Обострение
Шрифт:
Вот это было здорово! Славно прямо. Надо же — два таких важных дела, и оба, наконец, благополучно сладились! Бывает и такое, однако, редковато, да.
Никодим починил машину быстро, прямо в присутствии доктора. Поставил жиклер, дернул кикстартер… Завелся! Мотор заурчал довольно и сыто.
— Ну, Иван Палыч — держи своего железного коня!
— Ох… не знаю, как и благодарить даже.
— Пустое! За ремонт — два сорок.
С каким наслаждением доктор вылетел на дорогу! Покатил, обгоняя крестьянские сани, сделал круг по площади. Завидев мотоциклет,
Ну, с мотоциклом теперь… Теперь и в Рябиновку и в Заречье — быстро, и в город — на раз-два. Ни от какого поезда зависеть не надо. Эх!
Ближе к вечеру Иван Палыч расспросил «дежурного по лаборатории» Андрюшку. Осторожно, все про Сильвестра — что он, да как. Как пояснил Гробовский, дело по поводу аферы с морфием еще можно было потянуть месяц, другой… А уж тогда нужно было что-то предъявлять подозреваемому. Как выразился господин поручик — нарыть!
Что ж — этим ведь и занимались.
— Дак я стараюсь к нему не заходить, — засопел Андрюшка. — Он и сам в последнее время не сильно-то и зовет… Ране-то, бывало, то обедом покормит, то пряник даст, то вообще — монпансье коробку! Ныне — не то. Видимо, печать забрал — и все. Не нужен я ему.
Сию информацию уже вечером доктор предоставил специалисту — Гробовскому. На этот раз в доме у пристава не встречались, поручик сам зашел в больничку — якобы на прием.
— Говоришь, не зовет? — усевшись за стол, визитер позвенел ложкой в стакане. Аглаюшка постаралась — заварила чай. — Интере-есно… Верно, почуял что-то, насторожился. У таких типов, Иван, чуйка — что у дикого зверя! Уж поверь — сталкивался.
Поведя плечом, Гробовский потянулся к калиткам.
— А вкусные пирожки! Кто печет?
— Санитарка наша… Аглая…
— А-а… Это та, с веснушками такая?
— Она.
— Ничего такая, — как-то немного смущенно кивнул Гробовский. И тут же переключился на другое. — Ответа на мой запрос так пока что и нету… — поставив стакан, посетовал агент. — Хотя ведь — телеграфом… Быстро б должно. Или, может, не туда послал. То, что он «Иван из Москвы» — это ведь только по слухам… А ведь не худо бы личность установить! Проявить, так сказать, истинное лицо…
— Да уж…
Доктор согласно кивнул, потянулся, и едва слышно, себе под нос, пробормотал:
— Вот бы у нас… там — сняли бы незаметненько отпечатки пальцев и… Увы, здесь ни об антибиотиках, ни о дактилоскопии и слыхом не слышали…
— Это о чем это мы не слышали? — обиженно дернулся поручик. — О дактилоскопии, что ли? Ну, Иван Палыч, темный ты человек, а еще доктор! Если хочешь знать, система-то еще, дай Бог памяти, лет десять назад введена! При тюремном управлении центральное дактилоскопическое бюро создано! А ты говоришь… Ну, верно, помнишь, то нашумевшее дело, убийство провизора Вайсброда? Преступник отпечаток большого пальца оставил — по нему и нашли, и осудили! Лет пять назад, может, чуть меньше… Во всех газетах писали. Впрочем, ты тогда совсем еще молодой был… А, кстати, молодец!
Гробовский вдруг хлопнул себя по лбу:
— И как же я сам-то не подумал, забыл? Ведь, ежели Сильвестр когда-то отбывал срок — его пальчики в центральном бюро
имеются! Наверняка! Вот и сравним…— Алексей Николаич! Отпечатки-то еще снять надо… и незаметно!
— Снимем, дело техники… Поднапрягу кой-кого…
— Да и у меня, может быть, выйдет…
— Ох, Иван… — поручик погрозил доктору пальцем. — Занимался бы лучше больницей! В опаснейшее ведь дело влез.
С «пальчиками» помогла Анна Львовна. Просто зашла в трактир — купить конфет.
По просьбе доктора…
— Ох, какие люди! — заулыбался за прилавком Сильвестр. — Прошу, прошу, мадемуазель! Чего изволите-с?
— У вас есть французские конфеты? Или там, леденцы.
— О, конечно же, мадемуазель! Вот, выбирайте.
— Тогда мне вот эту бонбоньерку. И… можете красиво завернуть? Мне для подарка. Подруге…
— Можем ли мы красиво завернуть? О! Мы все можем!
Объяснение с учительницей по поводу конфет Иван Палыч оставил на потом. Сейчас нужно было действовать быстро!
Для начала — доложить все Гробовскому. Тот должен зайти… Да вот же он, кажется…
Запахнув шинель, поручик и сам уже оглянулся на треск мотоцикла.
— О, господин доктор! А я как раз к вам…
Доктор заглушил двигатель.
— Так и идемте же. Нельзя пропускать процедуры!
Доклад о взятии отпечатков произвел на поручика сильное впечатление.
— Бонбоньерка, говорите? Завернуть! Сам, собственным руками… Ну, Анна Львовна, хитра-а… Вернее, это ты, Иван Палыч — хитрец. Та-ак… Теперь — время. В город, часом, сегодня не собираетесь?
— Да за бензином надо бы… А то уже…
— Вот и отлично! Завезете бонбоньерку знакомому уже вам господину… Адрес помните?
— Ну да.
Вынырнув из-за угла, рядом вдруг остановились обычные крестьянские сани. Спрыгнул с соломы длинноволосый человек лет тридцати пяти, в форменной шинели министерства путей сообщения:
— Иван Павлович! Господин доктор… А я к вам!
— Господин Марков?! Викентий Андреевич, — доктор узнал станционного телеграфиста. — Что? У вас на стации что-то случилось? Поездом кого-то переехало?
— Ох, господин доктор, не шутите так! Случилось. Даме одной плохо. С проходящего поезда!
— Ну что ж, поглядим… Прыгайте на багажник! Да крепче держитесь — едем! А с вами, господин Гробовский — до завтрашних процедур.
И снова рев двигателя. И ветер в лицо! А в душе — песня:
— Я свободен, словно птица в небесах!
Слава Богу, ничего страшного на станции не оказалось. У пожилой дамы оказалась обычная мигрень. Могли бы и сами, на станции, справиться — нюхательная соль, нашатырный спирт, камфора в станционной аптечке имелись.
Ну, вышло, как вышло…
Быстро приведя даму в порядок, Иван Палыч завел мотоцикл и ходко покатил в город, старясь держаться наезженного санями следа.
Наступившее утро выдалось снежным и серым. Пахло вчерашним щами и новенькой амуницией, недавно полученной становым. Гробовский как раз разливал чай, когда кто-то заколотил в ворота. Послышался истошный крик.
— Полиция! Господин пристав!
— Случилось что? — встрепенулся, вскочил Лаврентьев.