? Конечно, начинать все сначала. Ехать в город, купить все, и самое главное — подумать, порассуждать и, если выйдет, понять — что могло привести к неудаче? Понять — самое трудное. Вполне может быть, с первого раза и не удастся.

Озабоченный больничным делами, доктор как-то слегка позабыл о происках врагов, точнее — главного врага, Сильвестра, или кто он там был? А забывать не следовало!

Об этом не уставал напоминать Гробовский. Алексей Николаевич нынче что-то зачастил в больничку, являлся каждый день, а то и пару раз — утром и вечером. Выходит, да — взялся за безопасность Иван Палыча рьяно!

Тайно вызванный из города агент охранки (точнее сказать — «стукач») Яким Гвоздиков взялся за выполнение задания столь же рьяно, и каждый день «заседал» в трактире. Верно, и спился бы, кабы деньги большие были. Да и куратора своего парень откровенно побаивался. С поручиком они встречались в самых разных местах, так, чтобы ни о кого из деревенских не возникло и тени подозрений.

Но, пока было пусто, если не считать шайку заезжих карточных шулеров, сданных с потрохами приставу. Лаврентьев был весьма рад, и даже получил поощрение от начальства. Перепало и секретному агенту — Алексей Николаевич все же выдал ему небольшую премию. Ну, а как? Гвоздиков использовался «втёмную», выявлять и «сдавать» разного рода жуликов — и есть его прямое дело. Все это, конечно, было хорошо… но вот, о Сильвестре пока больше ничего толком не узнали. Хитрый был черт, крученый!

Что же касаемо убийства мотоциклиста, то пристав поручил это дело своему помощнику, уряднику Прохору Денькову, молодому — лет двадцати — парню, недавно списанному с Западного фронта под командованием генерала Эверта по причине ранения. Насколько понимал Иван Палыч — осколок сильно повреди суставы и связки левой ноги, Прохор сильно хромал, подволакивал ногу, и в здешних условиях ничего с этим поделать было нельзя. Хорошо, хоть еще нога осталась! Зато в седле урядник держался отлично, еще бы — из казаков! Да и вообще, парень видный, горячий — чубатый брюнет с усиками. Красивый, как с фронтовой открытки! Квартировал он у одной вдовушки в Заречье, владел гнедым красавцем-конём Арнольдом и шашкой. В следственно-розыскном деле, само собой, пока что ни черта не смыслил, однако, энергию имел завидную. Не мешала и хромота… Хоть такой помощник, и то хорошо. Лаврентьев учил его, как мог, и Алексей Николаевич кое-что подсказывал.

Алексей Николаевич…

В этот раз поручик заглянул в больничку днем, ближе к обеду — доктор как раз заполнял журнал.

Вошел, поздоровался.

— Ну, как Иван Палыч? Спокойно все?

— Да какое там! — раздраженно отмахнулся врач. — С вакциной-то… Сами знаете…

— Ну да, ну да… А что-то я Аглаю не вижу?

— Так теперь к вечеру только придет. На ночное дежурство.

— К вечеру… так-так… Ну, я это… пойду… Да! — уже поднявшись на ноги, Алексей Николаевич оглянулся и понизил голос. — Помните, насчет Сильвестра? Мы еще священника хотели привлечь… с фотоаппаратом. Где бы его лучше повстречать? Ну, чтобы без лишних ушей? В церкви-то, знаете, и дьячок, и старушки…